я, поднимая руку. Наши взгляды с мамой пересекаются, и в её глазах я вижу безумие. Такое страшное безумие, от которого моя кровь превращается в лёд, болезненно впиваясь в мои органы.
— Я выбью тебе зубы! Я изуродую тебя, шваль! Я родила тебя!
Тебя нужно было убить! — Ремень бьёт меня по ладони. Я визжу от боли. А затем новый удар проходится прямо по моему лицу.
Пряжка ремня впивается мне в висок, а затем прорывает кожу.
Из горла вырывается самый громкий крик о помощи, на который я только способна.
В моей голове шумит от ударов по ней. Я глотаю кровь и солёные слёзы. Я умоляю, но мама меня даже не слышит. Она безумна. Я зажата в углу и не могу даже оттолкнуть её. У меня нет сил. Я не могу. Я слабая. Я такая слабая.
— Это ты должна была умереть, а не мой мальчик! Тебе место в аду! Ты должна была сдохнуть вместо него! Это ты виновата в том, что он умер! Ты виновата! Если бы ты не появилась, я бы никогда не отпустила моего мальчика! Сучка!
Не знаю, бывает ли ещё больнее. Мои глаза распухли, и эти слова… Сердце кровью обливается. Уже даже не больно физически.
— Ты для меня умрёшь! Сегодня ты умрёшь! Ты не заслужила эту жизнь! Ты ничтожество! Ты мне не дочь! Ты ничего не заслуживаешь!
Ты безобразное чудовище! Жирная свинья! Грязная шлюха! Ты подохнешь в этой грязи!
Сквозь пульсацию и шум в голове я слышу удары. Бах-бах-бах.
Мама замахивается ремнём и бьёт меня. Бьёт и бьёт. Даже стены трясутся от ударов. А затем… входная дверь слетает с петель.
Прохладный воздух причиняет боль моим ранам. Я кричу и плачу от ещё одного удара. Я вся сжимаюсь, ожидая следующего, но его нет. Хотя я слышу крик мамы. Убираю руки от лица и с ужасом смотрю, как большой и сильный мужчина прижимает за горло мою маму к стене. Он кричит на неё, но я словно не слышу. Я… мне просто больно.
Мама с визгом летит в стену и ударяется всем телом. Меня всю трясёт, когда Каван оборачивается и хватает ремень с пола. Он замахивается и бьёт маму. Он лупит её под жуткие крики, а я не могу двинуться. Он бьёт и бьёт её. Его сила чудовищна. Мама вся изгибается, пытается бежать, звать на помощь, но Каван не даёт ей даже вздохнуть. Я замечаю на руках и лице мамы алые бугры. Она проклинает и ненавидит меня. Она желает мне смерти. В этом аду я схожу с ума. Я ничего сказать даже не могу. У меня больше нет сил, чтобы остановить Кавана. Моё зрение расплывчато. Мне дышать больно.
— Какого чёрта здесь происходит?
Различаю голос друга, медленно скатываясь на пол. Я вижу мутное очертание Ала, появляющегося здесь. Что-то разбивается. Он кричит.
— Ал… нет… нет… — Я так боюсь за друга. Я боюсь, что и ему будет больно.
— Каван, не нужно! Каван, остановись! Она не простит! Каван!
Я жмурю глаза, из которых продолжают течь горькие слёзы.
Наверное, лучше было бы, если бы я, действительно, умерла или хотя бы упала в обморок. Но я в сознании. Я слышу голоса. Слышу, что Алу удаётся остановить Кавана. Слышу жуткие угрозы Кавана в адрес мамы. Слышу, как он кому-то звонит и требует забрать маму.
Я словно умираю и очень медленно.
— Таллия, моя любимая. Таллия.
Я снова выдумываю для себя любовь Кавана. Но он всего лишь дотрагивается до моей головы, и я дрожу. Мой мир стал тёмным. Он превратился в грязь и кровь.
— Таллия, позволь мне помочь. — Каван осторожно касается моих волос, убирая их с лица.
Я приоткрываю глаза и хлюпаю носом. Меня начинает знобить.
— Господи… Боже мой, Тэлс. Ты вся в крови. Каван, сделай что-нибудь. Вызови скорую. Дерьмо, — скулит Ал где-то рядом.
— Если ты хочешь, чтобы её мать посадили, то я вызову скорую, — мрачно отвечает Каван.
— Я… я не знаю. Не знаю. Это не я должен решать, а Тэлс. Но ей нужна помощь. Каван, у неё кровь.
— Закрой рот. Я едва держусь, чтобы не убить эту суку. Ты мне не помогаешь. Принеси воду, футболку и вату. Нужно её протереть, чтобы увидеть, где раны и насколько они опасны.
Я смотрю перед собой, пока меня приподнимают. Каждое прикосновение к моей коже причиняет ужасающую боль.
— Таллия, ты слышишь меня? Кивни, — просит Каван. Я не могу.
Моя голова падает набок. Я чувствую, что Каван придерживает меня, иначе бы я рухнула на пол.
Ощущения и голоса становятся такими далёкими. Я знаю, что меня раздевают, и мне больно. Мои раны протирают, и мне больно.
Кровь стирают с моей кожи, и мне больно. Теперь мне жить больно.
И я не хочу жить вот так.
Темнота рассеивается, и я приоткрываю глаза. Моя кожа вся горит, зудит и пульсирует. Голова раскалывается. Веки словно отекли и опухли. Я плохо вижу, но точно знаю, что нахожусь в другом месте.
Я издаю болезненный стон, когда чувствую укол в вену.
— Всё хорошо, Таллия, это снотворное. Тебе нужно поспать. Ты в безопасности. Ты дома, Таллия. Ты со мной, — тихий голос Кавана тоже причиняет боль. Я знаю, что всё это ложь. Вот, к чему приводят мечты. Они уничтожают людей.
Каван
С болью в сердце смотрю на Таллию, лежащую в кровати. Мне сложно контролировать свою ненависть к этой суке, которая не оставила живого места на коже Таллии. Для меня всё равно эта девушка будет всегда прекрасной, но я знаю, как ей больно сейчас.
Я всё слышал. И это, охренеть как, злит меня. Если бы я просто уехал, решив, что наше расставание будет правильным. Если бы я не успел, то потерял бы Таллию.
— Как она? — нервничая, спрашивает меня парень, когда я выхожу из спальни.
— А как ты думаешь? — язвительно фыркнув, направляюсь в кухню, а друг Таллии следует за мной. Если учесть, что я выбил дверь в квартиру, и повсюду пятна крови, то это не самое лучшее место для Таллии, как и для этого парня. Поэтому мне пришлось и его привезти вместе с Таллией к себе домой.
— Я ушёл в супермаркет. Меня не было всего
