Носатый прошествовал к большому столу, а Максим, доев мороженое, пошел к себе — хотелось курить, а курить лучше всего на лоджии, сидя в шезлонге и глядя на мерцающую в лунном свете гладь воды.
Так он и сделал, а когда затушил сигарету, вдруг почувствовал, что ему хочется спать, свежий морской воздух и плотный ужин сделали свое дело, а все, что было до этого, — и ночной кошмар в Дубае, и странная женщина-Телец, и носатый с запахом беды — лишь миражи, нагнанные ветром из пустыни.
Надо спать. На этой большой кровати.
Таких он еще никогда не видел!
Он и на сей раз не стал включать кондиционер, а оставил приоткрытой дверь на лоджию — если станет душно, дверь можно прикрыть, а кондиционер — включить.
Принял душ и завалился на шелковистую бежевую простыню, вдобавок покрытую каким-то странным геометрическим орнаментом блекло-коричневатых тонов.
И сразу заснул, а проснулся оттого, что в дверь номера постучали, негромко, но он услышал и пошел открывать, даже не удивившись тому, что она сдержала слово и пришла.
И он наслаждался, перебирая длинные, густые темно-рыжие волосы у нее на лобке, а потом вошел в нее и почувствовал, какая она влажная и глубокая, и все было как всегда — он давно уже не искал в женщинах нового, каждая давала лишь то, что могла дать, а могли они все лишь одно и то же.
Но ему было хорошо, хорошо было и ей, она тоже не ждала ничего нового, но от него пахло желанием, а ее приятель задерживался в Шардже, и почему бы не прижаться к этому телу с красивыми мускулистыми плечами и не почувствовать, как партнер заполняет твою ноющую пустоту, она подмахивала ему в ритм, они оба взмокли, волосы у него на груди слиплись, и он чувствовал ее липкие от духоты и пота груди, но не было никакого желания распадаться на две части, вставать и включать кондиционер, тем более что оставалось совсем немного, она уже изгибалась под ним, а ему хотелось кричать, но она вскрикнула первой, и он в благодарность проник еще дальше и только тогда закричал сам.
— Ты действительно любишь Тельцов?! — То ли вопрос, то ли утверждение.
Он поцеловал ее мокрую грудь — вначале провел языком по коже, потом сместился правее и облизал напряженный, затвердевший сосок.
— Мне пора, — сообщила она, вставая с кровати. — Проводишь меня до лифта?
— А душ?
— Не хочу, — сказала она. — Потом, у себя.
Он натянул майку и шорты, подождал, пока она оденется, и вышел вслед за ней из номера, помахивая ключом.
Коридор был пуст, толстый ворс ковра заглушал их шаги.
Они повернули к лифту.
В кресле возле него кто-то спал, отчаянно храпя.
Вера вздрогнула и вцепилась Максиму в руку.
Храпел носатый, видимо, сел покурить, да так и уснул — в пепельнице валялся темный окурок сигариллы, а рядом лежала зеленоватая пачка с надписью «Captain Black».
— Не бойся, — зачем-то сказал Банан, а потом, помолчав, добавил: — Спасибо!
Она ничего не ответила, вошла в подъехавший лифт и помахала ему рукой.
Двери закрылись, носатый вдруг перестал храпеть.
Максим посмотрел на него, тот, в свою очередь, странно взглянул на Максима, потом, покачиваясь, встал, взял со столика свое курево и пошел в противоположный конец коридора.
Максим пожал плечами и двинулся в номер, чувствуя привычную легкость после близости с женщиной, голова была прозрачной и отчаянно хотелось спать, но вначале надо опять принять душ, он закрыл дверь на лоджию, включил кондиционер, поставив регулятор на отметку 24, а потом снял с себя все, вымылся и ничком рухнул на кровать.
Проснулся он, неожиданно для себя самого, рано, еще до завтрака, хлебнул воды, закурил, потом сходил в ванную, оделся и пошел в ресторан.
В холле перед рецепцией было много полиции, человек пять, двое разговаривали с портье, двое рулеткой вымеряли расстояние между разбитыми стеклянными дверями бокового входа и некоей точкой, помеченной мелом, постояльцев не было, и, увидев Максима, полицейские стали говорить тише и как-то засуетились, а когда он, позавтракав с немногочисленными ранними пташками в почти пустом зале, вышел обратно, уже не было полицейских.
Он вернулся в номер и стал собираться на пляж, гадая, почему за завтраком не заметил Веры, хотя что удивляться — он так разнежил ее ночью, что она, наверное, до сих пор спит и появится, скорее всего, только днем, или на пляже, или в кофейне.
Но она не появилась.
Она просто исчезла, как тот странный черный чувак, что притащился к нему прошлой ночью в Дубае и начал пугать кошмарами, хотя с Верой все было намного проще — ее приятель все же вырвался в Хар-Факкан пораньше, и пока они упоенно занимались любовью на большой кровати в номере Максима, он сидел и ждал Веру возле такой же кровати у нее в номере, а когда она вернулась, начал устраивать разборки, и кончилось тем, что он спустил ее с лестницы.
Верин номер находился на втором этаже, вначале ее проволокли по коридору, потом сгребли в охапку и метнули, как шар для боулинга, и она пересчитала, падая, с десяток ступенек, влетела в застекленную дверь, рассекла себе голову, порезала плечи, да и вообще — чудом осталась жива.
Ночной портье вызвал секьюрити, те скрутили ревнивца и вызвали полицию. Вера была в местной больнице, ее приятель торчал в зиндане, а черный чувак, возникший в полуденный час прямо перед Бананом, будто вознесшийся из глубин пресловутого Аравийского моря, хитро ухмылялся и потряхивал цепями, как в давешнем бредовом сне, и Максим вдруг с необъяснимой тоской понял, что строчки, небрежно накарябанные на конверте, действительно про его родную сестру, ту самую Мартышку, которую он не видел уже много-много лет, а этот обритый наголо тип — не кто иной, как исчезнувший в невнятно давнем сентябре возлюбленный сестры и его друг Палтус; какими путями все это пришло в голову Банану — сказать трудно.
Но — пришло.
Он вернулся в номер, достал из сумки конверт и перечитал написанное.
Повидай сестру Мартышку, чей задок так упруг,
И спроси ее, какого цвета я дарил ей халат,
И она ответит: «Белый! а что тебе, брат?»
Он думал про надпись весь остаток дня, она снилась ему и ночью, Банан никак не мог вспомнить нечто очень важное, что предшествовало этим строчкам и что черный бугай упорно втолковывал ему, но он забыл это, отрубился, не удержал в голове, а без тех строчек эти были абсолютно непонятны, и оставалось одно — вернувшись домой, лететь к сестре.
По крайней мере, так проще заглушить откуда-то взявшуюся ноющую боль, которую минувшей ночью помогла утолить рыжеволосая дамочка, чья судьба на миг пересеклась с судьбой Максима, но они расстались и больше никогда не увидятся, и никогда больше Банан не окунется в теплые воды Аравийского моря у побережья маленького курортного городка Хар-Факкан, или Карфакан, но что-то все же изменилось в результате этой их встречи, будто Вера пробудила в нем нечто, спавшее долгие-долгие годы.
