Весь следующий день она была полна смирения. Но поняла, что ей нужно как можно скорее попасть в Вардёхюс. Она чуть не загнала хозяйскую лошадь, пустив ее галопом вверх по склону, вокруг озера, через кусты и пролески.
Лето благоухало, и все чувства саднили, как ожог.
Встретили меня стражи, обходящие город: «не видали ли вы того, которого любит душа моя?»
Но едва я отошла от них, как нашла того, которого любит душа моя; ухватилась за него и не отпустила его, доколе не привела его в дом матери моей и во внутренние комнаты родительницы моей.
Книга Песни Песней Соломона, 3:3, 4
В тот день, когда Мюллер договорился о Дининой поездке в Вардёхюс, задул жесткий юго-западный ветер. На море поднялось волнение.
Судам, не собиравшимся заходить в Тромсё, пришлось искать там убежища. Их собралось столько, что, перепрыгивая с палубы на палубу, можно было, как по суше, уйти далеко в море. Если бы не дождь!
На борту одной лодьи, идущей в Трондхейм, был пассажир, которому остановка в Тромсё была не с руки. У него были дела в других местах.
Он остановился в гостинице Людвигсена, чтобы избежать переполненных моряками домов для приезжих. На нем была широкополая фетровая шляпа и кожаные штаны. Получив номер, он предупредил, что не желает делить его ни с кем, и пошел в аптеку, чтобы купить средство от нарыва, — по дороге из Вардё у него начал нарывать палец.
Приезжий стоял и ждал, когда его обслужат. Колокольчик возвестил о приходе нового покупателя. Не поворачивая головы, приезжий понял, что вошла женщина.
Дождь прекратился, но ворвавшийся в дверь ветер сорвал у него с головы шляпу.
Это было 13 июля 1855 года, через три дня после того вечера, когда Дина за столом у Мюллеров увидала Любовь. Наверное, эти три дня были необходимы, чтобы исполнилось благословение епископши. Так или иначе, Дина подхватила шляпу Лео и с любопытством стала ее разглядывать.
Аптекарь бросился и захлопнул за Диной дверь. Заливался зажатый стенами колокольчик.
Глаза Лео блуждали по пальто Дины, как будто он не смел поднять их и увидеть ее лицо.
Оба затаили дыхание. Наконец их глаза встретились. Они стояли в двух шагах друг от друга.
Дина держала шляпу, словно щит. У Лео было такое лицо, будто он увидел летающую лошадь. И только когда аптекарь спросил. «Что вам угодно?» — Дина опомнилась и засмеялась, заливисто и свободно:
— Вот ваша шляпа! Добро пожаловать!
Шрам Лео выглядел бледным нарождающимся месяцем на коричневых небесах. Он протянул ей руку. Больше они не видели ничего вокруг. Рука была холодная. Дина провела указательным пальцем по его запястью.
Они вышли на ветер, так и не купив ни капель для матушки Карен, ни бинта с йодом для Лео. Приветливый аптекарь, открыв от изумления рот, слушал, как колокольчик провожает их своим звоном.
Дина и Лео шли по разрытой, грязной дороге. В нижней части улицы рабочие укладывали тротуар.
Сперва они молчали. Он взял ее руку и уже не отпускал. Потом наконец заговорил. Низким, красивым, завораживающим голосом. Этот голос отчетливо выговаривал каждое слово. Но всегда что-то утаивал.
Дина поскользнулась. Лео с трудом удержал ее, чтобы она не упала. Прижал к себе. Подол Дининой юбки полоскался в лужах, она не могла подобрать юбку, потому что придерживала рукой шляпу. Лео этого не замечал. Невидящими глазами он смотрел, как с каждым шагом грязь жадно цепляется за ее подол.
Они поднимались по склону. Наконец город и грязь ослабили свою хватку. Дину и Лео обступили поля и березовый лес. Они шли, удерживая шляпы. Но вот Дина опустила руку, и ее шляпой завладел ветер. Лео бросился за ней, однако не догнал. Они видели, как шляпа с развевающейся лентой летела на север. Красивое зрелище.
Лео водрузил Дине на голову свою большую черную шляпу и надвинул на самые глаза.
Внизу раскинулся город. Но Дина его не видела. Она видела только губы Лео, красные, с горькими темными складками вокруг. Обожженные солнцем.
Дина остановилась и положила руку ему на губы. Медленно провела пальцами по обожженным местам.
Он закрыл глаза, обеими руками удерживая на ее голове шляпу.
— Большое спасибо за подарки, которые прошлой весной привезла русская лодья! — сказала она.
— Как ноты? Тебе понравились? — спросил Лео, не открывая глаз.
— Да! Большое спасибо. Но ты не написал даже двух слов!
Он открыл глаза:
— Не мог…
— Откуда ты это послал?
— Из Тромсё.
— Ты был в Тромсё и не доехал до Рейнснеса?
— Не мог. Торопился в Финляндию.
— Зачем?
— Искал приключений.
— А в Рейнснесе ты их больше не ищешь?
Он негромко засмеялся, но не ответил. Его руки все еще лежали у нее на плечах. По-видимому, чтобы удерживать черную шляпу.
В конце концов он прижался к Дине, крепко и тяжело.
— Ты собирался приехать в Рейнснес?
— Да.
— И до сих пор собираешься?
Он долго смотрел на нее. Потом еще крепче прижал ее к себе вместе со шляпой:
— А там меня еще ждут?
— Думаю, да.
— Но ты не уверена?
— Нет!
— Почему ты так сурова, Дина? — прошептал он и приблизился к ее губам, словно боялся, что ветер унесет ее ответ.
— Так нужно. А вот ты жестокий человек. Обещаешь и обманываешь, не приезжаешь… Заставляешь ждать и томиться в неведении.
— Я послал подарки.
— Но даже не написал, от кого они!
— Тогда было нельзя.
— Может быть. Но это жестоко!
— Прости!
Рукой с нарывающим пальцем он поднял ее лицо за подбородок. И вдруг, смутившись своей грубой руки, опустил ее.
— Я была в тюрьме в Трондхейме и спрашивала о тебе. Там для тебя оставлено письмо.
— Когда это было? — Его слова унес ветер.
— Год назад. Я ездила в Берген… Ты не был в Бергене?
— Нет, я был на берегах Финнмарка и смотрел, как англичане играют с порохом.
— И тоже играл с порохом?
— Да, — честно ответил он.
— Ты хоть думал о чем-нибудь?
— Все время.
— О чем?
— Например, о Дине Грёнэльв.
— Думал, но не приехал.
— Да.
— У тебя были более важные дела?
— Да.
Она вдруг с яростью ущипнула его за щеку, потом поддала ногой камень так, что он попал Лео в щиколотку. В лице у него не дрогнул ни один мускул. Он только передвинул ногу. И, сняв шляпу с ее головы, надел на свою.
— По-моему, ты занимаешься какими-то темными делишками.
Она процедила это сквозь зубы, как судья, удивленный внезапным сопротивлением человека, которого собирался осудить. Лео долго испытующе смотрел на нее. И улыбался.
— Что же ты собираешься предпринять?
— Собираюсь все выяснить! — отрезала она. Неожиданно он начал читать стихотворение, которое переводил ей в последнюю ночь, когда был в Рейнснесе.