– Маша? Жива? Слышу, жива. Ты на работу вообще решила не выходить? Нет, я в курсе, ты на больничном. Но, черт возьми, не полтора же месяца! Хочешь, чтоб с тобой вообще расторгли трудовой договор?
– Мне хотят переломать пальцы, – прервала я его возмущённую речь.
– Как это? Кто? – не понял он.
– Не знаю. Сейчас вернулась домой из магазина, а в квартире у меня двое незнакомых парней.
– Это шутка?
– Какая шутка! Они проникли ко мне домой, понимаешь? – я поняла, что вот-вот сорвусь в истерику.
– Они тебе что-нибудь сделали?
– Нет, только пригрозили. Но они проникли в мой дом! Открыли дверь, как будто у них был ключ!
– Во что ты опять влезла? Не просто же так они угрожали.
– Требовали, чтобы я остановила движение против строительства сурьмяного завода в Забайкалье.
– Господи, Маша! Ты, гляжу, никак не уймёшься. Ну вот дался тебе какой-то завод.
– Дался! Он нанесет огромный вред и экологии, и людям…
– Да хватит уже! Тебе что, больше всех надо? Экологией пусть экологи занимаются! А ты занимайся своим делом.
– А это и так моё дело! Говорить публично о проблемах – не наша ли главная задача?
Стасик тяжело выдохнул.
– Пафос какой-то.
– Я не знаю, зачем ты позвонил, но лучше бы не звонил вообще, – голос у меня дрожал.
– А что ты от меня хотела услышать?
– Ну, наверное, предложение помочь.
– Каким образом?
– Твой отец не последний человек в этом городе, у него есть знакомства в мэрии, в прокуратуре, на телевидении, да много где. И у тебя тоже есть связи с крупными изданиями. Если бы мы все вместе взялись…
– Вот отца только не впутывай. У него и так проблем хватает.
– Ясно, – зло ответила я. – Всё, прощай, Стасик. И не звони мне больше.
– Да погоди ты. Что ты сразу психуешь? Я же не сказал, что отказываюсь помочь. Я сказал, что отца впутывать пока не надо. Может, и без его участия обойдёмся.
– То есть ты поможешь?
– Ну я же журналист, – Стасик язвил, но мне было плевать.
Пусть хоть изойдётся на ехидство, главное сейчас – его связи. И отца своего он подключит, если надо будет. Просто, как всегда, он хотел показать, что и сам всё может. Стасик настолько разошёлся в приступе доброты, что обещал сегодня же «пробить всю инфу по своим каналам», а завтра меня куда-нибудь увезти и спрятать.
И хотя обещание Стасика меня немного успокоило, я всё равно всю ночь не могла уснуть. Думала о всяком, рисовала в воображении, что можно сделать и что могут сделать нам. Точнее, мне. И если я промолчу сейчас, пойду на попятную, то это будет выглядеть так, что я сдалась? Струсила? Нет, я, конечно, струсила, но не сдалась!
И утром первым делом я разместила пост:
«Друзья, а вот и первые результаты наших действий против строительства сурьмяного завода. Не совсем такие, как хотелось бы, но главное – нас услышали!
Вчера вечером в мою квартиру проникли двое. Незнакомые молодые люди крепкого телосложения. Что они хотели? Они, угрожая мне физической расправой, требовали, чтобы мы всё прекратили. Было ли мне страшно? Конечно, было. Я и сейчас боюсь, но то, что произошло вчера, показало – они тоже боятся. Боятся нас. А значит, мы всё правильно делаем.
И поэтому, господин Шубин и господин Миллер, знайте, ни страх, ни ваши угрозы нас не остановят. Мы не позволим вам убивать людей и природу».
Руки у меня заметно дрожали, когда я нажимала кнопку Отправить. Надеюсь, этим я сейчас не подписала себе приговор. Как бы я тут ни бравировала, без обещания Стасика помочь, наверное, ни за что не решилась бы вновь бросить им вызов.
А мой пост, между тем, всколыхнул интернет-сообщество. Такого отклика я, честно, даже не предполагала. Просмотры, лайки и репосты росли в геометрической прогрессии. Люди потоком писали комментарии, возмущались, всячески поддерживали, предлагали помощь.
А ещё совершенно неожиданно на меня вышел Толик Труфанов, мой бывший одногруппник.
Толик, как и хотел, сумел пробиться в серьёзное зарубежное издание. Он и жил теперь, насколько я знала, за границей. Во Франции. Уже три года как. И работал не где-нибудь, а в "Пуэн".
На родину возвращаться Толик не собирался. Его и на встрече выпускников не было. А тут вдруг объявился.
«Романова? Машка? Это ты? Так ты теперь Чернецкая?»
«Я самая, месье Труфанов»
«К нашему Чернецкому твоя новая фамилия имеет какое-нибудь отношение?»
«Точнее, имела. Я была замужем за его сыном. Летом мы развелись, но не будем о грустном».
Мы не стали донимать друг друга подробностями личной жизни, я такие задушевные разговоры с абы кем не любила, а Труфанова подобное просто не интересовало. Зато интересовала буча вокруг сурьмяного завода.
«Из этого можно сделать отличный материал. У нас сейчас большое внимание уделяется экологическим проблемам по всему миру. Так что твоя ситуация будет очень кстати. И мы оба окажемся в выигрыше. Я напишу хорошую статью в «Пуэн». Ну а ты привлечешь широкое внимание к вашей беде. Ну, что скажешь?».
Конечно же, я согласилась! И пусть Толик преследовал личные интересы, но это будет уже совсем другой уровень. Местные власти уже не смогут просто отмахнуться, если наше дело получит такую огласку.
Я пообещала Толику выслать все-все материалы в ближайшее время и, окрылённая, села ждать Стаса. По идее, он должен был вот-вот подъехать. Его расписание я наизусть не знала, но допоздна на работе он никогда не засиживался.
Ближе к вечеру в дверь позвонили, но это оказался не Стасик. Мои ребята, Павлик Грачёв и Руслан Алишеров, решили меня вдруг навестить после пар. Ну, конечно же, из-за моего утреннего поста.
– Мария Алексеевна, мы будем дежурить у вас, раз такое дело.
– Ещё чего! – запротестовала я. – Какие-то глупости придумали.
– Тогда вам нужно съехать. На время. Просто перекантоваться где-нибудь, пока всё не уляжется. Например, у меня можно, – краснея, предложил Паша. – Мама не будет против.
– С ума сошли?
– Ну или вот у Руслана, – он кивнул на Алишерова. – У него вообще предки уехали на море на две недели.
– Нет, спасибо вам за заботу, я тронута, но мы уже договорились с бывшим мужем… Он скоро за мной заедет. Он меня будет защищать.
Ребята, взяв с меня слово чуть что звонить, ушли, а я сделала себе бутерброд с сыром и, устроившись на диване по-турецки, взяла ноутбук.
Всё-таки какие же у нас неравнодушные люди! Даже такие простые слова «Маша, мы с вами» уже грели душу.
Однако меня начинал беспокоить Стасик. Вчера он обещал заехать за мной сразу после универа. Более того, это была его идея – спрятать меня в надёжном месте, пока… пока всё не закончится. Но время близилось к семи, а он даже не звонил.
Прождав ещё час, я набрала его сама, но абонент оказался недоступен. К одиннадцати вечера я уже места себе не находила. От всевозможных версий пухла голова. В конце концов, наплевав на условности, я позвонила свёкру. То есть бывшему свёкру.
– Виктор Анатольевич, извините за поздний звонок, – пролепетала я.
Я и раньше-то его смущалась, как-никак он проректор, второе лицо в университете, а теперь, после развода, мне и вовсе неудобно было его тревожить. Но вдруг со Стасиком что-то случилось?
– Я Стаса потеряла, волнуюсь… А телефон у него недоступен. Вы не знаете…
– Возможно, он просто не хочет с тобой разговаривать после всего? – холодно ответил свёкор.
– Но он обещал, что сегодня приедет…
– Не приедет. И не позвонит. И ты ему больше не звони.
– Но… с ним всё в порядке?
– В полном.
– Но почему… то есть он просто передумал? Но почему он мне сам не сообщил?
– Я ему посоветовал, и он согласился со мной. А тебе я настоятельно советую оставить моего сына в покое и не втягивать его в свои аферы.
Виктор Анатольевич сбросил вызов, оставив меня в полнейшей прострации.
Лучше бы Стасик ничего не обещал и не обнадёживал. Я бы хоть действительно напросилась к кому-нибудь переночевать. К той же Шурочке. Хотя… вот так заявиться к ней – значит, подвергнуть опасности. Разве я имею права ею рисковать? Нет, сама заварила кашу – сама и расхлёбывать должна.
