почувствовал себя одновременно виноватым и неспособным что-то сделать, чтобы исправить.
Серьги больше не притащишь. «Ты меня бесишь» больше не отделаешься.
Это уже не «проебался», это уже предал.
Костю никогда не трогали слезы. Ни женские, ни детские, ни мужские. Он видел все варианты. Его слезливо просили. Его пытались расчувствовать. От физической боли перед ним тоже плакали. Часто это было действительно искренне. Но ни разу не дернуло за хоть какую-то струну. Так же, как когда-то любопытно было препарировать, будто лягушонка, влюбленность Агаты, ему всегда забавно было наблюдать за плачущими людьми.
Но та ночь стала для Кости по-настоящему во всем особенной. Исключительно откровенной.
Они с Замочком могли заниматься сексом как-угодно, она могла стонать, кричать, извиваться, терять контроль, шептать бессвязно, но только увидев, как отчаянно Агата рыдает от душевной боли, им причиненной, он понял, насколько важен был для нее.
Тогда Костя сам оказался у нее под кожей. Он сам будто заболел.
Казавшееся ему параллельным, на самом деле пересекло Агате сердце таким же порезом, как кто-то когда-то рассек её щеку.
Что сказать или сделать Костя не знал. Первые несколько минут, выйдя из ванной, бесился даже, потом, когда попыталась угрожать, почувствовал разочарование, а дальше разом схлынуло всё из привычного.
Остались только её боль и собственное тупое бессилие.
Максимально несвойствые и непонятные для Кости чувства.
Он ушел, будто мешком по башке долбанули.
Он правда думал, что это финал. Вот такой несуразный.
Поначалу не чувствовал ничего, кроме нытья в груди. Постоянного, но терпимого. Он тоже ведь понимал, что рано или поздно игра закончится. Просто не сомневался, что по его инициативе. Не потому, что самомнение такое. Скорее опыт и интуиция. А получилось…
Что порвала она. Виновник он. И отмахнуться не получается.
То, что поначалу просто поднывало, начинает будить её воображаемыми слезами, превращаясь из царапины в гангрену. Температура растет. Воспаление распространяется по организму с кровью, доставляя мучительную боль уже ему.
И снова бесит… Но уже то, что у неё, наверное, наоборот. Случилась вспышка, а потом с каждым днем становилось легче. А у него нет. Потеря сна и способности концентрироваться. Отторжение себя и людей, которые со всем этим связаны.
Попытки понять, какого хера он вот о таком-то не подумал… Попытки понять, какого хера он должен был думать о таком…
Костя знал, что нужно делать в теории. Забить. Нахуй. Болт. Смириться.
А вместо этого…
Возвращался мыслями в квартирку. Думал, как бы вернуться в неё не мыслями. Злился-злился-злился.
На себя. На маленькую заразу, которая тихой сапой пробралась слишком глубоко. Которая приучила к себе. Приручила собой.
Данное которой слово он-то держал. Но говорить об этом — бессмысленно. Потому что ей нужно было больше, чем просто чтобы не трахал других.
А ему нужно больше теперь. Не просто эксклюзивный вход за семь замков. Не просто согласная всегда и на всё человечка.
Вкус потери поменял значение. Это перестало быть развлечением. Это стало условием существования. Жизненной необходимостью.
Достаточно сильной, чтобы снова появиться на её пороге. Лишить выбора её, сделав свой.
Его никто и никогда не любил. Он не думал даже, что это возможно. А получив… Просрал. Но всё поправимо, если Косте очень хочется…
В чем ценность продолжать имитировать с другой то, что с Агатой можно реально получить? Они совпали. Они влюбились. Они дурные, но вдвоем им слишком хорошо. Они уже слишком близко. С другой вот так не будет. Ни с этой, ни со следующей. Ни с одной не будет…
Он не советовался ни с Полиной, ни с Гаврилой. Просто поставил перед фактом, что планы меняются.
Первая восприняла стойко. Наверное, этого и ждала. Второй долго смотрел, но ничего не сказал. Слишком обязан… А может даже отчасти его понимает. По-дружески.
Сам же сказал когда-то, что если Косте очень не повезет… Косте, кажется, не повезло.
Достаточно, чтобы похерить договоренности и планы. Вернуть Агату любой ценой.
Для себя любой… И для нее любой.
Понимал ли, что делает с ней? Конечно.
Понимал ли, что она не воспримет? Конечно.
Но без неё Косте стало невыносимо. А по-нормальному у них не было шансов. Слишком Агата гордая. И слишком неправдоподобно прозвучало бы любое его объяснение. Да и слишком он не умеет объясняться. Слишком не может ждать. Надеяться на случай или её прощение не может. При наличие выбора она не простит. Поэтому вот так…
В стиле Кости. А дальше разберутся.
* * *
Костя прошел по дорожке до дома, поднялся по ступенькам, оказался внутри…
Здесь снова было прохладно и тихо.
Окна снова не горели. Дом снова будто вымер. Но он-то знал, что на втором этаже бурлит жизнь в максимальной концентрации. Там, где живет девочка за семью замками, упрямо готовая воевать до победного.
Она хочет свободы. Он не готов её дать в достаточном объеме.
Правда ведь пробовал… И абсолютно не понравилось.
Раньше, попав в дом, Костя часто проводил время на первом. Доставал виски, звонил Агате. Мог не звонить, но все равно немного думать.
Теперь же всё было одновременно проще и сложнее.
Он пересек комнату, подошел к лестнице, обернулся, окидывая взглядом помещение, понимая, что Бой встречать не вышел…
Стал подниматься, расстегивая пиджак, ослабляя узел галстука.
Подошел к спальне с приоткрытой на щель дверью беззвучно. Это было странным, потому что Агата всегда закрывала.
Он открыл аккуратно, остановился в проеме, глянул с легким прищуром…
Агата спала. Лежала на животе, согнув одну ногу в колене, повернув голову к окну…
Так же, как любила еще там — в квартирке. Только вместо подушки под ее щекой часто оказывалось его плечо. И ногу она тоже забрасывала на него. Раньше её тянуло магнитом. Теперь как отталкивает.
Рука Агаты свисала с кровати, ладонь лежала на спине устроившейся здесь собаки.
Костя хмыкнул.
