Ближе к ночи, колем антибиотик. Едим оладьи, запивая горячим чаем. Укладываемся спать в обнимку, сегодня никаких поползновений в сторону большой и чистой любви, всё-таки, болезнь отнимает много сил, и проигнорировать это невозможно. Игорь засыпает с твёрдой надеждой, что завтра станет легче, и он пойдёт на поправку, я не переубеждаю, и сама мечтаю о таком чуде...
* * *
Чуда не произошло. Вернее, больше не произошло. Там у них в Небесной канцелярии строгий регламент особенно на счастье. Только Игорь стал моим, как на него покусилась новая претендентка – двухсторонняя пневмония, теперь уже без сомнений. И она пострашнее Аллы и прочих дам…
Если с утра Стрельцов ещё бодрился, то к обеду уже невозможно не заметить его пылающие уши и щёки, он всё время просит пить и тут же заходится, захлёбывается удушливыми приступами кашля.
При аускультации не остаются незамеченными крепитирующие хрипы в обоих лёгких, воспаление не очень медленно, но очень верно прогрессирует. Сменить лечение я не могу, заменить нечем. Баня вреда не принесла, но и пользы от неё не прибавилось. Что толку поить его чаем с мёдом или делать уксусные примочки, когда основной помощи не получает!
После укола жаропонижающего температура спадает, Игорь опять думает, что это улучшение, но я-то знаю, что ненадолго, и что скоро эти уколы помогать перестанут.
Мне даже удаётся накормить его супом, он не хочет, но из моих рук, пусть и с уговорами, без аппетита, ест.
Я молюсь, чтобы у него хватило сил продержаться. И ещё, главное, чтобы вовремя прилетел вертолёт! Прилетел, пока не поздно!..
Вечер. Мы лежим вместе. Близко. Так, что ближе некуда. Его горячее дыхание опаляет мою грудь сквозь футболку, в которую он уткнулся, не находя себе места от ломоты, сопровождающей высокую температуру.
Я глажу его голову, плечи, спину до куда достаю. Шепчу ему, что надо немного потерпеть, сейчас подействует очередной укол, уже третий за эти сутки, его пробьёт пот, и станет немного полегче. Совсем немного, но всё-таки, станет…
Потом, когда он снова весь мокрый, я быстро его обтираю и переодеваю, и чтобы не допустить переохлаждения, сразу прижимаюсь насколько могу, обнимаю, кутаю во все одеяла, и он тихо засыпает…
* * *
Четвёртый день прогнозируемо хуже предыдущего. Даже Игорю сквозь полубред абсолютно очевидно, что лекарства не работают. Он тяжело дышит, и ему явно недостаточно того кислорода, который получают самостоятельно воспалённые лёгкие.
В арсенале медпункта есть кислородная подушка, слава Богу, заправленная и большая, надо постараться растянуть запас кислорода. Я опасаюсь, что начинается отёк…
Посёлок замер под тяжестью плохих новостей, сначала заглядывают справиться,
- Как он там? – но потом по цепочке передают, что хреново, и больше никто не суётся.
К Никитосу я не иду, не до него. А буровой мастер, связавшись с центром, орёт у себя по радиосвязи, чтобы высылали вертолёт немедленно, и плевал он на метель!..
Я очевидней всех понимаю, что ещё сутки, а может, и того меньше, и можно будет не торопиться! Когда он на некоторое время впадает в забытьё, ухожу на вторую половину и просто тихо вою. Не могу смириться, что вот так он пришёл ко мне, чтобы сразу уйти! Да пусть бы и ушёл, бросил, считал шлёндрой и кем угодно, злился, игнорировал, ненавидел, был холоден и безразличен! Лишь бы жил!
И я обращаюсь к Богу, ко всем Богам, какие только существуют, чтобы приняли мою жертву: отказываюсь от него, если цена нашего короткого счастья такова, что Игоря не станет, то зачем оно мне? Чтобы вспоминать краткий миг взаимного признания и единения и оплакивать его пожизненно? Нет уж, слишком дорогой подарок мне подарили! Я хочу поменять приз: пусть он живёт! Лучше пусть без меня живёт долго и счастливо, чем умрёт на моих руках этой ночью или завтра утром!
Сейчас без разницы, что будет со мной! Я научусь жить, не строя планов наперёд, я забуду мечтать, заведу хомяка или десяток кошек, и проживу эту жизнь одна. Не я первая, не я последняя. Другим и этого не досталось. А я знаю, что такое настоящая любовь, ведь она не умрёт и никуда не денется, потому что я смогу ею согреваться на расстоянии, просто зная, что любимый где-то там живёт, что-то делает, и возможно, счастлив!..
Я своё предложение озвучила…
Глава 11
Хлопает входная дверь. Кого ещё черти принесли на ночь глядя?
Красавчик явился!
- Никита, что стряслось? – спрашиваю его прямо в тамбуре. Мне совсем не важно, что он увидит Игоря в моей постели, даже надеюсь, что ему уже всё доложили, да и не в этом дело. Я могла бы завести Красавина в медпункт, но о чём говорить? Я вообще ни о чём не хочу говорить, не могу! Я даже думать не могу! У меня живёт в мозгу всего одна мысль: только бы Игорь выжил!
А Красавчик не чувствует, что я на взводе. Тут же в тамбуре, не снимая куртки, сгребает меня в охапку и начинает целовать, как умалишённый! Я брыкаюсь, но тихо. Шиплю ему в лицо,
- Пусти, идиот! Совсем ошалел? – что это за манёвр? Пришёл пометить территорию, которую считает своей, а ему доложили, что есть претендент? Или он наоборот не в курсе?
В результате молчаливой упорной борьбы, задеваем вешалку, она рушится с грохотом на пол, и я, скорей схватив пуховик, выталкиваю Красавина на улицу, выскакивая следом,
- Пойдём, поговорим! – он доволен.
- Ты что творишь? Зачем пришёл? Тебе плохо?
- Плохо! Я тебя весть день прождал, а ты так и не пришла! – потом хмыкает, - если гора не идёт к Магомеду, то Магомед сам идёт к горе! – похоже, Никитос не в курсе последних новостей.
- Ты понимаешь, что мне не до тебя? Если, как врач я тебе не нужна, то ты мне подавно! Ты понимаешь, что он может умереть?! Что лёгкие отказать могут в любую минуту? Ты сам сказал, что здоров, как бык, а что скучно стало, так извини! Сам себе устроил праздник! И ему заодно! Если он умрёт, это на твоей совести будет!
- А я-то тут причём? – изумляется, - я столько же на снегу пролежал, а то, что он – слабак, так это не ко мне!
- Это, конечно, не к тебе! Это к твоей совести! – если он настолько бесчувственен, то у меня ещё аргументы найдутся, - и к репутации! Потому что, если всё пойдёт по плохому сценарию, эту историю всегда будут связывать с тобой! Кто такой Никита Красавин? Да тот самый дебошир – драчун, из-за которого хороший мужик умер! Так что иди отсюда и крепко молись за здоровье раба Божьего Игоря и не порти себе карму! - вечный Красавинский оптимизм удивлённо угасает, и он опускает руки,
- Ладно, Ин, прости, пойду я, - понурился весь, плечи опустил и побрёл восвояси…
* * *
Боги снисходят и принимают жертву, к ночи ветер стихает, всё ещё метёт, но уже не настолько. И наконец-то, я слышу шум лопастей восьмикрылой птицы, спасительный и долгожданный!
Мне помогают переложить Игоря на носилки, которые, как могу, хотя они специальные толстые, прокладываю несколькими одеялами, укутываю его максимально, он не совсем понимает, что происходит, потому что не совсем здесь от жара. Наскоро одевшись, сопровождаю процессию до вертолёта. Толик Верховцев по моему указанию приносит пакет с документами, вещи и телефон Стрельцова. На большой земле со связью порядок, и то, что Толян принёс телефон, как-то меня встряхивает и обнадёживает, конечно же он Игорю понадобится и очень скоро!
Никитоса отправляю тоже. Всё-таки, нос надо проверить, вдруг что-то не так срастётся, да и голову на предмет сотрясения пусть посмотрят. Он не хочет, но я врач, мне видней. Да и не нужен он мне сейчас здесь. Особенно после сегодняшней неприятной сцены. Он уже сидит в вертолёте, когда я, прежде чем туда закатят носилки, нагибаюсь над Игорем, снимаю кислородную маску и целую его прямо в горячие, потрескавшиеся губы, наплевав на смущённых зрителей. Он ненадолго приходит в себя и говорит, задыхаясь, тихо-тихо,
- Я вернусь… Поправлюсь и вернусь за тобой… моя королева, - это слышно только мне, так как шум вращающихся лопастей, перекрывает всё, даже крик, но мы так близко, что мне достаточно шёпота, хватит взгляда, потому что я слышу любимого не ушами, как считают некоторые, я слышу его сердцем. Киваю в ответ, пусть строит планы, пусть надеется, главное выживет. Пускай живёт. Он не знает, чем я заплатила за его жизнь и не надо…
