тянусь за кружкой кофе, стоящей на журнальном столике.
Бекка хихикает, слегка запрокинув голову. Мы мало похожи внешне. Не совсем разные, но и не копии, как это было в детстве. Изменения пришлись как раз на мою младшую сестру. Из неуклюжей малявки с брекетами, которая вечно меня доводила своими истериками, она превратилась в молодую красивую девушку с ногами, сравнимыми с Эмпайр-стейт-билдинг. Мы лежим на тахте друг на против друга, и если мои ноги достигают уровня талии Бекки, то ее ноги почти у моих плеч. И это учитывая то, что я никогда не была маленького роста. Да уж, мир и стандарты в нем меняются слишком быстро.
– Ты освободила день, когда приезжают родители? – спрашиваю я.
Бекка прищуривает глаза, задумавшись. Ее волосы стали темнее моих, они струятся по ее худым плечам и спускаются чуть ниже груди. Полосатый бело-зеленый топ закрывает горло, но полностью оголяет ее тонюсенькую талию, обхватанную ремнем. Я не могу не смотреть на свою сестру, не могу ее не разглядывать до каждых мелочей. Она очень быстро меняется и взрослеет.
– Да. Я буду свободна, – отвечает Бекка и принимается ковырять ногтем в дырке своих джинсов в области колена. – Мама сказала, что это ее последняя работа.
Я качаю головой, усмехнувшись.
– Она говорит так каждый раз.
Я не знаю передается ли талант как-то генетически. Не факт, что у музыканта родится талантливый флейтист. Это ведь как лотерея. Возможно я не права, понятия не имею. Но моя мама выиграла эту лотерею. Она всегда рисовала, всю свою жизнь. И пусть я не рисую сейчас, талант у меня все же именно от нее. Я училась в начальной школе, когда издательство выпустила первую детскую раскраску, художником которой была мама. С тех пор она практически не останавливалась. Вот и в этот раз они с папой приезжают в Питтсбург, чтобы присутствовать на небольшой презентации новой детской книжки-раскраски мамы.
Мы с Беккой болтаем около получаса, прежде чем слышим звук шин по гравийной дорожке. Калеб широко улыбается, когда видит Бекку.
– Привет, ребенок. – Он бросает в кресло свой пиджак и портфель, затем подходит к нам и целует Бекку в щеку.
– Привет, Гарвард, – отзывается она, подмигнув.
Забавно, что Бекка называет моего мужа «Гарвардом», учитывая то, что он там даже не учился. Если бы я назвала ее «ребенком» и потрепала по голове, она бы отдернула мою руку и фыркнула. Но Калебу она это позволяет, еще и светится, как рождественская елка. Предательница. Конечно я в восторге от их отношений, но мне тоже хочется потрепать за эти милые щечки свою младшую сестру.
Все так же улыбаясь, Калеб бросает на меня красноречивый взгляд. Не знаю, чему он радуется больше: самому приходу Бекки или тому, какую атмосферу она создает, сама того не осознавая. Из нашего дома уходит тишина. И не потому что Бекка шумная и много болтает, хотя отчасти и поэтому. Все потому, что мы с Калебом чувствуем себя другими, когда рядом с нами кто-то есть. Мы больше говорим, больше обнимаемся, больше… не знаю. Всего становится больше. И это не игра на публику. Вовсе нет. Это созданная атмосфера так влияет на нас. В такие моменты мы выбираемся из той молчаливой ловушки, в которую сами же попали. Забываем причину этой самой ловушки. В такие моменты, когда рядом кто-то, я понимаю, насколько сильно его люблю. И так каждый раз. Это пугает. Так не должно происходить.
Бекка издает тошнотворный звук, когда Калеб склоняется надо мной и целуем меня в губы. От его запаха у меня слегка кружится голова, и я ловлю себя на мысли, что хочу схватить его за галстук и повалить на себя. Но здесь моя младшая сестра, поэтому я подавляю этот неожиданный порыв.
– Думаю мне пора сваливать. – Бекка изящно перебрасывает свои ноги через мои и соскакивает на пол.
– Ты не останешься на ужин? – спрашиваю я.
Мне бы не хотелось, чтобы она уходила. Уверена, что и Калеб того же мнения.
– Мне нужно переписать пару лекций. А у меня на это всего лишь одна ночь.
– Ты пропускаешь лекции? – Я тоже встаю с тахты.
Бекка едва заметно морщится, давая понять, что совершенно не расположена к разговору об учебе. Калеб тихо смеется, затем сжав мое плечо идет в лестнице. По пути он еще раз целует Бекку в щеку.
– Приезжай чаще, ребенок.
Она улыбается ему. Когда Калеб поднимается наверх, мне приходится наблюдать за тем, как Бекка быстро натягивает куртку и ботинки. Затем уже у двери она резко разворачивается и снимает с плеча довольно большой рюкзак.
– Чуть не забыла. – С этими словами она вынимает три запечатанных в пленку книги. – Держи.
Я смотрю на книги. Бекка знает, что мне купить. Это нон-фикшн и естественно об искусстве.
– Спасибо. Надеюсь, ты заказала эти книги в интернете.
Бекка качает головой.
– Как-то забрела с подругой в «Барнс энд Ноубл» [2].
– Но там…
– Я купила по скидке, не парься.
– Спасибо, – повторяю я и целую сестру на прощание.
– Не скучай, – говорит напоследок она.
Когда Бекка уходит, в моей голове эхом звучат ее последние слова. Я сжимаю книги и прохожу в глубь гостиной, туда, где висит моя книжная полка.
«Не скучай».
Да, наверное, мне дарят книги именно по этой причине. Чтобы я не скучала. Но я знаю, что причина не только в этом. Ведь эти книги вовсе не от скуки.
Стараясь игнорировать неприятные ощущения, я обнаруживаю, что на моей полке уже нет места. Совсем недавно я купила в «Икеа» точно такую же полку, так что для Калеба будет небольшая домашняя работа. И заодно я подниму тему, которую мы намеренно игнорируем.
* * *
Поговорить с Калебом я решаюсь лишь на следующий день.
Вчера, после ухода Бекки он погрузился в работу, хотя пришел как раз оттуда, и я слышала обрывки из его разговоров по телефону, пока готовила ужин. Во время еды мы снова болтали о его работе, о книгах, которые я прочла и в принципе
