предупреждения, он получит уродливую постельную Слоан.
Папа ждет меня в коридоре, когда я выхожу из комнаты. Он переминается с ноги на ногу. Его глаза не совсем сфокусированы на мне. Очевидно, у него что-то на уме.
— Что? — Его энергия странная. Это выводит меня из себя.
— Я хочу заверить тебя, что я слушал тебя на днях. — Его лицо внезапно смягчается с такой интенсивной нежностью, которую я не видела с тех пор, как мы с Кейси были маленькими, все еще плача в продуктовом магазине или заказывая ужин. В те первые несколько месяцев после смерти мамы казалось, что мы спонтанно вспомним, что она не ждала нас дома, и это снова разобьет наши сердца. И папа врывался, наш нежный спаситель, вытирал наши слезы и уверял нас, что он все еще с нами, и он никогда, никогда не оставит нас.
— Я понимаю, что мне нужно сделать лучшую работу, чтобы стать твоим отцом. Я слишком сильно зависел от тебя, чтобы заботиться обо всех нас, когда сейчас самое время тебе думать о колледже и экзаменах. Становиться немного эгоистичной и наслаждаться своим выпускным годом. — Его голос становится хриплым. — Я хочу, чтобы ты знала, что тебе не обязательно все время быть нашей опорой. Ты можешь приходить ко мне, когда тебе нужно поговорить, но я тоже буду лучше следить за тобой. Это обещание, дорогая.
— Спасибо. — Моим глазам немного жарко. — Я ценю это.
Он крепко обнимает меня, прочищая горло.
— И еще кое-что. Ты в чем-то обвиняла меня. Ты задавалась вопросом, не потому ли я не хочу, чтобы кто-то из мальчиков был рядом с тобой, что я боюсь за свою работу. — Папа приподнимает одну бровь. — Это не причина, Слоан. Я держу их подальше, потому что, нравится тебе это или нет, ты всегда будешь моей маленькой девочкой. И никто, и я имею в виду никто, никогда не будет достаточно хорош для тебя в моих глазах.
Я удивленно смотрю на него.
Он тихо посмеивается.
— С учетом сказанного, я готов сохранять непредубеждённость.
Прежде чем я успеваю ответить и сделать это еще более эмоционально неловким для нас обоих, он подталкивает меня вперед.
— Иди к своему другу. Он уже давно ждет.
Моргая от ощущения жжения в веках, я направляюсь на кухню. Я готова отнести свой завтрак обратно в постель и сказать Сайласу, чтобы он вернулся, когда научится хорошим манерам. Вместо этого я вижу нервного ЭрДжея за стойкой рядом с Кейси, которая выглядит абсолютно взволнованной.
— Что это, черт возьми, такое? — требую я.
— Как я понимаю, вы двое все уладили. — Папа проскальзывает мимо меня, чтобы продолжить заваривать чай, который он оставил на середине приготовления. — Я не вижу ничего плохого в том, что вы продолжаете общаться с мистером Шоу. При условии, что вы соблюдаете наше соглашение. Я бы хотел, чтобы ты была там, где я могу тебя видеть, а не за моей спиной. — С кружкой в руке он кивает ЭрДжею. — Вы, дети, повеселитесь.
Кейси от души посмеивается над этим, прежде чем уйти, ее внимание поглощено телефоном.
— Ой. — Папа в последний раз высовывает голову из-за угла. — Мистер Шоу, все еще остается вопрос о вашем наказании. Сандовер, как вам известно, терпеть не может, когда несовершеннолетние пьют. Убедитесь, что вы с мистером Бишопом встретились с управляющим столовой после завтрака в понедельник утром. Вы будете помогать кухонному персоналу с уборкой до конца месяца.
Ухмыляясь, папа неторопливо уходит, наконец-то оставляя нас одних.
— Ты был занят, — говорю я ЭрДжею, позволяя ему притянуть меня в свои объятия.
Какая-то часть меня задавалась вопросом, удалось ли мне скрутить себя в узел из-за чего-то, что существовало в основном в моей голове. Что, возможно, мои чувства к ЭрДжею были не так глубоки, как твердило мне мое сердце. Но потом я вижу, как он здесь, мягко ладит с моим отцом, и это вызывает все липкие эмоции в моей груди. Я не уверена, что когда-нибудь пойму это, и, вопреки здравому смыслу, я глупо отношусь к этому парню. И я знаю по его кривой улыбке, когда он тянется к моей руке, что он тоже немного глуповат.
Он вздрагивает, когда я хватаю его за лицо, чтобы поцеловать. Его губа все еще распухла после драки.
— Осторожнее, кексик. Я хрупкий. — ЭрДжей, сидя на табурете, держит меня между своих ног. Кончики пальцев ныряют под мою футболку, чтобы коснуться обнаженной кожи.
— Это сексуально. — Я имею в виду, он в полном беспорядке. Как будто его растоптали бегущие лошади. Но весь этот укоренившийся голливудский маркетинг приучил нас к суровым, уставшим от войны типам ковбоев. Мы ничего не можем с этим поделать. — Типа, я — влажнее-чем-когда-либо, сексуально.
Глаза остекленели, его язык высовывается, чтобы облизать уголок рта. — Прекрати это. Твой отец войдет сюда и изменит свое мнение обо мне.
Отлично. Чтобы не выдать наше прикрытие, я сажусь и принимаюсь за выпечку, которую принес ЭрДжей.
— Сайлас говорит, что бой запомнился на века.
Он пожимает плечами.
— Никто так не удивлен результатом, как я.
— Нет. Я думаю, ты сильно недооценивал себя.
Это вызывает у меня хриплый смех. — Я позволю тебе продолжать в это верить.
Затем ЭрДжей пытается рассказать мне о некоторых своих героических подвигах за последние двадцать четыре часа, но я полностью отвлекаюсь на то, как он рассеянно рисует фигуры на верхней части моего бедра. Будьте прокляты шпионы, я не могу удержаться от еще одного поцелуя, ощущая вкус сахара и масла на его языке. Как будто он забыл о своих сомнениях, он придвигает мой стул ближе, чтобы углубить поцелуй. Его язык щекочет мой, и мы оба издаем отчаянный звук.
— Я серьезно, — шепчет он мне в губы. Его голос внезапно становится серьезным. — Это по-настоящему, Слоан. Я никуда не собираюсь уходить.
— Я бы тебе не позволила.
Теперь он застрял со мной.
Однако, когда он отстраняется, чтобы встретиться со мной взглядом, в его глазах таится что-то призрачное.
— Что не так?
На его лице отражается короткая борьба,
