Дверь в спальню, первую слева, была распахнута настежь. Мой мозг говорил мне пройти мимо, но ноги не слушались. Я стояла в дверном проеме, пытаясь заставить себя отвести взгляд, но тело просто не хотело подчиняться.
Идеально заправленная кровать с потертым, темно-синим покрывалом. Постеры с изображением супергероев, покрывающие каждый сантиметр на стенах. Черная лампа над изголовьем кровати. Комната выглядела почти так же, какой я ее помнила, только сейчас в ней не было грязной одежды на полу. Открытый шкаф пустовал, и кто-то снял календарь с Человеком пауком, висевший раньше над столом. Но комната все еще выглядела теплой, как будто он все еще был здесь. Как тогда, когда мне было четырнадцать.
— Джейк, я не понимаю. Кто была эта девчонка?
— Никто. Не волнуйся об этом. Она ничего для меня не значит.
— Но…
— Шшш… это не такое уж большое дело.
— Я люблю тебя, Джейк. Не лги мне, хорошо?
— Не буду.
— Обещаешь?
— Конечно. Ты правда думаешь, что я сделаю тебе больно, Би…?
— Бьянка, черт возьми, куда ты подевалась?
Голос Кейси заставил меня подпрыгнуть. Я быстренько вышла из комнаты и закрыла дверь, зная, что не смогла бы каждый раз проходить мимо нее по дороге в туалет.
— Иду! — постаралась сказать я нормальным голосом. — Боже! Будь терпеливой хоть раз в своей жизни!
Затем, приклеив на лицо улыбку, я пошла смотреть фильмы с моими подругами.
Хорошенько поразмыслив, я решила, что это совсем не плохо — быть Простушкой.
Во-первых, необязательно волноваться по поводу своей прически или макияжа.
Во-вторых, никакого давления на твое поведение — никто за тобой не наблюдает.
В-третьих, никакой трагедии с парнями.
Третья причина пришла мне в голову, когда мы смотрели «Искупление» в комнате Джессики. В фильме Кире Найтли пришлось пройти сквозь всю эту чертову трагедию с Джеймсом МакЭвоем, но если бы она не была такой привлекательной, он никогда бы на нее не посмотрел. Ее сердце бы никогда не разбилось. Кроме того, все знают, что вся эта бурда о том, что «лучше любить и потерять, чем…» просто чушь собачья.
Это применимо ко многим фильмам. Вот сами подумайте. Если бы Кейт Уинслет была Простушкой, то Леонардо ДиКаприо не влюбился бы в нее на «Титанике», и мы бы не обрыдались в конце горючими слезами. Если бы Николь Кидман в «Холодной горе» была бы страшилкой, то не переживала бы об ушедшем на войну Джуде Лоу. И список подобных фильмов бесконечен.
Я имею «удовольствие» наблюдать, чем все время заканчиваются отношения моих подруг с парнями — слезами (Джессика) или криком (Кейси). Мне разбили сердце всего раз, но этого было более чем достаточно. Так что просмотр «Искупления» помог мне осознать, что быть Простушкой — совсем даже неплохо. Тупо, да?
К сожалению, даже Простушки не спасаются от семейных разборок.
Я вернулась домой около половины второго следующего дня. Я все еще отходила от этой ночевки, где никто не спал, и еле-еле могла держать открытыми глаза, но вид полного разрушения в доме быстро отогнал весь сон. На полу в гостиной блестели осколки стекла, кофейный столик был перевернут вверх ногами, как будто его кто-то пнул, и мне понадобилась целая минута, чтобы принять то, что я видела — разбросаны по полу пивные бутылки. Секунду я просто стояла у двери, не двигаясь, думая, что нас ограбили. Затем услышала громкий храп отца, доносившийся из его спальни в конце коридора, и поняла, что правда намного хуже.
Дом у нас не сиял чистотой, поэтому было вполне нормально ходить дома в обуви. Сегодня же, это было просто необходимо. Стекло, которое, как я поняла, было из нескольких разбитых рамок для фотографий, хрустело под моими ногами, пока я шла на кухню за пакетом для мусора, необходимым для уборки этого хаоса.
Я почти ничего не чувствовала, двигаясь по дому. Я знала, что мне следовало быть испуганной. Отец не пил почти восемнадцать лет, и бутылки из-под пива ясно давали понять, что его трезвость была под угрозой. Но меня это не задевало. Может потому, что я не знала, что конкретно должна была чувствовать. Что такого произошло, что выбило его из колеи?
Я нашла ответ на кухонном столе, в аккуратно сложенном конверте.
— Бумаги на развод, — пробормотала я, разглядывая содержимое. — Что за фигня? — Я смотрела на вычурную подпись своей матери в состоянии полного шока. Да, знаю, я вроде как ожидала этого — когда твоя мать исчезает больше чем на два месяца, такое приходит на ум, но сейчас? Серьезно? Она даже не позвонила, чтобы предупредить меня! Или папу. — Черт подери, — прошептала я, мои руки тряслись. Отец совершенно не ожидал этого. Боже, неудивительно, что он пытался утопить горе в бутылке. Как она могла так поступить с ним? С нами обоими.
К черту это. Серьезно. К черту ее.
Борясь со слезами, я кинула конверт и подошла к шкафу, где мы храним все для уборки. Схватив мешок для мусора, я направилась в разгромленную гостиную.
Я протянула руку к первой пустой бутылке, и осознание всего этого накрыло меня с головой, формируя в моем горле огромный ком.
Мама не вернется домой. Папа снова начал пить. И я в буквальном смысле собирала осколки. Я подбирала крупные куски стекла и пустые бутылки и кидала их в мешок, пытаясь не думать о матери. Пытаясь не думать о том, что у нее сейчас, скорее всего, идеальный загар. Пытаясь не думать о симпатичном двадцатидвухлетнем латино, с которым она, должно быть, развлекается. Пытаясь не думать о ее идеальной подписи на документах о разводе.
Я была зла не нее. Очень и очень зла. Как она могла? Как она могла просто отправить бумаги на развод по почте? Не придя домой и не предупредив нас. Разве она не знала, что каково будет отцу? И она совершенно не подумала обо мне. Не говоря уже о том, чтобы позвонить и подготовить меня к этому.
Именно тогда, убираясь в гостиной, я решила, что ненавижу свою мать. Ненавижу за то, что ее никогда не было дома, за то, что она шокировала нас этими бумагами, и за то, что она сделала больно папе.
Я несла на кухню мусорный мешок, полный разбитых рамок и порванных фотографий, думая о том, удалось ли папе точно так же уничтожить все воспоминания, запечатленные на этих снимках. Скорее всего, нет. Вот почему ему нужен был алкоголь. И когда даже это не стерло лицо моей матери из его памяти, он, должно быть, разгромил гостиную, как пьяный сумасшедший.
Я никогда не видела отца пьяным, но знала, почему он завязал. В детстве я слышала как он с мамой обсуждал это. Под градусом он становился до такой степени агрессивным, что мама боялась его и умоляла бросить пить совсем. Что, думаю, объясняло перевернутый кофейный столик.
