– Ну что ж. – Зоя подошла к женщине поближе. – Посмотрите на меня хорошенько. Ни щупалец, ни острых зубов, кажется, не видно?
– Что я, Белозериха – выдумывать о людях, что у них щупальца есть? – неловко отмахнулась Люба.
– Тогда почему ваш сын представляет нас себе в виде чудовищ? Не вы ли наговорили ему, что все жители кондоминиума – жадные буржуи? Что же удивляться, что наши дети никак не могут договориться?
– Да я что, я не нарочно... В сердцах чего не скажешь, – пробормотала Люба. – По вашей-то Риточке не скажешь, что она в роскоши росла. Такая трудяга, а уж скромница-то! Да ведь все равно ваш муженек не допустит, чтобы она за Витю пошла. Что же нам обсуждать?
Зоя Петровна обняла Любу так, что ее холеная щека прижалась к морщинистому, рано увядшему лицу обитательницы поселка.
– А вот как раз это и обсуждать, – заговорщицки прошептала она. – Мы должны победить моего мужа дважды – один раз на торгах, а другой – устроив свадьбу детей.
– Ну не знаю я... – сомневалась Люба. – Как это – чтобы дочь да шла против отца?
– А если отец неправ? Если он такой же упрямый, как твой Виктор? Подумай, ведь наши мужики сами потом будут нас благодарить! Мой Геннадий совсем запутался с этим своим строительством. А твой сын собственными руками отталкивает счастье...
– Господи! – вдруг воскликнула Люба. – Зоя Петровна! Ты что же это, получается, сватьей моей станешь?
И обе женщины дружно рассмеялись.
– Чудеса, – бормотал Крушинин, растерянно бродя вокруг с коврижкой в руках. – Ругали мы, ругали этих Шерстневых... А они сами к нам навстречу идут, да еще и помогают... Ну бабы! Не понять мне их никогда!
Казалось, дело шло к чудесному примирению; но что-то, возможно, именно слишком гладкое завершение истории, тревожило Риту. «Не может быть все настолько хорошо, – промелькнула у девушки мысль. – Не сказка же это, в самом деле».
И опасения Риты оказались небеспочвенными. Уже и Люба зазвала будущих родственников к себе, и Крушинин, которого тоже позвали, чтобы не обижать старика, успел сбегать в магазин и купить бутылку «шикарного», по его мнению, бренди, а Виктора, за которым Люба послала пробегавшего мимо Марата, все не было. Рита задумчиво стояла у окна, созерцая пустынную улицу. Люба развлекала Зою Петровну разговором:
– А вот это у нас сервант... Еще от бабушки достался.
– У нашей соседки когда-то был точно такой же, – оживленно подхватила Зоя. – Я, бывало, каждый раз, когда выходила на кухню, завидовала. И думала: «Нет, будь у нас такой красивый, мы бы держали его в комнате».
– Что-то я не пойму, – удивилась Люба. – Вы говорите так, словно в коммуналке жили...
– Жила, конечно, – подтвердила Зоя Петровна. – Наша семья переехала в отдельную квартиру, когда я уже школу заканчивала.
– Вот чудеса!
– Что же тут чудесного? А Геннадий Иванович вообще в бараке рос.
– И все же, что ни говори, он эксплуататор, – вклинился Крушинин.
– Да почему эксплуататор? – Зоя даже растерялась. – Он предоставляет людям рабочие места. Разве это так уж плохо?
– Все под себя потому что гребет... Для него наш лес – недвижимость, вот и решил захапать, – ворчал Крушинин.
– Гена – заядлый охотник. Он всю жизнь мечтал о маленьком домике в лесу, – кашлянув, пояснила Зоя.
– Лес-то общий... И если каждый построит в нем по домику... – завел Крушинин.
– Ким Тимофеевич! Бога побойся! – решительно сказала Люба. – А ты сам?
– А я чего? Я ничего...
– Егерь уже плюнул на тебя... Он ведь, – обратилась женщина к Зое, – Ким-то Тимофеевич... тоже охотничий домик имеет. Уже лет десять, как сколотил его из досок.
– Разве это дом? Так, будочка, – удивился Крушинин.
– Какая разница? На кирпич у тебя денег не хватило, вот и вышла будочка. А дай тебе волю, ты бы тоже развел строительство, – поддела его Люба.
– А что же, по-твоему, мне, старику, ночевать в сырой палатке?
– Мне казалось, что вербинский лес – заповедник, в нем нельзя охотиться, – заметила Зоя.
– А я и не охочусь. Я за птицами наблюдаю, – горделиво заявил старик. – Вот вы глухариный ток хоть раз видели? То-то! А я не только видел, несколько раз даже заснять удавалось.
– Это правда, его фильм один раз даже по телевизору показывали, – подтвердила Люба.
– Большой фильм? – уточнила Зоя.
– Вообще большой, но показали только кусочек, – пояснил старик.
В конце улицы показалась чья-то фигура, и сердце Риты радостно встрепенулось. Девушка приникла к стеклу... Но нет, это был не Виктор, а какой-то совершенно незнакомый Рите парень... Рита осторожно покосилась на старших, увлеченно обсуждающих теперь повадки глухарей и нравы на телевидении, – почему-то они ухитрялись говорить о столь разных вещах одновременно...
– Голова у этой ведущей была как репей... – заливался Крушинин. – Ноги как прутики. А лицо прямо как еловая шишка! Только глазки ничего. Синие, как незабудки...
Рита осторожно, стараясь не шуметь, выбралась в сени, сунула ноги в туфли и вышла на улицу. Девушка знала местонахождение автосервиса лишь приблизительно. Сначала она свернула в улицу, заканчивавшуюся тупиком, потом прошла через чужой двор, где ее облаяла веселая лохматая собака, дружелюбно помахивавшая хвостом-бубликом... Наконец Рита сориентировалась и вышла к автосервису, правда с боковой стороны. Девушка завернула за угол. Рядом с прислоненным возле входа стеллажом, на котором были симметрично расставлены металлические и пластиковые банки ярких расцветок, стояли Виктор и Аня Полоскина.
– Не пойду, – ожесточенно говорил Виктор. – Не хочу ее видеть, не хочу!
– Очень глупо, – заявила Аня.
– Если я ее опять увижу, то... не выдержу.
– В каком это смысле? Дашь волю рукам, что ли?
– Аня! Ну как ты можешь такое! Я не способен ударить женщину, тем более... Риту.
Виктор произнес ее имя с такой нежностью, что девушка едва не расплакалась.
– Тогда я ничего не понимаю, – призналась Аня.
Пользуясь тем, что своеобразная «витрина» автомастерской заслоняла ее от говоривших, Рита подобралась поближе.
– Я люблю ее, понимаешь? – произнес Виктор с такой болью, будто признавался в чем-то ужасном. – И стоит нам увидется... Я не справлюсь с собой. Забуду гордость, достоинство, все. И Рита снова сможет вить из меня веревки...
– Не похоже на нее, – заметила Аня.
– Да дело не в ней, а во мне...
– Вить, а из-за чего ты так завелся? – спросила Аня. – Все уже знают, что Белозериха врала... Один ты веришь.
– Да нет... Мне Ритина мать все объяснила. В том доме, оказывается, живет какая-то их знакомая... Емельянова, что ли...
– Тогда почему ты обижаешься на Риту?
