Если она их привезет, подумал он, я уговорю ее задержаться на кофе, а когда отвезу их обратно, она, быть может, пригласит меня зайти.
— О'кей, — торопливо согласился он и объяснил, как ехать. Потом прикинул, сколько домашней работы ему придется провернуть к ее приезду, и подумал, а стоят ли несколько секунд сомнительного блаженства недель бессонницы, которая потом будет его мучить.
Молли чувствовала себя виноватой. Отделается от детей на полдня…
— Мама, мы поедем к ним или они к нам?
— Вы поедете к ним, — сказала она и обескураженно смотрела, как Касси выскочила из общей комнаты и побежала сообщать новость Филипу. — Никто никуда не поедет, пока не сделаете уроки и не уберетесь в спальне, — решительно сказала Молли, и дети скатились по лестнице и взялись за дело. — Надо им каждую неделю туда ездить, — буркнула она. — Столько энтузиазма!
А потом заметила, что сама чистит ванну, полирует обеденный стол и стирает пыль с плафонов.
Утро принесло с собой новую задачу: что надеть?
Майку и джинсы, подсказывал рассудок. Утро было солнечное, но платье для загара вызывало бы нежелательное воспоминания…
Она надела джинсы и, ругая себя при этом, все же не удержалась и подкрасила губы. Осталось еще чуть-чуть попудриться…
— Дети, дети, вы готовы?
— Да, — в один голос сказали они и с любопытством уставились на макияж.
— Уроки сделали? Комнаты убрали?
У Филипа был смущенный вид, но Молли решила не допытываться: спорить не было желания.
— Тогда вперед. Поехали. — Молли затолкала детей в машину.
Дорога заняла всего двадцать минут. Молли и не подозревала, что они живут так близко.
Широкие белые ворота были заранее раскрыты, на них было написано: «Мельница». Молли увидала кирпичный дом, покрашенный в белый цвет, напротив стоял большой деревянный сарай, за ним виднелись развалины старой мельницы.
Из-за дома выскочил черный пес, виляя хвостом, за ним Том и Эми, и, пока Молли останавливала машину и вылезала, на крыльцо вышел Джек — большой, крепкий и донельзя соблазнительный.
Она вдруг страшно обрадовалась, что надела джинсы, а не открытое платье, потому что даже отсюда было видно, что его глаза пылают жаром.
Молли захлопнула дверцу, сдвинула черные очки на лоб и улыбнулась.
— Привет.
— Привет, — отозвался он. — Я уже поставил чайник.
— Вот хорошо-то, а то я с утра вся в делах.
Врушка! — завопило подсознание. Ничего ты не делала, только взбивала подушку да гладила кошку!
Собака обнюхала ее ноги, виляя хвостом. Молли наклонилась и почесала ее за ухом.
Джек хлопнул себя по бедру.
— Ко мне, Бой! Домой! — Он подал ей руку и после мгновенного колебания целомудренно поцеловал в щечку. — Ты прекрасно выглядишь.
— Ты тоже, — отозвалась Молли и чуть не засмеялась. Какие же они вежливые, воспитанные, даже чопорные, но глаза-то говорят совсем другое!
— Ну, как дела? — спросил Джек, гремя чайником.
Она села и оглядела кухню. В ее кухне не было даже места, где поесть, а в этой — просторно, и большущая плита, и стол со стульями, и диван, на котором сейчас разлеглась собака, свесив морду и наблюдая.
— Прекрасно. Правда, в понедельник встать в четыре утра было трудновато.
— В четыре! — поразился он. — Почему в четыре?
— Чтобы сделать сандвичи, — удивилась она. — В шесть часов у меня все уже упаковано, запечатано, уложено на подносы.
Он поставил кофе на стол и сел напротив, изучая ее лицо.
— Оказывается, это гораздо серьезнее, чем я думал. Я представлял себе, что ты делаешь булочки и отвозишь их поближе к дороге, вот и все.
— Хорошо бы, — засмеялась она. — Нет, так нам не выжить. Когда дети уходят в школу, я развожу уже готовые к этому времени сандвичи по промышленным предприятиям и продаю.
Джек был ошеломлен.
— Ну и работенка, — он помотал головой. — А для меня сделать для детей бутерброды с тунцом — уже проблема!
Она засмеялась.
— К этому привыкаешь. У меня отработанная система, так что даже на большое количество идет не так уж много времени. Хотя надоедает.
— А ты делаешь сандвичи с яичницей? Как ты взбиваешь яйца? Я терпеть не могу это делать, они все время расплескиваются.
— С хорошим миксером не расплескиваются.
— Ты искусница!
— Я каждое утро делаю пятьдесят сандвичей с яичницей и кресс-салатом. Мне бы не хватило времени перемешивать их вилкой.
Он вытаращил глаза.
— Пятьдесят?! — Он скорчил гримасу. — А еще у тебя какие начинки?
— Тунец с майонезом, тунец с огурцом, куриная строганина, салат из сыра, сыр с пикулями, куриный салат, ветчина и салат, средиземноморский салат — это когда сыр-фета, оливки, помидоры и перец уложены на листья салата и политы оливковым маслом; ну, я не знаю, что еще, тысяча вариантов.
— Каждый день? — Казалось, он не верит. Как и большинство людей, узнающих, какой это серьезный бизнес.
— Каждый день, — заверила она. — Кроме субботы и воскресенья. В эти дни у меня только продажа в гаражах, а это легко.
Джек покачал головой.
— Я и представить себе не мог.
— Не ты один. — Молли сдула пенку с кофе. — Ну как продвигается книга?
Он фыркнул.
— О, превосходно. Только слова не идут на ум.
— Застопорилось? — посочувствовала она, не имея ни малейшего представления о том, что ему приходится преодолевать.
Джек криво усмехнулся.
— Боюсь, редактор считает прихотью то, что я не даю затащить себя под жернова профессиональной дисциплины.
— А это так? — спросила она, стараясь сдержать улыбку.
Джек засмеялся.
— Вероятно. Как бы то ни было, я каждое утро сажусь за компьютер, и — ни с места. Я надеялся, что при моем опыте эта проклятая вещь получится сама собой, но не тут-то было.
— Может, ты выбрал неудачный прообраз? — предположила Молли.
— Придется еще подучиться. — Джек откинулся в кресле: в одной руке — кружка, другую засунул в карман джинсов.
Она огляделась. Так вот он какой, его дом, а также дом для собаки, для рыжей кошки, которая сидит на подоконнике и глядит на птиц, и для всех его детей.
Холодильник облеплен пестрыми магнитами, держащими памятки, картинки и прочую ерунду, на стенах приклеены скотчем детские рисунки с подписями.
Рисунок космического корабля был вставлен в рамочку и подписан: «Себастьян Селенка».
— Это Себ? — удивилась она.
— Да. У них осталась фамилия родителей.
— Хотя ты их усыновил?
— Да. Я чувствовал, что так будет правильнее. Я только охраняю их детство, слежу, чтобы с ними ничего не случилось, пока они растут. Они дети своих родителей, а не только мои.
