Возможно, это одна из моих любимых черт в нём.
— Это и было моей целью — получить высшее образование. Никто в моей семье не учился в колледже.
Он поворачивается ко мне всем телом. Часть полотенца спадает, обнажая мускулистое бедро.
— Это определенно то, чем можно гордиться, — говорит он.
Я не улыбаюсь ему, но мне хочется улыбнуться.
— Тот, кого я упоминала? В то время мы были помолвлены.
Это застает его врасплох.
— Помолвлены? — его взгляд падает на мою левую руку, вероятно, перепроверяя, нет ли там кольца.
— Я была помолвлена.
В середине его лба появляется небольшая складка.
Когда я встречаюсь с ним взглядом, я вижу неподдельное любопытство.
— Я разорвала помолвку около двух лет назад, — добавляю я.
Он, должно быть, замечает, как меняется выражение моего лица, возможно, и тон тоже, потому что больше ничего не говорит. Мы едим в тишине, и проходит некоторое время, прежде чем он спрашивает:
— Хочешь поговорить об этом?
— Не совсем, — я не хочу вдаваться в подробности. Я не хочу тратить то немногое время, что у меня есть с Генри, ни на что другое, кроме него. — Я скажу, что он оказался худшим типом мудака.
— Ах.
— Да. Хотя я должна была догадаться. Я имею в виду, он из Бостона.
Генри по-совиному моргает, смотря на меня.
— Поверь мне, все их спортивные команды — отстой, — я пытаюсь обратить это в шутку, но у меня во рту становится противно, и я облизываю губы, чтобы стереть это ощущение.
Мы оба одновременно тянемся к тарелке с фруктами, неловко извиняемся и ждем, пока другой возьмет первый.
— А как насчет…
— Что ты…
Конечно же, мы начинаем говорить одновременно.
— Пожалуйста, сначала ты, — настаивает он.
— Я собиралась спросить про тебя.
Он вопросительно поднимает бровь.
— У меня было два партнера, — пожимаю плечами. — А как насчет тебя?
Он откидывается назад, опираясь на локоть, полотенце немного спадает, почти ничего не скрывая. Но я не позволяю своему взгляду блуждать. Ладно, может быть, немного.
— Ну, давай посмотрим…
Я ковыряю картошку фри, пока жду, когда он скажет мне число. Не то чтобы это имело значение, но мне очень любопытно.
— Слишком много. Некоторые идентифицировали себя как женщины, другие как мужчины, и небинарные персоны. И, э-э, есть некоторые, о которых я так и не удосужился спросить.
Я никогда не сомневалась, что их было много. Не думала, что это будет беспокоить меня так сильно. Я отгоняю эту мысль. Генри выглядит так, словно ждет от меня комментария, поэтому я спрашиваю:
— Какие отношения были самыми долгими?
В его глазах мелькает удивление. Возможно, мне не следовало спрашивать об этом.
— Самыми долгими были…один год. Он порвал со мной, потому что я переехал в Лос-Анджелес, а он не хотел отношений на расстоянии.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Тебе бы хотелось, чтобы всё было по-другому?
— Тогда хотелось бы. Даже подумывал о том, чтобы не переезжать, — наступает пауза, когда он садится. — Он попросил меня остаться в Лондоне.
— Ох.
Генри надолго замолкает. В конце концов, он вытирает рот салфеткой.
— Я выбрал свою карьеру.
В его тоне есть что-то, чего я не могу определить. Я все равно киваю, но больше вопросов не задаю. Он уважал мою потребность держать некоторые вещи при себе; я могу сделать то же самое для него.
— Хотя мой агент… — он медленно выдыхает и долю секунды смотрит на меня из-под ресниц. Я не готова к боли в его глазах. — Она считала, что для меня будет лучше, если…если люди будут думать, что я натурал.
Он выдерживает мой взгляд, затем отводит глаза.
— Я послушал её, — бормочет он, прерывисто дыша.
Генри озабоченно потирает руки. Я не уверена, что имею право протягивать руку, но через некоторое время легонько кладу свою ладонь поверх его обеих.
— Мне не следовало этого делать, — заявляет он, сжимая мою руку. — Я черный мужчина. Я не из Штатов. Добавление бисексуальности к этому показалось мне перебором, поэтому я согласился с этим, но…Мне не следовало этого делать.
Я не знаю, что я могу сказать, чтобы облегчить глубокую боль и печаль, которые он, кажется, испытывает, поэтому я молчу.
— Никогда не делился этим, — он глубоко вздыхает. — Я никому не рассказывал. Даже моей семье.
Генри поднимает на меня глаза, полные непролитых слез. Я польщена тем, что он доверил мне что-то настолько личное. Может быть, со мной он тоже чувствует себя в безопасности. Или, может быть, зная, что мы больше не увидимся, ему тоже легче разговаривать со мной.
— Ненавижу, что я так себя чувствовал, — бормочет он так тихо, что я едва слышу его. Однако стыд, сквозящий в его словах, слышен громко и ясно.
— Генри? — он не поднимает глаз, поэтому я всё равно говорю. — Мне жаль, что тот агент сказал тебе это. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через всё это.
Он молчит, смотря на свои руки.
— Ничего, если я тебя обниму? — спрашиваю я.
Ему требуется некоторое время, чтобы пробормотать:
— Конечно.
Я без колебаний обнимаю его.
— Мне жаль, что у тебя не было поддержки, которой ты заслуживаешь.
Плечи поникли, руки неподвижно лежат на коленях, он делает глубокий, прерывистый вдох.
— Ты сделал то, что считал правильным в тот момент. Всё в порядке, — шепчу я и прижимаюсь крепче. В этот момент я чувствую, как одна из его рук обнимает меня за талию. — Похоже, ситуация сложная, — говорю я ему в плечо.
— Этого не должно было быть, — утверждает он.
— Может быть, и нет, но если в то время ты не чувствовал себя в безопасности, делясь этой частью себя, я думаю, ты поступил правильно.
Карие глаза поднимаются на меня. Он смотрит на меня, возможно, ожидая, что я скажу больше.
— Я не проходила через что-либо подобное, но я совершала поступки, которые лучше бы не совершала. К сожалению, ничего из этого нельзя исправить. Никто из нас, ни ты, ни я, не может вернуться назад и изменить прошлое, как бы сильно мы этого ни хотели. Но единственное, на что мы можем надеяться, — это извлечь из этого урок. Если это была ошибка, мы стараемся не повторять её снова. Если мы сделали неправильный выбор, то в следующий раз постараемся сделать правильный.
Он делает ещё один глубокий вдох.
— Ты действительно в это веришь?
Откидываясь назад, я киваю.
— Если бы не верила, меня бы здесь не было.
Качая головой, он невесело усмехается.
— Ну, это отстой, — он проводит рукой по лицу.
— Иногда нам это нужно, — шепчу я, толкая его
