против своего отца, пока не пролью каждую каплю его крови. И я точно не изменюсь ради какой-то чертовой женщины.
Сэйнт повернулся ко мне спиной и вышел из комнаты. Мне хотелось побежать за ним. Мне хотелось кричать и выкрикивать все то, что я все еще хотела сказать, — вопросы, которые все еще требовали решения. Но, возможно, на данный момент я завела его достаточно далеко. В последний раз, когда я зашла слишком далеко, я почувствовала на себе гнев его ремня и жестокость его соблазнения, что было гораздо больнее, чем укус кожи.
Он не стал закрывать за собой дверь. Я осторожно закрыла ее и прислонилась к двери, постукивая кончиками пальцев по темному дереву. Как бы жестоко он ни обращался со мной, как бы ни запугивал и ни угрожал, по какой-то необъяснимой причине я чувствовала себя здесь в большей безопасности, чем с Рафаэлем.
Почему? Почему я предпочла быть здесь с человеком, который причинял мне только боль и страдания, а не со своей семьей? Это не имело смысла.
Ничто не имело смысла.
Был полдень, и мне сообщили, что Мила не выходила из своей комнаты. Она не завтракала и не заказывала обед. Последнее, что мне было нужно, это чтобы эта женщина объявила голодовку. Не то чтобы у меня был аппетит. Я застрял в своем кабинете, обсуждая с Джеймсом детали защиты.
— Я все еще думаю, что отвезти ее обратно в Нью-Йорк — это более безопасный вариант. — Джеймс постучал пальцем по подлокотнику своего кресла. — Ты не хуже меня знаешь, что здесь, в Риме, у твоего отца есть все средства, чтобы заполучить ее.
Я провел пальцами по пятичасовой тени на челюсти.
— Я знаю. Но в Нью-Йорке она будет чувствовать себя более уверенно, чтобы убежать от меня.
— Она убежала от тебя и здесь, в Риме, так что я не думаю, что местоположение имеет к этому какое-то отношение.
— Верно. — Я откинул голову назад и выпустил вздох разочарования. — Все было не так, как должно было быть. Я должен был жениться на ней, получить в свои руки ее акции и облапошить отца. Но сейчас все так чертовски хреново.
— Из-за нее или из-за тебя?
Я посмотрел на него с предупреждением.
— Что ты, блядь, имеешь в виду?
— Давай будем откровенны. Она совсем не та женщина, на которую ты рассчитывал. Вернее, совсем не та женщина, на которую ты рассчитывал. — Джеймс поднял подбородок. — Она дурит тебе голову. Она все усложнила, не так ли?
В обычной ситуации я бы не обратил внимания на комментарий Джеймса. Но я был слишком измотан, чтобы притворяться, что все сказанное им — полная чушь. Джеймс был прав. Мила задурила мне голову. Где-то, каким-то образом она стала больше, чем та женщина, которую я изучил на бумаге из отчетов, собранных Джеймсом о ней. Она была больше, чем девушка, упомянутая в анонимном письме. Мила была девушкой, обещанной мне. Моим правом по рождению. Девушкой, которая была рождена, чтобы стать моей. Кровь в ее жилах сделала меня королем, но я никогда не желал иметь королеву. Все, чего я хотел, это исправить ошибки, совершенные моим отцом. Разоблачить его ложь и разрушить его жизнь, как он разрушил мою. Вот чего я хотел. Этого я жаждал долгие годы. Только этого. Больше ничего.
Я встал со своего места и подошел к окну. Океан сегодня был прекрасен. Спокойным. Безмятежным. На ровном море не было ни малейшей ряби, солнечные лучи отражались в его зеркальном отражении. Это было полной противоположностью тому, что я чувствовал, когда мой разум закручивался, а эмоции разрывались на части. В голове царил полный хаос, мысли противоречили всему, чего я пытался достичь.
Я повернулся к нему лицом.
— Ты присматриваешь за Рафаэлем?
Он кивнул.
— Этот тупой ублюдок так плохо держится в тени, что за ним, пожалуй, легче всего уследить.
— Ты даже не представляешь, как я был близок к тому, чтобы подложить ему свинец в череп. Одна мысль о том, что Мила уехала с ним… черт, я хотел разорвать его на части.
Джеймс встал и присоединился ко мне, мы оба смотрели на океан.
— На твоих руках много крови из-за нее.
— Да. И у меня такое чувство, что будет еще больше. — Я глубоко вздохнул. — В любом случае, мы уверены, что мой отец еще не купил акции Рафаэля?
— Он не хочет этого, если это не даст ему контрольный пакет. Учитывая, что ты добавил десять процентов Милы к своим акциям, а остальные пять все еще связаны, он не заинтересован.
— Он знает, — пробормотал я. — Мой отец знает о новой версии завещания Торреса и о дополнительном пункте.
Джеймс остался невозмутим.
— Неважно, знает ли он. Он ничего не может с этим поделать.
— О, но он может. — Я сплел пальцы. — На его стороне все еще Рафаэль.
— Но Рафаэль — гей.
Я фыркнул.
— Он все равно может это сделать, гей он или нет. Вопрос в том, как далеко этот ублюдок готов зайти, чтобы заполучить в свои жадные руки деньги моего отца?
— Тогда ты должен это сделать.
Я посмотрел на мужчину.
— Так просто?
— Так просто. — Он кивнул. — Если есть шанс, что Рафаэль сделает шаг вперед, то мы должны убедиться, что ты его опередил. Все просто.
Я хмыкнул и закатил глаза.
— Просто, говоришь?
— Ага. Все просто. Если победа над отцом и выпытывание у него правды по-прежнему являются для тебя целью номер один, то нет никаких сомнений в том, что тебе нужно сделать.
Пристальный взгляд Джеймса и нахмуренные брови нарисовали картину человека, который был серьезен как черт. Человек, единственной заботой которого было добиться желаемых результатов, без лишних вопросов.
— Я просто оставлю эту тему висеть над твоей головой, как десятитонный грузовик, а сам пойду проверю младшего из родственников Торрес и узнаю, чем занимается этот маленький сорванец.
Я наблюдал, как он вышел, закрыв за собой дверь. То, что предложил Джеймс, не было чем-то, что не приходило мне в голову раньше. На самом деле я думал об этом много раз. Размышлял об этом с тех пор, как узнал о дополнительном проклятом пункте в завещании отца Милы. Он терзал мой позвоночник каждую чертову секунду.
Я не был новичком в мире, где деньги означали власть, а власть означала, что ты можешь делать все, что захочешь. Ложиться спать по ночам с кровью на руках и очередным кирпичом на