Может быть, я ищу любовь в стольких углах, что мне уже некуда смотреть. Но прошлой ночью Игнат произнес слова, которые отчаянно въелись в мое сознание: “Знаешь, что это значит, м? Что ты теперь моя.”
— Злата!
Я замираю, когда высокий женский голос проникает в мое сознание, вызывая гулкое сердцебиение. Мне требуется пара секунд, чтобы развернуться и встретиться со стальным взглядом матери.
Она спускается по лестнице, в своем идеально выглаженном белом костюме, на высоких шпильках бежевого цвета, ее светлые волосы собраны в низкий пучок и из него не торчит ни одна волосинка.
Когда она сходит с последней ступеньки лестницы и ровняется со мной, ее прищуренный взгляд скользит по моему лицу, телу и ногам, изучая каждую деталь. И я мгновенно чувствую себя маленькой и никчемной под натиском ее глаз.
— Ты идешь со мной! — она хватает меня за запястье и тянет к входной двери.
Я спотыкаюсь об собственные ноги, продолжая прижимать к груди сумочку и босоножки, пока моя мать с геркулесовой силой продолжает тянуть меня за собой. Мы выходим на крыльцо нашего дома, и я босыми ногами бегу по брусчатой подъездной дорожке.
— Мои туфли, мама! — возмущаюсь я и вырываю свою руку.
— Нет времени, Злата! — она открывает дверцу своего белого Range Rover и кидает свою сумочку. — Твоя бабушка попала в больницу этой ночью и если бы ты была в доме, а не таскалась где попало, ты бы об этом знала!
Все слова застревают в горле, и я поджимаю губы, когда наспех надеваю туфли и прыгаю на переднее пассажирское сиденье. Когда мы выезжаем за ворота дома, я смотрю на профиль мамы, не в силах найти в себе силы задать ей вопрос.
Моя мать — Евгения Гронская — настоящий дьявол в туфлях Prada. Она знает, как управлять большой империей. И делает это очень хорошо. Она — владелица модного журнала Glamorous. Всемирно известное имя, которое люди до смерти хотят всегда прочитать или заполучить в свои руки экземпляр, в котором публикуются их любимые знаменитости. Каждый номер быстро раскупается, и журнал сплетен о знаменитостях не перестает вызывать слюноотделение у своей аудитории.
— Что случилось с бабушкой? — я смотрю на ее профиль, и мама хмурится, сильнее выжимая педаль газа.
— Внутреннее кровотечение. Ей требуется переливание. Мы едем в клинику, чтобы проверить всю семью на совместимость крови.
Я бросаю взгляд на окно. Гремит гром, его слабый звук подчеркивает тишину, окутавшую салон автомобиля. Бабушка является единственным членом нашей семьи, которого я люблю всем сердцем. Она не высокомерная, не чопорная и не жестокая. Она мыслит так, словно не является членом одной из самой богатейшей семьи нашего города. Мои родители — пустые показушники, которые не упускают возможность выставить свое богатство напоказ перед всем светским обществом.
И я вынуждена поддерживать роль золотой наследницы всей этой семейной империи. Но я всегда была другой, мне не нужна вся эта роскошь и деньги, немецкие автомобили и дома в Сицилии. Я будто не принадлежу этой семьи.
— Боже, что с твоим внешним видом? — спрашивает мама, бросая в мою сторону быстрый взгляд.
Моя рука крепко сжимает ремешок сумочки.
— Сколько раз мне нужно повторить, что внешность — самое главное в тебе? Ты всегда должна быть неотразима! Посмотри на себя, твои волосы растрепаны, как у бродячей псины, макияж поплыл, — мама хватает меня за руку и больно щипает, отчего я пищу. — Твоя кожа высушена! Сразу после больницы ты едешь к косметологу!
Вот она… Женщина, которая приучила меня к тому, что люди всегда будут оценивать меня по внешности.
— Боже мой, Злата, ты не должна позорить нашу семью.
Я не нахожу нужных слов. Я могла бы бороться с самыми главными задирами нашей школы и поставить их на место, но моя мать — тот человек, против которого у меня нет оружия.
Когда мы приезжаем в клинику, мне даже не дают увидеть бабушку и сразу ведут в процедурный кабинет. Папа уже здесь и закончил сдавать кровь. Сначала у меня берут немного, чтобы проверить совместимость с группой крови бабушки. Врач объяснил, что, так как мы являемся членами одной семьи, то чья-нибудь кровь должна подойти бабушке.
Пока я сижу в коридоре вместе с родителями и жду результата анализов, мой телефон начинает вибрировать от входящего сообщения.
Игнат: улизнуть рано утром, словно ты не стонала подо мной всю прошлую ночь… Очень умно, Королева бала. Но это ничего не меняет. Теперь, ты и я — до конца, милая.
Мое сердце пропускает несколько ударов и на лице, против моей воли, возникает глуповатая улыбка. Мама смотрит на меня, прищурив взгляд. Кажется, она хочет что-то спросить, но в этот момент, к ним подходит лечащий врач бабушки и просит поговорить наедине.
Доктор что-то говорит моим родителям, мама бледнеет и сжимает губы в тонкую линию, а папа хмурится сильнее обычного. Через мгновение они вдвоем смотрят на меня так, словно у меня выросла вторая голова.
Мои внутренности сжимаются, и я встаю на дрожащие ноги. Неужели, мы опоздали? Неужели бабушка умерла?
— Что происходит? — я хмурюсь, когда подхожу к родителям.
Родители молчат, а врач вопросительно смотрит на их лица.
— Пап, что случилось? Это связано с бабушкой?
Доктор прочищает горло и поправляет фонендоскоп на своей шее.
— Я обязан ей рассказать.
Папа кивает, а мама, кажется, до сих пор находится в трансе.
— Мы взяли у вас кровь, чтобы проверить на совместимость, — говорит пожилой мужчина в белом халате. Я киваю. — Ваша группа крови не подходит. Ни вашей бабушке, ни вашим родителям. Мы сделали повторный генетический тест. Злата Алексеевна, ваш процент родства с этими людьми составляет 0%.
Глава 13
Злата
Настоящее
Прошли годы с тех пор, как я была так растеряна. Даже когда арендодатель квартиры вышвырнул меня на улицу в дождь с грудным Даней на руках, когда мой прошлый босс предложил мне переспать с ним взамен на более высокую должность. Во все эти моменты я четко знала свой план действий. Когда жизнь раз за разом ставит тебе подножки, ты привыкаешь всегда мыслить хладнокровно.
Но сейчас, безумие, которое так сильно въедается в мой мозг, вызывает судорожное дыхание и дрожь в коленях. Десять лет назад я бы растаяла, если бы Игнат стоял так близко ко мне, тем более прикасался к моей коже.
Он делал меня самым счастливым человеком на свете и одновременно опускал на дно, заставляя чувствовать себя ничтожеством.
Из-за него моя жизнь резко свернула не на ту дорогу.
Но с моей безумной одержимостью покончено. Это в прошлом. Я больше не та влюбленная семнадцатилетняя девочка, у меня есть сын, за которого я буду бороться.
Странно, как годы и обстоятельства могут кардинально изменить человека.
— Советую вам убрать свои руки, иначе я повешу на вас статью за сексуальное домогательство.
На языке остается горькое послевкусие от этой фразы. Сексуальное домогательство… Боже, я действительно произнесла это вслух. Годы терапии, самолечения и я смогла произнести эти слова.
— Вам не комфортно? — его квадратная челюсть плотно сжата, ноздри раздуваются, а эти глаза… Неужели в этих бесчувственных глазах я когда-то находила утешение? Теперь они смотрят на меня с таким отвращением, словно я — последняя падаль на земле.
Так же, как и все остальные тогда.
— Да. Отпустите меня.
Игнат отпускает мой локоть, который все это время с силой сжимал, сначала резко разжимает кулак, потом проводит ладонью об ткань брюк, словно вытирая руку. Он думает, что я не заметила этот жест, так как смотрела ему в глаза, но я заметила. Он вытер руку так, словно испачкался в грязи. Господи, ему противно даже прикасаться ко мне.
— Не помню, чтобы раньше ты была против прикосновений. Наоборот, тебе нравились любые виды интимных прикосновений, разве не так?
Игнат наклоняется, чтобы произнести эти слова шепотом мне на ухо. Я замираю, холодный пот стекает по спине. Это первый раз, когда он намекает на то, что узнает меня. Каждый день он обращался ко мне, как к своей бестолковой ассистентке, и на днях я даже начала сомневаться в себе и думать, что, возможно, он вышвырнул меня из своей памяти.
