Смех Тейси разносится по винтовой лестнице.
— Мне жаль, ладно! Можешь вытатуировать на мне все, что захочешь, в качестве мести!
— Я собираюсь набить тебе огромный член!
— Это прекрасно, только не на моем лице, хорошо?
Когда мы пробегаем через кабинет Рафа, она уже на расстоянии вытянутой руки. Оглянувшись через плечо, она рывком распахивает дверь в библиотеку. Я следую за ней и резко останавливаюсь.
Мое дыхание замедляется, но сердце учащает биение.
— Боже, какая уродливая книжная полка, — бормочет Тейси, проследив за моим взглядом.
Рори подходит ко мне.
— Это книги Для Чайников? Похоже, тут вся коллекция собрана. Не могу представить, чтобы Раф их читал.
— Он и не читает, — шепчу я, у меня перехватывает дыхание.
— А кто же тогда?
Я сглатываю.
— Я.
В тишине ревет ветер. На каминной полке тикают часы. Я провожаю взглядом расколотое дерево, молоток на столе, шведскую инструкцию, разорванную пополам и брошенную рядом с мусорным ведром.
Рэн вздыхает и хватается за грудь.
— Вот видишь, я же говорила, что он джентльмен.
Глава седьмая
Разбитые костяшки пальцев с легким, как перышко, прикосновением. Шелковистый итальянский язык обволакивает черствые слова. Медленные облизывания, учащенное сердцебиение. Сладкое и кислое, горячее и холодное, противоречия действуют мне на нервы в игре в перетягивание каната.
Ненавижу то, что люблю каждую секунду этого.
Глухой удар заставляет меня проснуться. Я открываю глаза и понимаю, что звук издала Анатомия Для Чайников, выскользнувшая у меня из рук и упавшая на кремовый ковер. В полудремотном состоянии моему мозгу требуется несколько секунд, чтобы понять, что я в библиотеке не одна.
Раф откидывается в кресле напротив дивана, положив лодыжку на бедро, и крутит золотую покерную фишку между большим и указательным пальцами. Каждое вращение сверкает в лучах полуденного солнца, так же ослепительно, как и его присутствие.
Я не ожидала, что он вернется так скоро.
Его пристальный взгляд приковывает мой.
— Ты похожа на ангела, когда спишь, — прежде чем в моей груди снова начинается перетягивание каната, он ставит на стол стакан с водкой и добавляет: — Но твой храп однако, не такой уж и ангельский.
Я сажусь, подтягивая колени к груди в целях самосохранения. Как долго он там сидит? Наблюдает за мной? Уязвимость и беспокойство охватывают меня, вызывая желание съежиться и увянуть под теплыми солнечными лучами.
Вместо этого я поднимаю книгу и подхожу к беспорядочно сколоченной книжной полке. Трудно игнорировать то, как колотится мое сердце под тяжестью следящих за мной глаз Рафа.
Я провожу пальцами по желтым корешкам.
— Ты купил мне все книги Для Чайников.
— Мм… Уже нашла себе профессию?
— Ты пытаешься избавиться от меня или что-то в этом роде?
Его мрачный смех ласкает меня, как шелк.
— Что-то в этом роде.
Комната нагревается от двух невысказанных слов: спасибо тебе.
Кресло скрипит и мне не нужно оборачиваться, чтобы знать, что он приближается. Каждый шаг отдается в моем теле, пока его присутствие не касается моей спины.
Я вздрагиваю, когда его рука проводит по всей длине моей косы.
— Кто-то из девушек заплел тебе косу, Куинни?
— Почему ты называешь меня Куинни?
Его улыбка натянута.
— Твоя мама никогда не учила тебя не отвечать вопросом на вопрос?
— Нет, моя мама не научила меня ничему запоминающемуся, за исключением того, что, смешав красное вино с целой упаковкой лекарств от аллергии, ты захлебнешься собственной рвотой, — когда рука Рафа касается моей шеи, я прогоняю воспоминание прочь. — В любом случае, заплела Рори, — я делаю паузу. — Откуда ты знаешь, что я не сделала её сама?
Дорогая ткань его брюк касается задней поверхности моих бедер.
— Ты не умеешь заплетать косы, Куинни.
Я хмурюсь.
— Откуда ты это знаешь?
Он замирает, затем проводит носом по изгибу моей шеи, приближая губы к моему уху.
— Извини. Я подумал о другой из моих врагов с привилегиями.
Ревность вспыхивает за моими веками. Я резко разворачиваюсь, чтобы оттолкнуть его, но он крепче сжимает мою косу, рывком оттягивая голову назад, пока она не оказывается рядом с его булавкой на воротнике.
— Придется поблагодарить мою невестку за то, что она любезно сделала мне поводок.
Черт возьми. Вся раздраженность превращается в пар, который вуалью ложится на ткань, прикрывающую мою киску. Я сглатываю, пытаясь замедлить дыхание, пока его другая рука проводит по цепочке моего кулона. Пальцы Рафа легко касаются четырехлистного клевера, затем прокладывают дорожку по моей груди.
Что-то шевелится в его брюках.
— Жду тебя в своей спальне через десять минут.
А потом он отпускает меня. Я упираюсь ладонями в расколотую книжную полку, пока резкий щелчок двери не раздается позади меня.
Господи. Я судорожно выдыхаю, пытаясь собрать мою сдержанность со всех четырех углов комнаты. Прошлой ночью радость исполнения ABBA и игра в UNO! ослабили удушающую хватку этого мужчины на меня. Но после того, как Рори, Рэн и Тейси ушли сегодня утром, всё, что бесконечно выражало его, проникло сквозь внезапную тишину, просочилось сквозь обои и начало царапать мою кожу.
Пока что мы просто друзья, но я знаю, когда все будет сказано и сделано, его грубые прикосновения и мягкий голос будет невозможно забыть.
Я отсчитываю десять раз по шестьдесят Миссисипи8 и следую за ним. Трубы в стенах бурлят и звенят, и когда я открываю дверь в каюту, то понимаю, что Раф в душе.
Нерешительность замедляет мои движения. Я смотрю на поднимающийся пар из-под двери и задумываюсь о том, что произойдет, если открою ее. Сниму шорты, проскользну через дверь в душ и прижмусь к его мокрому, обнаженному телу. Если я, под горячей водой, опущусь на колени и возьму его в рот. Захвачу контроль.
Даже если я никогда этого не делала раньше, только мысль об этом заставляет течь слюнки. Но я сделала всего шаг к ванной комнате, когда что-то странное привлекает мое внимание. Мой чемодан стоит там, где я его оставила, прислоненный к стене в углу комнаты, но он открыт. Некоторые вещи отсутствуют, и мне приходит ужасное предчувствие, где они окажутся.
Я приоткрываю дверцу шкафа и ужасаюсь. Белые рубашки прижаты к шелковым платьям. Черные строгие брюки лежат рядом с джинсами мом. Мое внимание падает на полку для обуви, где его кожаные туфли стоят рядом с моими Doc Martens и туфлями на каблуках.
Измученная этим чертовым перетягиванием каната, я собираю свои вещи, запихиваю их обратно в чемодан и усаживаюсь в гостиной. Включив телевизор, я беспокойно переключая каналы, пока ведущая новостей не заговаривает со мной с такой интенсивностью, что я знаю: если я увеличу громкость, она заглушит чувство тревоги. По крайней мере, до тех пор, пока Раф не затащит меня в постель и не наполнит чем-то другим.
Но когда я прислушиваюсь к тому, что она говорит, у меня кровь стынет в жилах.
— Для тех, кто только что присоединился, у нас срочные новости, — говорит она, перекладывая бумаги. — Подтверждено, что тело, найденное сегодня утром на берегу озера Клэм в Атлантик-Сити, принадлежит Мартину О'Харе. В последние недели он попал в заголовки газет после того, как его казино и бар сгорели при неизвестных обстоятельствах, — репортерша замолкает с серьезным выражением лица. — На данный момент неизвестно, связаны ли эти два инцидента.
Моя голова плывет в противоположном направлении от желудка. Горячее, липкое онемение приковывает мое тело к дивану, а рука не смогла бы взять пульт, чтобы выключить телевизор, даже если бы я захотела.
Мартин О'Хара — мертв. Губы репортерши шевелятся, но я больше не слышу, что она говорит из-за ревущего шума в ушах. Звуки стихают, когда душ выключается. Теперь я чрезмерно осведомлена о том, что происходит в ванной позади меня. Шелест полотенца. Поворот крана. Когда дверь открывается и влажный жар касается моего затылка, я с трудом сглатываю.
