Это — психосоматика. Но, удушение то я чувствую реальное!
— Зараза! — швыряю недокуренную сигарету в окно.
Дышу глубоко носом. От пронизывающего ветра больно дышать.
Пальцы нащупывают лемби под свитером.
Ваха терпеливо пытается оставить меня наедине с самим собой. Надевает наушники и немного откидывается на сиденье.
Меня хватает минуты на три. Потом накрывает. Перевожу на него требовательный взгляд.
С вопросом в глазах выдергивает один наушник.
— Ты же не еë слушаешь, правда?
Сглатывает.
— Немного адеквата, Дэм, окей?
— Я вопрос задал!
— Я тебе на него заблаговременно ответил. Остынь! Ты нашел еë! Забираешь или что?!
Удушье отпускает, бешенство тоже. Достаю ещё одну сигарету. Молча, с наслаждением курю. Нашел…
— Там где-то коньяк в бардачке, будь любезен… Не сезон, мать его, что-то…
Здесь такой холод, что периодически тянет согреться. Ветер обмораживает лицо. Но выпить хочется не только поэтому. Надо же вернуться, поговорить. А я не могу! Не могу!!
Морщась, пью коньяк. Вообще-то, мне бы ей залить стакан перед разговором. Заказываю доставку — вино, закуски… Мы будем сегодня много говорить.
— Давай так… Я сегодня останусь здесь. А завтра полетим в Москву.
— Окей, — тянет руку.
Пожимаю.
— Гоу! — кивает на подъезд.
Нет, все еще хочется делать ей больно.
— Рано.
Телефон звонит. Злата. На новую сим-карту.
— Слушаю.
Да, слушаю, как плачет и, заикаясь, что-то гневное пытается мне сказать.
Мля…
Это очень хреновое чувство, когда твоя женщина заикается от нервного стресса, который ты ей устроил. Хреновое оно ещё и потому, что причина еë заикания изначально — испуг. Его организовал не я. Но я до сих пор не закопал всех участников экшена, которые ей его организовали.
И мне больно, блять. Теперь за неё.
— Успокойся.
— У-успокоиться?! Эгоист! К-а-ак… — начинает она говорить чуть медленней, растягивая гласные и пытаясь справиться с дефектом, — … мне теперь дочку кормить? Как?! Прикасаться к ребенку как после тебя?! «Хочу! Моя! Мне!» И п-плевать на всë! И всех! Н-ненавижу! Эгоисты! С-сволочи вы все!
— Я — не «все», ясно?
Скидываю вызов. Стучу пальцами по экрану телефона, прокручивая в голове еë слова.
Ещё раз…
И ещё раз.
Из неясной отвратительной мути с её побегом, давно плескающейся внутри меня, начинает медленно прорисовываться картина.
Сначала досадная, а потом очень некрасивая. Откуда она могла узнать?
Щелкаю пальцами. Я идиот. Там документы мои были, с первым анализом. Меня забрали, они остались на столе… А я настолько взлетел от снятия диагноза, что вообще перестал париться. Для меня проблема исчезла!
— Кажется, я понял — почему.
— И?
Машина с доставкой.
— Завтра. Мне пора. И Ваха… Не смей слушать мою жену, усек?
Никаких сексуальных переживаний в сторону моей женщины!
— Ищи другую Шахерезаду.
— Иди, Отелло.
Стою перед дверью, пишу ей: «Злата, это я. Открой. Или вынесу нахер… Давай, не будем детей пугать»..
Жду. Не открывает. Сообщение не прочитано. Нетерпеливо жму на звонок. Через минуту дверь открывается.
Тихон. Молча, исподлобья смотрит на меня. Взгляд… Не детский у тебя уже взгляд, парень.
— Здравствуй, Тихий, — протягиваю руку.
Пожимает.
— Зачем ты приехал, Демид?
Хмурясь, смотрю мимо него, за спину.
— Через порог будем разговаривать?
Не продавливается. Молчит.
— Я зайду?
— Злата не хочет, — упрямо.
— Злата… Злата — ребенок, чуть старше тебя. А я взрослый. Вам нужен взрослый.
— Нам и так нормально. Мы уже взрослые.
— Тебе нравится, как живёт твоя сестра, Тихий?
— Нет.
— Мне тоже не нравится. Не мешай исправить мне ситуацию. Мы поговорим, я уйду.
— Отвечаешь?
— Отвечаю.
Прохожу внутрь. За дверью ванной слышен шум воды. Здесь. Отдаю Тихому пакет.
— Унеси на кухню, пожалуйста.
Скидываю куртку. Давлю ладонью на дверь в ванную. Заперто.
Толчок плечом, шпингалет вылетает.
Сдергиваю с себя свитер, вытаскиваю её плачущую из-под душа. Оборачиваю полотенцем.
— Всë… Всë!! — встряхиваю ее. — Невозможно! Невозможно трогать, целовать, любимого человека, если у тебя ВИЧ! Почувствовала это?! Невозможно!
— Т-т-трогаешь… — дрожит вся.
— Трогаю! — зло впиваюсь на секунду в губы. — Люблю и трогаю! Почему: сложи дважды два.
— Не м-м-могу…
Я, блять разобью что-нибудь сейчас, если она хоть раз еще заикнется. Это невыносимо! Обезоруживающе! Словно я пытаюсь орать на ребенка. Нахрен!
Просто обнимаю её.
Чуть позже поору. Как успокоится.
Глава 14. Хищник
Дочь спит. Хорошо, что она спит!
Варя быстро ловит настроение, а если добавить к моей истерике ещё и её истерику, то боюсь, не выдержу. И грудь ей дать не смогу…
Демид стоит у её кроватки, озабоченно хмуря брови. Это меня даже не нервирует.
Дрожа от холода и нервного напряжения, кутаюсь в одеяло. Сегодня я достигла границы выдержки. Струна, которая, натягивалась со времени, как убили родителей лопнула. И я как пьяная. Абсолютно не контролирую эмоции, не управляю ими, и в тот же момент мне безразлично, словно это всë происходит в кино, а я просто его смотрю.
Это всë не по-настоящему. А мне где-то лет четырнадцать и ничего ещё страшного не произошло.
Я смотрю на кроватку, как в своë будущее. У меня будет дочка? И вот этот Демон будет частью моей жизни?
И никто за меня не заступится.
Красив… Но меня не манит эта мужская красивая мощь его тела. Мне горько!
На его рёбрах такие же следы от пуль как у меня. Только чуть выше. Нас словно одинаково пометили.
Между деревянными брусочками кроватки, немного свешивается Варина ладошка. Дэм присаживается и задумчиво тянется к ней пальцами.
— Не трогай еë.
Опускает взгляд.
— Ах, да.
Присаживается напротив меня, отыскивает что-то в телефоне. Подносит экран к моему лицу. Не вижу ничего, буквы пляшут, смысла написанного — не понимаю.
— Что это?
— Это мой анализ на ВИЧ. Отрицательный. Получил я его тридцать первого декабря. И только после этого, я тебя… поцеловал.
— ВИЧ не лечится, — двигаюсь от него подальше.
Обида на него отталкивает физически.
— Не лечится… Но у меня был ложноположительный анализ, из-за вакцины, которую я ставил. Но чтобы исключить даже минимальные риски. Я. Ждал. Полгода!! — срывается его голос на низкое рычание.
— А что мешало тебе сказать мне об это? — качаю недоверчиво головой. — Мы ждали бы вместе.
— Господи, блять! — срывается с места, но комнатка крошечная и тут негде мерить шагами пространство, как он привык. Смотрит в окно, сложив за спиной руки.
— Ты скрыл… — смотрю равнодушно в стену перед собой. — Ты изводил меня сомнениями… Позволил узнать это не от тебя. Испугаться! Разочароваться! Теперь, приходишь в мою жизнь как хозяин и хочешь, чтобы я верила тебе и картинке в твоем телефоне?
Отрицательно качаю головой.
— Почему скрыл? Ответ не очевиден?? Да ты сломя голову понеслась, как только узнала об этом! К Волкову своему побежала! Даже не поговорив со мной.
Варюша ворочается.
— Не ори, Черкасов! Ребенок спит.
— Извини… — протирает руками лицо.
— «Понеслась» я к «своему Волкову», когда твой брат пообещал лишить меня родительских прав, из-за того, что я подвергла опасности жизнь ребёнка, занимаясь сексом с ВИЧ-инфицированным. Ты меня подставил!
— Сука! — цедит он. — Мразь…
— Моя дочь спит в двух метрах от тебя.
— Извини. Но ты должна была ко мне с этим идти! — шепчет он яростно.
— К тебе?! К человеку, который скрыл от меня такой диагноз? Просил ему доверять! Сам врал! Я ничего этому человеку не должна. Я знать не хочу этого человека!
— Я под пули за тебя встал, Злата. Это ничего не значит?
— За моë наследство. Ты сказал — «я тебе гарантирую!». В итоге отняли всë!
