– Я так и знал, – хрипло проговорил он и, взяв девушку за плечи, предотвратил ее поцелуй, отстранив ее на всю длину своих вытянутых рук. – И адрес тебе, конечно, любезно сообщил Рошетт.
– Милош! Милош. Да хватит уже, честное слово! Я не видела тебя почти год, а ты начинаешь какие-то дурацкие игрища. Я же соскучилась. – И, освободившись от горячих ладоней, Джанет неуловимым движением на мгновение прижалась к брату. – Пойдем куда-нибудь выпьем чаю, ладно?
В небольшом, но очень уютном студенческом кафе было шумно, накурено и многолюдно; сесть куда-либо было совершенно немыслимо, и Джанет с Милошем чудом устроились на подоконнике.
Через несколько минут нехорошего молчания Джанет все-таки решилась заговорить первой.
– А я думала, ты обрадуешься! И мы с тобой облазаем всю Женеву и все окрестные замки в придачу…
– Я же говорил Па… твоей матери, что у меня сейчас нет времени на такие развлечения.
– Да? – Джанет прищурила синие глаза, отчего стала неуловимо похожа на гейшу. – А она мне сказала, что ты вообще на гастролях в Дании.
Милош поперхнулся.
– Их отменили, – буркнул он. – Но как бы то ни было, тебе здесь делать нечего. Сегодня же вечером я отправлю тебя обратно.
– А если я не отправлюсь?
– Тогда я позвоню отцу.
Хитрая улыбка тронула губы Джанет.
– Ну уж папу-то я уговорю. А сейчас… Ладно, ТЫ, я вижу, устал, да и я просидела всю ночь на вашей крыше. Отвези меня в отель, мы оба выспимся, и вечером… Вечером ты, может быть, сжалишься над своей бедной сестрой. – Джанет притворно, но широко зевнула, томно опустив ресницы. Но когда она их подняла, то увидела, что Милош уже не сидит на подоконнике с чашкой в руке, а стоит перед ней с искаженным от ярости лицом и демонстративно распахнутым пиджаком.
– Отвезти тебя в отель?! – прошептал он. – Выспаться?! Чего ты добиваешься, дурочка? Этого? – И он чуть отклонился назад, еще ширя разведя полы. – Этого!? – И Джанет с ужасом увидела на его светлых брюках огромный комок, натягивающий тонкую ткань. – А ты знаешь… знаешь… – Джанет вдруг явственно увидела на лице Милоша настоящую муку, – что я спал с т… Ох, нет, нет! – Он провел ладонью по лицу, после чего на лбу и щеках остались красные полосы. – Все. Никакого отеля, сейчас мы встретимся с Жаном, потом надо заехать еще в одно место, а вечером аэропорт. Понимаешь? – вдруг совсем иным, растерянным, почти мальчишеским голосом, который странно было услышать от такого высокого и красивого мужчины, проговорил Милош. – Ты понимаешь?
И притихшая Джанет молча спрыгнула с высокого подоконника, подала Милошу руку и, опустив голову, направилась с ним к выходу.
В пустынном коридоре Милош вдруг порывисто прижал к плечу ее голову.
– Прости, Нетти. Но ведь ты и сама должна понимать, что это… Это инцест, – жестко закончил он, отрубая для себя и нее все надежды.
* * *
И все-таки этот день они провели вместе. Словно пытаясь стереть из памяти ужасное объяснение в школе, Милош, как в былые времена, вел себя нежно и заботливо, хотя все же старался не прикасаться к Джанет. На их счастье рядом был насмешливый и легкий Жан, который мог заговорить кого угодно. Со всеприятием человека, которому в жизни все и всегда удается, он проглотил известие о том, что Джанет – единокровная сестра его друга, и даже обрадовался ему, поскольку это явно увеличивало его собственные шансы. И потому он без устали таскал их по всем мало-мальски достойным посещения местам, начиная от трех улиц с удивительными названиями Чистилища, Ада и Рая, до замка Коппе, где дочь хозяина, прародительница всех будущих феминисток, толстая Жермена де Сталь когда-то принимала своих многочисленных гостей.
К вечеру, угостив Джанет и Милоша удивительным сортом глинтвейна под странным названием «негюс» в «Ландольте», Жан исчез, сославшись на завтрашнюю службу, а на самом деле видя, что и брат, и сестра мало внимают его рассказам, погруженные в какую-то странную апатию.
– А теперь мы зайдем к моей… – Милош снова замялся, не зная, как определить свои отношения с Руфью. – К женщине, которой я обязан своим вторым рождением… Словом, к настоящей волшебнице.
К его облегчению, в ответ на это предложение он увидел на лице Джанет слабое подобие улыбки.
– К волшебнице? Я помню, когда я была совсем крошкой, папа тоже повез меня к волшебнице, там, в Америке. Жаль, что я совсем ее не помню. Давай зайдем. – На самом деле Джанет теперь все было безразлично. Если она не может получить Милоша, мир становится бессмысленным и серым. И, как всегда бывает в большом горе, мысль девушки привязалась к незначительной мелочи, к этим несчастным колготкам, которыми она, наивная глупышка, хотела соблазнять и соблазнить. Теперь она думала о них с каким-то брезгливым стыдом и жалостью. И она надела бы эти колготки перед ним, который и так сгорал от желания! Слезы тихо капали на ореховый столик «Ландольта».
– Не плачь. – Милош осторожно повернул ее руку ладонью вверх. – Смотри, какая прекрасная линия жизни! У тебя будут мужчины достойней, лучше и… чище меня. Только не плачь. – Но голос его предательски дрожал.
Джанет благодарно сжала его горячие влажные пальцы и встала.
– Пойдем же.
Руфи как профессору университета полагалась огромная старинная квартира непосредственно рядом с университетом, в узенькой улочке, называвшейся Рю-де-Философ, до которой от кафе было всего минут пять ходу.
Открыв дверь своим ключом, Милош провел Джанет сначала в показавшийся ей ужасно мрачным холл, отделанный черными панелями в мавританском духе, а потом в небольшую комнату, снизу доверху по всем стенам уставленную книгами. Там, на стоявшей посередине кушетке «а ля Рекамье», лежала пожилая женщина в высоком ореоле белых волос над пергаментным лицом. Темно-золотистый плед был накинут на одно ее плечо. Милош подошел и молча приник головой к ее груди, а ее рука полным нежности движением обняла его темную, коротко стриженную голову. И Джанет поняла, что слова для этих двоих излишни.
– Это Джанет, Руфь. Я очень рад, что ты ее наконец увидела. Я пойду приготовлю что-нибудь вкусное. – И Милош вышел из комнаты своей упругой балетной походкой.
– А, богоданная сестричка! – Голос совсем не соответствовал только что увиденной Джанет нежности. – Встаньте-ка вон туда, к окну. – Джанет спокойно прошла к высокому венецианскому окну и остановилась, полная теплого чувства к этой женщине хотя бы уже за то, что она так явно и недвусмысленно любила ее Милоша. Руфь смотрела на нее долго, так долго, что девушке показалось, будто старая женщина забыла о ней. Но Руфь не забыла. Снедаемая раком и тратящая последние силы на то, чтобы никто не заметил ее страданий, она все же не утратила способности наслаждаться миром. И теперь этот мир в благодарность послал ей такой подарок – рыжеволосую внучку, словно сошедшую с картин Эль Греко, неуловимо, но бесконечно похожую на погибшего сына.
