Подошла официантка принять заказ. Я попросила Оливию решить за нас обеих, хотя понятия не имела, что она выберет, и придется ли мне это по вкусу. Но крабовая запеканка и холодный чай — звучит неплохо. И лучше смотреть в тарелку, чем в раскаленные глазищи Оливии.
— Вы так и не спросили, почему я считаю виновной именно Клэр, — напомнила Оливия, едва официантка отошла от столика.
— И это не единственный вопрос, который мне хотелось бы задать, — призналась я. Осторожность, прежде всего осторожность! Если я завалю это интервью, если статьи не будет, с ней вместе вполне может испариться и моя новая должность. Более того, Генри покровительствует Оливии; если она пожалуется на меня, что-то будет!
— Какие еще?
— Почему вопреки мнению медэксперта вы решили, что это убийство?
Оливия на миг запнулась, набрала в грудь побольше воздуху:
— У моего отца были проблемы с… с препаратами из особого списка — но в прошлом. В далеком прошлом. Много лет тому назад.
Бедная девочка! Я растрогалась: она и впрямь обманывает себя, никаких доводов у нее нет…
— Но он вполне мог снова… — со всей деликатностью намекнула я.
— Мой отец не употреблял наркотики! — словно бритвой отрезала она.
— Почему же медэкспертиза подтвердила передозировку?
Женственный кулачок врезался в стол с таким грохотом, что аристократы за соседними столиками недовольно оглянулись.
— Вы плохо слушаете! В его доме не было ни единой таблетки! Как может человек отравиться лекарствами, которых у него даже не было?
И еще раз — сочувствую, сострадаю, однако нужно придерживаться фактов.
— Вы ведь жили отдельно.
— Разумеется.
— Значит, ваш отец мог держать дома таблетки, а вы бы — вы бы ничего об этом не знали.
— Я перевернула все в доме вверх дном после его смерти, — свирепо заговорила она, глаза ее сверкали — от ярости или от слез, поди разбери. — Ни одной таблетки. Ни единой.
— Может быть, он принял сразу все, потому-то вы ничего и не нашли?
— Вы заведомо уверены, что я не права?
Я помедлила с ответом. Пальцы Оливии судорожно скребли скатерть, как будто она решила повыдирать нитки узора. Взбесится, как Грегори Пек[6] в «Зачарованном», еще и вилкой начнет корябать стол — и что мне тогда делать? Погоди-ка, а почему мне пришел в голову именно Грегори Пек? Уж не значит ли это, что Оливия права? Может быть, я не хочу признать ее правоту? Может быть, мне чем-то неудобна ее правота? Я бы предпочла, чтобы Оливия ошиблась и никто ее папу не убивал, а то у меня появятся лишние трудности? Нет-нет, я профессиональный долг не хуже ее сознаю: надо во всем разобраться и написать честную статью, не поддаваясь ни на чьи страхи, подозрения, междоусобные счеты.
— Я не говорю, что вы не правы. Но у меня нет причин с ходу принять вашу версию.
Она таки выдернула ниточку из скатерти и теперь катала ее между пальцами.
— Вам нужно что-то еще?
— Верно.
— Журналистика! Вы перекручиваете каждое слово, которое выудите у собеседника, чтобы состряпать свою историю!
— То ли дело психотерапия! Вы перекручиваете каждое слово, которое выудите у собеседника, чтобы состряпать его историю.
Она откинулась на спинку стула и вновь окинула меня профессиональным взглядом.
— Долго вы изучали психотерапию?
— С чего вы взяли, что я занималась психотерапией?
— Вы успели составить себе довольно отчетливое представление об этом ремесле.
— Выходит, и вам довелось поработать в журнале?
Оливия кисло усмехнулась:
— Нет, но мне довелось давать интервью, и не Раз. Так что я знакома с вашими приемчиками.
— Мне показалось, к вашей семье пресса была довольно благосклонна.
— Лучше бы нас просто оставили в покое.
Это уж от твоего агента зависит, подумала я, но тут же вспомнила, что имиджем семьи занимался Рассел, он и решал, кто из них и в каких количествах будет общаться с прессой.
— Стоит вам заявить, что отца убили, журналисты валом повалят.
— Какой в этом теперь смысл? Все кончено. Раньше — раньше еще был шанс, что все уладится.
— Уладится? У кого?
Почему-то для ответа ей понадобилась пауза.
— У нас у всех.
— А теперь шанса нет? — мягко настаивала я.
— Папа умер! — выпалила она. Нет, Оливия не заплачет. Ни за что.
— По вине Клэр Кроули?
Она быстро закивала, жмурясь, с трудом сдерживая слезы.
— Теперь все в ее руках.
— Что именно?
— Деньги. Издательские права, записи, все. Контрольный пакет акций принадлежал моему отцу, а теперь все перешло к ней.
— Допустим. А почему она убила его сейчас, а не год или два тому назад?
— Понятия не имею. Хорошо бы вы помогли мне разобраться.
Так и вышло, что через час после чая с крабовой запеканкой я очутилась у парадного входа в элегантный особняк, где еще недавно проживал Рассел Эллиот. Старинное здание на Риверсайд-драйв; в одну сторону поглядишь — лодочная пристань, в другую — дальний конец парка Риверсайд. Рассел занимал половину пятого этажа этого здания; во второй половине жили Кроули, и пока мы вместе ехали в машине, Оливия рассказывала мне, как в детстве они с Адамом бегали из одних апартаментов в другие, словно все это было единым большим домом — да уж, куда больше, чем дом, в котором выросла я, — а певцы, музыканты, модели, актеры и прочие знаменитости приходили и уходили запросто, каждый день и каждый час. После смерти Мики этот поток не иссяк: Рассел стал известным продюсером, Клэр прославилась благотворительностью и модной коллекцией одежды. Пятый этаж оставался настоящим рок-салоном, но что будет теперь, когда и Рассела не стало?
Оливия провела меня по всем комнатам, пока мы не добрались до кабинета — огромного, с панорамным видом на реку. Мягкая мебель, обтянутая винного цвета кожей, приглушенный свет расставленных там и сям ламп, ярко блестит полированный паркет, отличная, в рабочем состоянии, аппаратура. Уютно и аккуратно, как говорится, «все на своем месте и есть место для всего». Одно меня удивило: небольшой микшерный пульт, оставленный на полу перед стереоустановкой. А так даже шнура лишнего нигде не было видно.
— Ваш отец работал над записью? — поинтересовалась я, тыча пальцем в пульт.
Оливия с какой-то странной неприязнью покосилась на аппаратуру.
— Он всегда работал.
— Вы не знаете, что он делал в тот вечер?
Легкая морщинка проступила на лбу моей собеседницы. Она-то, конечно, знала и собиралась подробно ответить, но в последний момент передумала:
— Нет, не знаю.
