Он торжественно вынул из кармана какой-то флакон и протянул ей.
— Что это? — не поняла она. За целый вечер это были, пожалуй, первые слова, которые она произнесла.
— Твое лекарство! — воскликнул он.
Она взволнованно схватила флакон, внимательно разглядывая его.
— Совсем немного — и ты будешь здорова, — добавил он.
— Ты уверен? — удивилась она.
— Конечно! — продолжил он. — Не зря же мы тащились в такую даль, тратили время, обследовались.
— Но… — сейчас она впервые услышала, что существует лекарство от этой болезни. За последнее время выслушала мнения многих врачей, те только разводили руками, а тут — флакончик в ее руках и уверенный голос мужа. А потому не стала произносить ничего вслух, лишь внимательно на него посмотрела, перевела взгляд на флакон и снова на него.
— Сколько времени нужно принимать эти таблетки? — наконец вымолвила она.
Он запнулся, покраснел — он очень волновался. Она видела это, видела, как он был рад, что нашлось лекарство для нее, а поэтому отвечал не сразу и невпопад:
— Один месяц… Ну… что-то около того — четыре-пять недель.
— И все? — воскликнула она так, что люди начали смотреть в их сторону. — И все? — шепотом повторила она, заметив свою оплошность.
— Конечно! — громко, уверенным голосом добавил он на весь этот зал. — Пьешь таблетки — и забываешь обо всем!
— И запиваешь мартини? — засмеялась она.
Смутившись, тоже засмеялся и сказал:
— Пожалуй, начнем с завтрашнего дня. Сегодня мы отмечаем твое выздоровление… Наше… За тебя!
И он поднял свой бокал.
Она не знала, что думать. За последний месяц она побывала в таком аду, что не готова была к этому избавлению. А тут — просторный зал, чинные официанты, море света, музыка, море за окном, заходящее солнце. Она — в восхитительном почему-то голубом платье, как невеста. (Это он настоял купить именно такое — фантастически небесно-голубое, необыкновенно красивое). Напротив он — в новом дорогом костюме… и этот флакончик в руке.
— Как просто, — подумала она, — какая-то сказка. Сказка бывает?
Посмотрела на него и подумала: «Конечно, бывает! Вот она!»
И снова перевела взгляд на флакон.
А он сидел напротив, его глаза светились незнакомым блеском и улыбались. Он то бледнел, то краснел и неотрывно глядел на нее. Она заметила этот взгляд и была поражена — он смотрел на нее так, как когда-то давно, очень давно, и любовался, не замечая ее изменившегося лица и морщин. Лишь видел это платье и смотрел, не отрываясь, в ее глаза. Наконец произнес, отпив глоток мартини:
— Предлагаю отметить такое событие, а заодно использовать эту поездку. У нас отпуск.
— Здорово! — обрадовалась она. — Надолго?
— На месяц! Целый месяц, и он наш с тобой.
Задумался и произнес незнакомым голосом:
— Медовый месяц.
Посмотрев на него широко открытыми синими глазами, смеясь, спросила:
— Так вот почему ты меня вырядил во все это? Роль невесты! Сошел с ума? Не поздновато ли, спустя десять лет?
— Я тебе задолжал этот месяц, — возразил он, — помнишь, когда-то мы толком так и не смогли никуда поехать. Но раз уж так вышло!..
Она громко засмеялась и уже разумно добавила:
— Может, начнем этот месяц после этого флакончика, недели через три-четыре?
— Нет! — коротко бросил он. Потом поправился:
— Ты в отличной форме, ты королева этого ресторана… — помолчав мгновение, добавил: — Вернее, этой набережной… Тель-Авива! Устраивает?
— Наглый лжец! — засмеялась она и тоже отпила глоток. Официант, поняв, что наконец удобно подойти, вынул ручку и блокнотик и начал писать заказ.
Они долго и с удовольствием выбирали блюда, потом так же долго напитки. Он мало разбирался в винах и поэтому старался заказать самое дорогое.
— Пожалуй, это! — наконец воскликнул он.
— Ты с ума сошел! — прошептала она. — Какая-то бутылка 76-го года за 6 тысяч долларов! Ты обезумел? — но продолжала веселиться. Ей нравилась эта игра. В конце концов, сегодня она родилась заново. Сегодня у нее день рождения! А еще этот чертов медовый месяц, что же, остается гулять по полной!..
А официант не понимал. Нет, он был в восторге от этой русской парочки, но не понимал, как можно за бутылку вина отдать такие деньги? Даже за глоток такого вина. Но понимал одно — сегодня был его день, а потому продолжал азартно предлагать блюда, перелистывая одну страничку меню за другой. Сейчас он чувствовал себя соучастником какого-то праздника или представления, нереального действия, которое стоило немыслимых денег, такое даже здесь встретишь не часто, и поэтому его понесло:
— Обратите внимание на это «Шато» 74-го года, вашей маме наверняка понравится. Изумительно терпкий и в тоже время нежный, ненавязчивый и, несомненно, приятный вкус. Ваша мама будет просто в восторге!..
Затем неожиданно прервал свою речь и теперь с удивлением уставился на человека, который внезапно побледнел и зло произнес:
— А вы его пробовали?.. Вино 74 года за 10 тысяч баксов, вы пили его когда-нибудь? — снова гневно посмотрел на него и небрежно бросил: — Мы уходим отсюда, — швырнул на стол деньги за аперитив и, подхватив под руку свою нарядную спутницу, повел ее к выходу.
«Ну и семейка! — официант долго стоял и смотрел им вслед, не понимая, чем так разозлил этого клиента. — Как понять этих русских? Сначала швыряют деньги на ветер, потом быстрее ветра исчезают сами». Он вздохнул, взял деньги, которых хватило бы на несколько бутылок этого мартини, и принялся убирать со стола. Впрочем, убирать особенно было нечего — всего-то два бокала недопитого аперитива и меню, которое они только что так весело разглядывали. А в воздухе все еще стоял нежный, удивительно тонкий запах духов этой пожилой леди… Нет, не пожилой. Наверное, судя по возрасту ее сына, ей было около пятидесяти, но для своих лет выглядела она совсем недурно. Просто замечательно выглядела. Все-таки русские женщины чертовски красивы… Впрочем, это не его дело.
Это был опытный официант, он мог без труда определить возраст женщины. Никакая из них не сумела бы скрыть от его глаз свой возраст, если шея ее была открыта. По этому нежному месту, которое не скроешь никакой косметикой, всегда можно понять, кто перед тобой. Просто об этом нужно знать — а он знал. Иногда ему казалось, что про этих клиентов шикарного ресторана, где он работал многие годы и обслужил уже тысячи, он знал все. Знал, кем они приходятся друг другу, как ведут себя супружеские пары и как на их месте любовники. Казалось, даже знал, как они делают ЭТО. А семью из молоденькой мамочки и взрослого сына распознать не составило никакого труда. Тем более в этой стране неравные браки были по традиции только классическими — муж старше жены. Сюда еще не дошла европейская мода. А поэтому, ему и в голову не приходило, что он ошибся. Ужасно ошибся! Тем более что эти двое никак не походили на супружескую пару — уж больно трогательно они себя вели…
Официант снова посмотрел на карту вин, вздохнул и закрыл ее. Нет, сегодня, пожалуй, был не его день — такого в его практике еще не было…
— Просто чертовски красива! — любовался он ее глазами, тонкими оголенными руками, стройной, точеной фигурой в голубом платье, немного курносым носиком и прической, которую сама она успела сделать на бегу в этой сумасшедшей гонке, в сумасшедшем городе, который, кажется, никогда не спал.
Тель-Авив гулял. Был третий час ночи, а он все гулял, и они вместе с ним. Бродили по улочкам, болтались в каких-то закоулках, забегали в маленькие бары и кафе, совсем не уставая. Он не хотел отпускать этот вечер, не хотел прощаться с этим бесконечным днем, и теперь сумасшедшая ночь была его продолжением.
Сейчас они, свесив ножки, сидели за круглым столиком какого-то музыкального бара. Никого не удивляли их наряды. Публика состояла по большей части из молодежи и тоже была разодета или раздета, с немыслимыми прическами, одни в джинсах и майках с рюкзачками за спиной, другие — в вечерних платьях. Все смешалось в этой праздной толпе. Все перепуталось и переплелось — стили и возраст, время и жизнь, день и ночь. Все и вся сходили с ума! А музыка незнакомого джаза, или не джаза вовсе, так ударяла по ушам и мозгам, что, казалось, выбьет сейчас из их голов все неприятные мысли, и только бесшабашное веселье будет наполнять эти сердца…
