Приближался 1955 год. Почти через десять лет после того, как они станцевали впервые, он сделал ей предложение. Мерседес была чрезвычайно удивлена. Все это время она даже не догадывалась, что ее партнер был влюблен в нее. Она была совершенно потрясена. Это было как гром среди ясного неба. Она любила Хавьера, и только его, ее терзало непонятное чувство вины.
Кармен была несговорчива. Она уже три года была замужем и ждала второго ребенка.
— Ты должна посмотреть правде в глаза, Мерседес, — сказала она. — Неужели ты когда-нибудь встретишь Хавьера?
Вот уже более пяти лет Мерседес не осмеливалась задать себе этот вопрос.
— Если бы он был жив, ты бы обязательно узнала что-то о нем, разве не так?
Она знала, что, возможно, Кармен права. Хавьер знал адрес ее матери, и, если бы он был жив, Конча пересылала бы письма. Однако все это время ее терзали сомнения, что письма могли приходить на другой адрес и что мужчина, которого она так сильно любила, был жив.
— Я не знаю. Но я не должна бросать его.
— Ну, ты не должна терять вот этого также. Он находится здесь и сейчас, Мерседес. Это будет глупо с твоей стороны — позволить ему уйти.
В следующий раз, когда они танцевали, Мерседес попыталась взглянуть на партнера с другой стороны. Она всегда относилась к нему только как к брату, а не как к любимому человеку. Это когда-нибудь изменится?
Они сели пить чай. Мерседес почувствовала, что это подходящий момент. Им нужно было поговорить.
— Ты можешь обдумывать мое предложение столько, сколько тебе необходимо. Я буду ждать. Если понадобится, и двадцать пять лет, — сказал ее партнер по танцам.
Мерседес наблюдала за выражением его лица, когда он говорил. Оно излучало такое тепло и доброту, что молодая женщина удивилась, почему она не растаяла. Бледно-голубые глаза смотрели на нее, и она понимала, что он говорит искренне. В этом не было ошибки.
Ей понадобилось чуть меньше двадцати пяти лет, чтобы принять решение. В течение нескольких месяцев она поняла, что будет глупо потерять такого милого человека.
— Ты не ошибешься, если выйдешь за него, — настаивала Кармен. — Если вы так подходите друг другу на танцевальной площадке, представь…
— Кармен! — воскликнула Мерседес, краснея. — Что ты такое говоришь?!
Она написала матери о своей помолвке. Мерседес очень хотела, чтобы Конча приехала на свадьбу, но теперь мать уже была пожилой женщиной и боялась отправляться далеко. Не меньше она переживала из-за того, разрешат ли ей вернуться назад в Испанию после этого. Мерседес прекрасно понимала мать. За месяц до свадьбы из Гранады пришла посылка. Мерседес была заинтригована, увидев неровный почерк матери на коричневой бумаге и ряд марок с изображением головы Франко, почерневшей от франкировальной машины. У Мерседес тряслись руки, когда она отрезала веревку тупыми кухонными ножницами.
Это была белая кружевная мантилья, которую Конча надевала на собственную свадьбу. Сорок пять лет она лежала, упакованная в тонкую оберточную бумагу, и сохранилась, тогда как многие другие вещи были утеряны. Она была цела и невредима, разве что немного потемнела. Казалось чудом, что ее доставили в целости и сохранности. Под слой коричневой бумаги мама положила пакет, завернутый в местную газету «Эль Идеаль». Мерседес отогнула край, доставая мантилью. Газета была месячной или двухмесячной давности, но она взглянула на нее позже. От одного названия в животе все перевернулось.
Внутри было письмо от матери, а в конверте лежала недорогая золотая цепочка.
«Я также надевала ее на свою свадьбу, — писала Конча. — Моя мама подарила ее мне, а сейчас я отдаю ее тебе. Когда-то у меня был крестик, но я сняла его и, кажется, потеряла. Я думаю, ты знаешь, как я отношусь к церкви».
Мерседес огорчало не только отсутствие Кончи на свадьбе: ее не любили родители жениха. Мерседес была иностранкой, а некоторые люди тогда боялись чужеземцев, поскольку были убеждены, что они прибыли чуть ли не с другой планеты. Также не радовало их и то, что она на несколько лет старше их сына, но к тому времени, когда они стали мужем и женой, их мнение слегка изменилось.
Бракосочетание проходило в регистрационном бюро в Бекингеме. На невесте было простое облегающее хлопчатобумажное платье до колен с рукавами в три четверти, которое она сшила сама, а волосы были подобраны вверх в испанском стиле и украшены экстравагантной кружевной мантильей, ниспадающей до плеч. Кармен выступала свидетельницей, а большинство гостей были испанскими эмигрантами, которые так же, как и Мерседес, остались в Великобритании.
Виктор Сильвестер, великий вокалист музыкальной группы, много раз наблюдавший, как они танцуют, прислал телеграмму на адрес администратора местной гостиницы: «Счастливым молодоженам! Пусть ваш брак будет таким же идеальным, как танец!»
Мигель разобрал пачку писем почти до конца. Соня видела, что только один листок оставался у него в руке. Сейчас уже было за полночь, и Соня беспокоилась, что он слишком устал, чтобы продолжать. У истории Мерседес, если она на этом заканчивалась, был счастливый финал, и, скорее всего, она этим должна была удовольствоваться.
— Вы уверены, что не слишком устали? — тревожно спросила она.
— Нет, нет, — ответил он. — Я должен прочитать тебе вот это. Это последнее письмо, которое пришло спустя некоторое время после свадьбы.
Англия предоставила мне безопасное убежище, в котором я очень нуждалась. Я все еще иногда чувствую себя иностранкой, но здесь много добрых людей.
Безусловно, танцы сохранили мою душу, и делали это с тех пор, как я попала сюда. Казалось, что англичане представляют себе Испанию только так: женщины, танцующие в платьях со множеством оборок и щелкающие кастаньетами. Танцы не дают мне забыть о том, кто я есть, но иногда лучше об этом не вспоминать.
И конечно же, я стала счастливой благодаря прекрасному человеку, за которого вышла замуж. Я прямо сейчас могу сказать, что он младше меня, но у него доброе лицо, и он танцует, по выражению англичан, как Фред Астер. К тому же у него белокурые волосы и бледное лицо — он совершенно не похож на испанца. Я уверена, вам бы понравился…
Соня затаила дыхание. Она с трепетом ждала, когда будет произнесено имя.
…Джек.
Соня до крови укусила губу. Шея и грудь тряслись от невыплаканных слез. Она не хотела, чтобы Мигель увидел, какое впечатление произвело на нее письмо. Она не была уверена, что пришло время все объяснить. Ему еще немного осталось дочитать.
