— Все еще думает, что мне пятнадцать лет, что я верю в сказки… — закатив глаза, пробубнила я, но, как ни странно, Зореслав услышал.
Он сглотнул подгоняемое инстинктами возбуждение, нарочно пытаясь пробудить свое сознание разговорами. Я чувствовала, как тяжело ему в этот момент дается воздержание, и потому старалась исключить какие-либо движения, чтобы не дразнить его хищное состояние.
— Ты можешь мне не верить, но я все равно скажу. Когда ты ворвалась за мной в мужской туалет, а потом еще стала читать нотации, — едва ли не на полуслове прервался Зореслав, чтобы снова усмирить необузданную мужскую энергию, он просто не хотел испортить момент, когда произносил эти слова, — я уже любил тебя. Я не понимал ни слова, что ты там кричала, но другое знал точно — что уже любил тебя. Ты первая спровоцировала меня, когда схватила за… Но я подумал, что такого если я поцелую эту женщину, ведь я ее люблю…
Я затвердела как камень, когда услышала бред находящегося в состоянии алкогольного и наркотического опьянения. На какую-то долю секунды я испугалась того, что это все правда, и только потом поняла — еще больший страх вызвала мысль, что он солгал.
— Глупость какая, — насупилась я, делая вид, что не слышала этих признаний. Мне срочно потребовалась непробиваемая стена, чтобы, упаси Небо, не поверить его словам, чтобы, ради всего святого, не усомниться в его словах. — Прекрати нести пьяную чушь.
К моему удивлению и страху тоже, Радич ничего не ответил. По протяжному выдоху за спиной я поняла, что он находится на последней ступеньке терпения, и это джентльменское самообладание вынуждает его корчиться в агонии. Зореслав отстранился, а потом и вовсе сел, откинувшись спиной на обитое кожей высокое изголовье. Он закрыл глаза рукой, явно испытывая одновременно сладкие и болезненные муки возбуждения.
Если уж моя несанкционированная ревность лишила его удовольствия воспользоваться высококлассным эскортом, то теперь будет слишком жестоко действовать по принципу «сам не ам и другим не дам». Конечно, если бы не захотела, я даже близко не подошла бы к мужчине, что с момента нашей встречи приносил мне только проблемы. Сейчас, похоже, самое время честно признаться, что я лишь прикрываю свои низменные плотские желания какой-то сомнительно благородной миссией по спасению рядового Райана. Я наконец знаю правду, правду, на которую даже не надеялась, так что мне мешает, не взывая к совести и морали, пойти на поводу у собственных и его инстинктов? Пускай я сегодня абсолютно трезва, осталась ли вообще надобность в оправданиях собственных и его страстей?
Разорвав и без того бесстыжий разрез платья, под пристальным полыхающим взглядом я перекинула ногу через Зореслава и села сверху. Он до конца сопротивлялся участвовать в этом разврате, даже в таком состоянии памятуя о том, что наутро именно он один будет виноват в гнусной оргии. Меня не остановило его благородство. Я уже все решила. Мы в этот раз, кажется, поменялись местами, он — пьян, я трезва. Вот только было совершенно непонятно — в этой близости, кто из нас все-таки оказался жаднее. Да и зачем теперь ею, жадностью, мериться, когда б это время нам дано для другого…
Терпкий запах этого мужчины, всегда напоминающий мне аромат агарового дерева, такой дикий, такой пьянящий, такой великолепный… Так ли трезва я сегодня? Или это мое привычное состояние, когда он находится непозволительно близко?
Какова вероятность, что он не вспомнит все произошедшее этой ночью? Пусть она, вероятность, хотя бы будет…
Воспламеняясь близостью желанного мужчины, я прикрыла глаза и завладела его поцелуем…
Расширенная версия 18+
Зореслав укусил меня сзади за шею в тот самый момент, когда мы оба были на пике наслаждения. Я вскрикнула, но не от боли, ей я не придала никакого значения, потому что сейчас было что-то поважнее… После, за всю минувшую ночь, мы сделали это еще пять или шесть раз, вот только Зореслав все также находился под воздействием наркотика. Как только я подумала, что теперь меня ждет бесконечный марафон сексуальных утех, этот роковой мужчина крепко обнял сзади и размеренно задышал.
Я не намеревалась оставаться в его номере, а потому ушла еще до наступления рассвета. Убедившись, что Зореслав беспробудно спит, я осторожно освободилась из крепких мужских объятий. Как и в тот раз в отеле, я уходила первой. Хорошо, что сегодня у меня была возможность не только уйти незамеченной, но и замести следы своего присутствия. Нет, постель я, конечно, перестелить не смогу, Зореславу все же придется признать, что он кого-то трахнул этой ночью, но знать, кого, ему совершенно необязательно. Пусть помучается от моей маленькой мести.
Глава 6
Утром, когда он спустился, я уже заканчивала свой завтрак. По растерянному виду Радича я поняла, что вместо воспоминаний страстной ночи ему досталось огромное и скучное белое пятно. Бедолага, но все же так ему и надо. Хм, как интересно… Оказывается, можно сочувствовать и злорадствовать одновременно.
Даже если я испытывала сейчас совсем другие чувства, Зореславу совершенно не обязательно было об этом знать, и поэтому с самым невозмутимым видом я посмотрела на любовника то ли с жалостью, то ли с пренебрежением.
— Выглядишь эм… помятым, — правдоподобно строила ничего не знающую я. — Кофе?
Он жестом выразил согласие с моим любезным предложением и сел напротив. Я поставила перед Радичем чашку и налила в нее бодрящего напитка — самое то, что ему сейчас нужно, а то уж правда очень жалко выглядит.
— Ты вчера был очень похож на тех парней, которые несколько лет не пьют, а когда заканчивается время кодировки, заливают глаза до беспамятства, — весело констатировала я, закидывая в рот оливку.
Ну что за беззащитный мужчина… Даже огрызнуться не может на мои колкости, а ведь ему и без меня сейчас хреново.
— Ничего не помню с того момента, как ты увела меня из ресторана, — делая мучительный глоток кофе, будто и вовсе не кофе — расплавленного железа, покаялся Радич. — Что было потом?
— Я дотащила тебя до твоего номера и пошла спать. А что? — наивно взглянула на него я из-за чашки с кофе.
— Нет, ничего, — махнул рукой Радич, но по его лицу я поняла, что он не оставляет тщетные попытки вспомнить.
— Ты весело провел эту ночь? — злорадно улыбнулась я.
— Похоже, чересчур, — выдохнул он. — Ладно, лучше скажи, во сколько там у нас самолет?
— В час, — ответила я и поднялась с места, покончив с моим маленьким утренним пиром. Через столик от нас хлопотал светловолосый официант, которого я и окликнула. — Простите, не могли бы вы попросить кого-нибудь из персонала отеля принести аспирин в триста седьмой номер?
Молодой парнишка услужливо заверил, что все исполнит, и посеменил в подсобку. А я вернулась взглядом к своему беззащитному и потерянному спутнику. Видеть всегда холодного и уверенного в себе Радича в таком развенчанном состоянии становилось все труднее. Я уже не могла злорадствовать, все больше жалела его, однако ни за что не собиралась выдать себя. Зореслав вытер лицо ладонями и, протяжно выдохнув, поднялся.
— Поехали домой, пока ты не пристрастился к алкоголю, а через него и к иным развлечениям, — беззлобно подколола я и протянула Радичу его телефон, который он из-за своей рассеянности забыл на столе.
Почти безупречно выполнив свою миссию, наконец-то мы вернулись в Москву. Я чувствовала себя прекрасно, благодаря Радича не только за опыт в бизнесе, но и за прекрасную ночь. Не стану скрывать или лучше сказать — ни для кого не секрет, что секс в моей жизни случается гораздо реже, чем не случается, но с появлением в ней Зореслава он стал не только случаться, но и обретать некие формы.
После событий в Екатеринбурге я уже не могла строить из себя раскаивающуюся грешницу, но теперь и надобности особой в этой лживой исповеди не было. Когда Радич прояснил вопрос со своей женитьбой, моя совесть капитулировала далеко за границы сознания, что, собственно, и позволило мне не только смело вспоминать об удовольствии нашей первой ночи, но и испытать его вновь. Главное, чтобы вспоминать могла только я, потому что если эти воспоминания откроются Радичу, то мои омрачаться надобностью оправданий и, возможно, еще какими-то последствиями. Ведь именно я настояла на том, чтобы все произошедшее в ночь Софкиной свадьбы осталось в прошлом, объявив таким образом Зореславу о своей абсолютной незаинтересованности в каких-либо — длительных или мимолетных — отношениях с ним, а тут вдруг бац и, чем дальше в глаз, тем больше бревен…
