— Я бы на вашем месте, Стэн, — сказал он мне, — подумал о Крисе, в конце концов вы потом можете вернуться. Когда снимут обвинения и все все забудут.
— Не собираюсь, — отрезал я, — обвинения не доказаны, прежде чем называть человека убийцей, надо иметь на то веские основания.
— Но улики есть, — возразил он, — и потом вы и сами знаете, что никто больше не мог этого сделать.
— Я знаю, кто еще мог это сделать и сделал.
Даншен едва заметно усмехнулся, но было видно, что он встревожен.
— Почему же вы не заявите об этом полиции? — спросил он.
— Потому что у меня нет доказательств.
— Да, это проблема, — согласился он.
— Она решаема, — возразил я, — рано или поздно все выясниться.
Он доел свой завтрак и отодвинул в сторону тарелку.
— Очень может быть, ну, желаю удачи, — он кивнул мне и ушел из бара.
Я просидел еще полчаса и заказал выпить. Пришел Джимми. Я спросил его, что он думает о возможности запретить концерты группы.
— Нет, — ответил он, — группу не тронут, могут только потребовать запретить петь Крису, это вполне реальная угроза, но ведь и мы без него не выйдем.
— Кто это может сделать Джим?
— Через полицию, общественное мнение, сейчас же все припомнят, столкновения, драки на наших выступлениях, покопаются основательно.
— Ты тоже боишься?
— Я? — он удивленно посмотрел на меня, — нет, я не за себя боюсь, за вас обоих. А они действительно добивались, чтобы вы рассказывали о ваших отношениях?
— Не прямо, но им нужно было подтверждение того, что я состоял в связи с Шеффилдом, это дает им возможность повесить на Криса два мотива — ревность и месть. Глупо, конечно, но их это не смущает.
— А если больше ничего доказать нельзя будет, что они делать дальше собираются?
— Это у них надо спросить, пока они трясут этого Кларка, парня, который меня убить пытался, нашли у него визитку Даншена.
— Так это же очень серьезная улика, — Джимми ударил кулаком по столу.
— Не очень, мало ли почему у него визитка оказалась, знакомы и знакомы. И к тому же с Шеффилдом это никак не связано. Только еще больше запутывает дело.
— Ну, а что Айрон говорит, он что-нибудь делает?
— Делает понемногу, но я пока не хочу об этом распространяться. Подождем еще некоторое время.
— Где вы собираетесь Новый год проводить, мы же сегодня на неделю расходимся? — спросил Грэмм.
— Крис планирует уехать, куда не знаю.
— А он сказал, что в Швейцарию, вроде собирается.
Я услышал об этом впервые, мне он ничего не говорил.
— Он же неплохо со сноубордом управляется, может и тебя научить, я пробовал, но это не для меня. Один перелом, и вся работа завалена.
— Да, понимаю, я тоже не любитель, ну посмотрим.
— Ладно, — он похлопал меня по плечу, — иду к ребятам. Перерыв двадцать минут.
Я снова остался один и стал ждать, кто еще появиться. До трех никого не было. Я расплатился и вызвал Бобби. Попросил, чтобы он отвез меня в Замок Ангелов. Он не удивился и не спросил зачем. Довез до самой лестницы и посоветовал быть поосторожней. Поскольку со времени нашей съемки тут произошла авария, обвалились перекрытия и теперь там сам черт ногу сломит. Я пообещал поскорее вернуться и поднялся по ступенькам. Все было тихо. Снег лежал на каменном полу, и в бассейне в центре зала. Сырые стены были темны. Я прошел в сторону арочного проема, ведущего в коридоры. Там было темно, проход завален кусками бетона и стеклами, я не пошел дальше. Вернулся в зал и стал подниматься по лестнице. Она еще сохранилась. Дальше был тот самый провал, через который Крис втащил меня наверх в то наше первое посещение. Мне вспомнился его взгляд, мучительный и испытующий, взгляд зеленовато-коричневых глаз, устремленных на меня то ли с надежной, то ли с негодованием. Надо полагать, он и сам меня ненавидел, хотя и не понимал за что, скорее всего за то, что я все время отстранялся от него, боясь, что все это только проекция моего собственного влечения к нему. Когда ты влюблен, тебе начинает казаться, что и объект твоего желания, ведет себя как-то необычно и готов немедленно ответить тебе взаимностью. Он так и не купил это странное сооружение, пока не купил, но я не сомневался, что он своего добьется. Крис при всей его непредсказуемости, был личностью параноидального типа и от своих намерений не отказывался. Я стал представлять себе, что можно будет сделать с замком, если он станет нашей собственностью. Это отвлекло меня ото всех прочих мыслей. Я воображал себе коридоры освещенные мягким светом, комнаты, балконы, с которых открывается панорама города, камин в том, маленьком отсеке, в который теперь нельзя было проникнуть. Замок Криса Харди. Сердце девственницы не знает пощады. Я поднялся на открытую площадку, перескочив через рухнувшую часть ступеней. И я чувствовал, что хочу его так же сильно, все с той же алчностью. Внизу стоял лимузин. Бобби курил стоя, опираясь на крышу машины. Я окликнул его и помахал ему рукой. Он сделал тоже в ответ. На миг у меня возникло искушении шагнуть вниз, просто шагнуть туда, и не думать больше ни о чем. Так сделала наша троюродная сестра, Сью очень любила ее, совсем юная девушка, не «желавшая жить в мире, где так много зла». Возможно, она была права. Эвелин, ее похоронили и забыли, у ее родителей было еще двое детей. Но я вспоминал о ней постоянно. Часто провожая Сью на ее могилу, мы сидели и каждый из нас думал о том, что его ждет и сможет ли он вынести все грядущие перемены, включая и те, что будет отторгать сама его природа.
Пора было возвращаться. Я не мог позволить себе умереть. Я взял на себя ответственность за Джози. Я знал, что ей понадобиться моя забота. Я не мог оставить ее, просто бросить, обмануть ее, как жизнь когда-то жестоко обманула Эвелин. В этом был предлог и была причина.
Крис проснулся с диким криком, разбудив Стэна. Тот вскочил, ничего не понимая и увидел, что Харди сидит на постели, согнувшись в три погибели, волосы падают ему на лицо, он прижал руки к животу и дышал так, как будто ему не хватало воздуха. Стэн схватил его и прижал к себе. Крис был весь мокрый от пота, у него даже волосы были мокрыми. Наконец Марлоу удалось добиться того, чтобы Крис хотя бы посмотрел на него. Он сжимал его голову в ладонях, с ужасом вглядываясь в искаженные черты, в потемневшие глаза, во взмахи слипшихся ресниц и твердил:
— Крис, что с тобой, что, тебе плохо, Крис!?
— Самолет. — наконец выговорил Харди через спазматическое прерывающееся дыхание, его глаза смотрели на Марлоу с таким беспомощным отчаянием, словно он считал, что Марлоу должен все понять, и это бессмысленное, ничего не объясняющее слово произвело на Стэна такое ужасное впечатление, что у него самого кровь отхлынула от лица, а во рту появился тяжкий медный привкус адреналина.
