Блин, собака! О чем я думала, когда предлагала ее? Это же еще один ребенок! Надо было настаивать на попугайчике или хомячке.
Собираемся с Яной в сад и на работу.
Сегодня я тщательнее выбираю что надеть, убеждая себя, что просто так хочется что–то наряднее, а не потому, что встречусь с кое с кем из журнала. Останавливаю выбор на приталенном платье–футляре цвета бордо и черных лакированных туфлях. Несмотря на высокий каблук, они удобные, а ремешки вокруг щиколотки придают пикантную изюминку образу. Ну и волосы. Волосы я оставлю распущенными, только кончики подкручу. Все равно на работе их придётся спрятать под косынку, но пока можно покрасоваться так.
– Рыбенок, сегодня из садика тебя заберет бабушка, хорошо? – кричу дочке из своей комнаты.
Крашу глаза, рисуя тоненькую стрелочку на веках.
Янка прибегает.
– Бабуля заберет? – переспрашивает и прыгает на месте, хлопая в ладоши. Вместе с ней подпрыгивают длинные волосы. Мысленно делаю себе заметку, что надо что-то делать с моей лахудрой. – Ура!
Посчитав, что слишком радуется, Яна останавливается. Пытается спрятать радость, сжимая губки. Наверное решила, что я могу расстроиться.
– Ой, а ты? Много работы, да? – участливо заглядывает в глаза, на которые осталось только тушь нанести.
Держу кисточку подальше от лица – пережидаю ураган в виде моей русалочки, чтобы ресницы в этот раз накрасить ровно.
– Очень много, – киваю убедительно.
– Хочешь я вам помогу? – ластится лисичкой.
– Очень хочу. Но давай в другой раз? Побудь с бабушкой, она наверняка очень–очень по тебе соскучилась.
– Ага. Я тоже.
Удивительно, как сошлись характерами Маргарита Павловна и моя малышка. Стоило этой строгой, местами суровой женщине, что забрала меня к себе после аварии, впервые взять на руки маленький пищащий сверточек, как она изменилась до неузнаваемости. Она заменила Яне родную бабушку и для меня стала палочкой–выручалочкой. Опорой, наставницей, близким человеком, проще говоря членом нашей маленькой семьи. И мы с Яной стали родными для Маргариты Павловны, так как у нее до нас никого не было. Только работа.
И конечно, опыт и советы мудрой женщины, не один десяток лет проработавшей на пищекомбинате, пригодились мне при открытии моей кондитерской. Без нее раскручиваться пришлось бы дольше, если я вообще бы взялась открывать свое дело. Скорее всего струсила бы на первом же этапе.
После аварии
В палату, где я лежала с двумя женщинами, вошла наша грымза, Маргарита Павловна. Со своей неизменной высокой прической, ярко накрашенными красным губами и строгим пронизывающим взглядом. Оглядела все сверху донизу и слева направо, удовлетворенно кивнула, подошла к моей кровати. Я же смотрела на нее удивленно, не понимая, что эта женщина делает здесь. По моим подсчетам, она должна быть на работе, да и у меня с ней отношения до этого дня были чисто рабочими.
– Здравствуй, Катюша, – вдруг как-то ласково, по-матерински улыбнулась Маргарита Павловна, опустившись на стул.
– Здравствуйте!
– Как ты себя чувствуешь?
– Уже лучше. Врач сказал, через два дня выпишут.
– Это хорошо.
Маргарита Павловна снова обвела взглядом палату. Чуть прищурив глаза, посмотрела на женщину, кровать которой стояла с краю от окна. Валентина неудачно подвернула ногу и вчера ей сделали операцию. Сегодня она весь день сидит на подоконнике, ждет мужа и сына. Ее соседка, тетя Галя, куда-то вышла.
И снова грымза обратила внимание на меня:
– Что с ребенком делать собираешься, Катерина?
Маргарита Павловна смотрела прямо в глаза, и я растерялась. Показалось, что она в курсе моей истории. И в подтверждении этого она погладила мою руку, что лежала поверх журнала. Читать врач запретил, поэтому я просто разглядывала картинки. Днем ранее приходили девчонки с работы, принесли развлекалку. Посплетничали как всегда, перемыли косточки мужикам и Игорю в том числе. Как я не хотела рассказывать о том, что произошло, как-то само получилось, что выложила все как было: от измены до аварии, в которой пострадали оба, но больше досталось Игорю. Он в коме и прогнозы неутешительные.
– Аборт делать будешь?
– Нет, – прошептала, опешив, и в добавок мотнула головой. Знаю, в моем положении лучше бы без ребенка, но избавиться от крохи, что уже во мне есть, я не смогу.
– Вот и правильно, – выдохнула Маргарита Павловна и как будто даже повесела, еще шире заулыбалась. – Вот и молодец! А козла своего забудь! Надо будет, другого найдешь, нормального, а нет – ребеночек будет тебе опорой и отрадой.
От неожиданности я только кивала на каждое ее слово, не веря, что слышу это от нее. Утром ушат помоев и оскорблений на меня вылила свекровь. Обвинила во всем меня, запретила возвращаться домой. Я же, негодяйка такая, погубила ее кровинушку, инвалидом сделала, как будто это я насильно посадила его за руль и заставила лихачить по ночному городу...
– Жить где будешь после выписки?
– Не знаю...
– Тогда может ко мне переедешь? Я одна, места много. С лялькой помогу если что...
Маленькие детские ручки обвивают мою шею, вырывая из воспоминаний многолетней давности.
– Мамочка, ты у меня такая красивая! – Яна смотрит на меня в отражение зеркала.
В такие моменты нежности совсем не важно, что помнется или растреплется прическа, засохнет дорогая тушь на кисточке или поплывет косметика. Время останавливается и хочется долго-долго вот так наслаждаться объятиями ребенка. Ловить ее счастливый взгляд в отражении, улыбку, дышать детским, самым вкусным запахом.
Вот оно – мое солнышко, моя отрада. Глядя на нее, каждый раз думаю, что мы с ней живы благодаря ангелу-спасителю, что помог нам в ту предновогоднюю ночь. Каждый год 29 декабря я хожу в церковь и ставлю свечку за его здоровье. Надеюсь, боженька знает кто он такой. Я же найти его, чтобы отблагодарить, не смогла.
– Ты у меня тоже очень-очень красивая! – обнимаю кнопку в ответ.
– А я вся в тебя! Так бабуля говорит.
– Надо же. А что еще говорит наша бабуля? – целую дочь в щеку.
– Что мужика нам в доме не хватает, – вздыхает русалочка.
– В смысле? Какого мужика?
– Настоящего. Чтобы кран мог починить или лампочку ввернуть. У бабули все сломалось.
– Ахаха, так мужика бабуле надо, а не нам.
– Ага, а вдруг у нас тоже все сломается?
– Скажу тебе по секрету, дорогая, чтобы наладить сломанное, надо просто позвонить в ЖЭК и вызвать мастера. Он за полчаса все починит.
– Ну нет, так не интересно, – вращает глазенками моя рыбка. – Еще схалтурит. Надо своего... домашнего...
На пороге комнаты появился Борис и встал как вкопанный. Словно удивился, что мы еще дома.
– Яна, мы опять рискуем опоздать! Собирайся!
Рабочая рутина вытеснила из головы предстоящую фотосессию. Сегодня будто весь город с утра проснулся и решил: хочу торт и пирожные.
Мы не справляемся. Дина уже обзвонила ребят со второй смены, предложила выйти внеурочно. К обеду подошли трое, стало легче.
Что же ждет нас после рекламы в журнале? Ночные смены открывать? Даже об этом некогда подумать, отложила на потом.
– Заказ на торт, – объявляет Вера.
Переглядываемся кто пойдет.
– Иди, Катюша, я доделаю, – Василий Викторович забирает у меня песочные корзиночки с цыплятами из безе.
– Спасибо! – дарю ему благодарную улыбку. От цыплят уже рябит в глазах.
Снимаю перчатки, выхожу в торговый зал.
Покупателей битком, на кассе очередь. Вера указывает на заказчицу, что стоит в стороне от витрин.
Девушка хорошенькая, беленькая, лет двадцати. Светится вся как ангелочек. И глаза синие–синие с бирюзовыми крапинками.
– Здравствуйте, – подхожу к ней с улыбкой, предварительно захватив общий блокнот с заказами, – вы хотели заказать торт?
