Я изображаю свою самую очаровательную улыбку.
— Мое почтение, — говорю я.
— Ну, — говорит она. — Не знаю, как некоторым, но мне бы хотелось сказать, что вы мне не понравились в том фильме про динозавров. Слишком много ругани.
— Э-э-э... — Смотрю на Джинни и качаю головой. Никогда в жизни я не снимался в фильме про динозавров.
Мона трясет передо мной чашкой.
— И в фильме про инопланетян. Зачем нужно было участвовать в чем-то таком жестоком?
— Эмм... — Я прочищаю горло.
Джинни хмыкает в свою руку.
— Билл, иди сюда, — кричит Мона. Невысокий мужчина появляется в поле зрения. — Смотри, это тот актер, который живет на старой ферме Ридли как отшельник. Он сошелся с Джинни Уивер.
На щеках Джинни вспыхивает яркий румянец.
— О нет, Мона. Я просто его личный тренер. Ему нужно привести себя в форму для роли в кино.
— Да, ладно, — говорит Мона.
Я кашляю, чтобы скрыть смех. Мона обмахивает себя веером, и я думаю, что у нее и Джинни разное представление о том, что значит «личный тренер».
Билл высовывает голову из окна.
— Ты мне очень понравился в «Человеке-пауке», — говорит он.
— Эм, я не...
— Ты имеешь в виду тот фильм с рейтингом R? Тот, где было столько насилия? — спрашивает Мона.
Я стараюсь не уткнуться головой в руки.
— Подожди, пока мальчики не услышат, что я видел Человека-паука, — говорит Билл.
Плечи Джинни начинают трястись. Ее лицо покраснело, она сжала рот, изо всех сил стараясь не рассмеяться.
— Спасибо за кофе, — говорю я.
— За счет заведения, — откликается Мона. — Только постарайся в будущем не демонстрировать столько насилия и ругани.
— Я постараюсь, мэм, — отвечаю я.
Кофе передан, и мы отъезжаем.
На светофоре Джинни фыркает, потом начинает смеяться и никак не может остановиться. Она задыхается и вытирает глаза.
— Боже мой. Ты бы поглядел на свое лицо. Они отчитывали тебя за фильмы, в которых ты даже не снимался.
— Они даже не поняли, — говорю я.
Ухмыляемся друг другу, и я думаю, что мы будем смотреть друг на друга так еще долго, но позади нас сигналит машина.
Джинни оглядывается на дорогу и устремляется вперед.
На трассе 511B она поворачивает налево.
— Куда мы едем? — спрашиваю я.
— Это секрет, — говорит она.
— Мы уже на месте? — интересуюсь я.
Она бьет меня, а я смеюсь.
— Я покажу тебе «уже на месте», — говорит она.
Я улыбаюсь, затем откидываюсь назад и смотрю, как она ведет машину. Время от времени делаю глоток горячего черного кофе. Мона и Билл действительно знают, как приготовить хороший напиток. Обычно я люблю кофе со сливками, но этот настолько хорош, что мне ничего не нужно.
Туман рассеялся, и часы на приборной панели показывают, что уже почти семь утра. Мягкий свет разливается по округлым верхушкам деревьев и холмам. Джинни все еще румяная и цветущая. Утро ей очень идет.
Машина замедляет ход, и Джинни сворачивает на широкую гравийную дорогу. Она едет по ней полмили, а затем останавливается на стоянке с деревянными железнодорожными столбиками, обозначающими места.
— Мы на месте, — говорит она.
Я вылезаю из машины вслед за ней. Мои мышцы протестуют, и я разминаю их, впитывая свежий запах летнего леса и слушая пронзительный крик птицы. Неподалеку растет куст жимолости, источающий сладкий приторный аромат.
Джинни идет ко мне, и гравий хрустит под ее кроссовками.
— Где мы? — спрашиваю я.
Она кивает головой в сторону узкой грунтовой дорожки на краю леса.
— Пойдем.
Джинни оглядывается на меня, чтобы убедиться, что я иду за ней. Я еще не пошел, но следую, когда она улыбается мне.
Она бежит трусцой среди деревьев, и я не отстаю от нее. Мы уже бегали сегодня. Джинни беспокоилась, что слишком много бега может повредить мое бедро и спину, но я проконсультировался со своим врачом, и мне все разрешили. Мне приятно размять ноги. Грязь тропы вздымается за нами.
Затем, когда уже собираюсь спросить, добрались ли мы до места, лес расступается, и я останавливаюсь на краю каменного уступа.
— Вау, — восклицаю я.
Джинни замечает мое выражение лица.
— Тебе нравится?
— Это невероятно.
В десяти футах под нами озеро. Вода по-утреннему гладкая, на ее поверхности нет ни малейшей ряби. В ней отражается глубокая синева неба, белые облака и зелень окружающих деревьев. Я смотрю вниз, мы вдвоем отражаемся в воде, стоя на вершине выступающего белого уступа. Кряква и ее подружки кричат, проносятся над головой, а затем садятся на озеро. Вода плещется об их бьющиеся крылья, затем покрывается рябью и расходится, пока мелкая волна не ударяется о скалистый край.
— Мы можем? — Я даже не думаю о том, что прыжок очень похож на падение. И если я прыгну, то ощущения будут такими же, как и раньше.
Потому что я бы хотел нырнуть, как та кряква.
Джинни кивает. Затем она стаскивает с себя майку и бросает ее на камни. Мои мысли улетучиваются. Она прекрасна.
Я вглядываюсь в гладкость ее кожи, в ее живот и бедра. Она снимает кроссовки. У нее самые нежные, самые милые маленькие пальчики. Я хочу поцеловать каждый из них. Внезапно прихожу в движение. Не хочу остаться позади. Я стягиваю с себя обувь и футболку и сваливаю все в кучу.
Когда оглядываюсь на Джинни, она не сводит взгляда с моей груди. У нее странное выражение лица. Я смотрю вниз, что-то не так? Но нет, это все еще я. Хотя, может быть, немного более плоский, чем несколько недель назад. Но это все еще я.
Я снова смотрю на нее.
Она отступила на несколько шагов, колени согнуты. В ее глазах блеск.
— Последний, — говорит она.
Мои глаза расширяются, и она начинает бежать.
— Бежит три мили, — заявляет она, проносясь мимо меня.
Она смеется, и я устремляюсь за ней. Я не думаю ни о высоте, ни о страхе, ни о том, что можно сломать кости. В голове только одно — бежать за ней и ловить этот смех.
Мы оба достигаем края одновременно. Я хватаю ее за руку.
Кричу, когда мы летим по воздуху. Наши пальцы переплетаются, и мы падаем. Мой желудок рвется вверх, чтобы встретиться с моим горлом. Но дыхание не перехватывает, и я сжимаю ее пальцы.
Потом мы падаем в воду. Холодная вода подхватывает нас, и мы погружаемся в озеро. Я теряю руку Джинни. Открываю глаза. Около меня плавают пузырьки воздуха, вокруг — озерная трава. Джинни выныривает на поверхность, и я следую за ней. Вырываюсь на воздух и втягиваю его.
Она плещется рядом со мной, и я плыву к ней.
— Ничья, — говорит она.
Я делаю несколько гребков, чтобы подплыть ближе. Вода здесь глубокая. Не менее пятнадцати футов, и мы находимся примерно в двадцати футах от низкого уступа. Вода теперь стала неспокойной, взбаламученной нашими прыжками и ударами.
Только сейчас до меня доходит, что я прыгнул и упал, но не запаниковал. Я проверяю, не сдавило ли мне грудь, не распространилось ли онемение по конечностям. Ничего.
Я смотрю на Джинни в изумлении. У меня получилось. Мы сделали это.
Понимает ли она?
Она улыбается мне.
Да. Думаю, понимает.
— Хорошо. Время игры закончилось, — говорит она. — Давай десять кругов.
Я смотрю, не шутит ли она, но она совершенно серьезна.
— Да, мэм, — соглашаюсь я.
Пока я плаваю вольным стилем по озеру и обратно, Джинни лежит на выступе и греется в лучах восходящего солнца. Каждый раз, когда уплываю, я думаю о том, чтобы мельком увидеть ее длинные ноги. Каждый раз, когда плыву обратно, делаю дополнительный вдох, чтобы украдкой взглянуть на нее. Я чувствую, что она тоже наблюдает за мной. И мне это нравится. Она смотрит на меня так, будто я достоин внимания.
На десятом круге я забираюсь на уступ рядом с ней. Вода заливает ее место на скале.
— Эй. Я только высохла, — возмущается она, карабкаясь вверх.
— И что? — Я встаю и отряхиваюсь. Мои волосы разбрасывают капли по ее коже.
Она поднимает бровь, и в тот момент, когда думаю, ох, она толкает меня обратно. Я хватаю ее за руку, когда падаю, и Джинни падает прямо на меня. Когда мы всплываем, она отплевывается и вытирает глаза.
