— Мирослава, уже девять утра. Ты еще спишь, что ли?
— Кто это?
На секунду в трубке воцарилось молчание, потом женский голос перешел на раздраженное шипение.
— Мирослава, это Лиза, жена Алеши.
— Да нет же, его жена — это я.
— Ты издеваешься? Просто отвези эту чертову форму!
Ах, да. Тихоня-воровка.
Падчерица.
Злая мачеха.
У меня есть муж.
Как все запутано.
— Не могу форму, — пробормотала я, переворачиваясь на другой бок, — у меня сегодня полная запись. Да и вообще… ненавижу все школьное. Я там была белой вороной, понимаешь?
— Понимаю, — насмешливо фыркнула Лиза. — В это как раз легко поверить. Но тебе придется преодолеть свои детские комплексы.
— С чего бы это мне их преодолевать? Я что, похожа на преодолеватора? Ну знаешь, такая супер-дева, которая достает из кармана бластер и уничтожает всех своих противников, так ты меня видишь? Типа я несу возмездие во имя луны?
— Ты несешь чушь!
— Это спорный вопрос…
— Ты отвезешь форму или нет?
— Нет.
Кажется, такой ответ не был прописан в Лизиных скриптах, и она зависла.
— В каком это смысле? — не поняла она.
— В таком, что пока я сплю. А потом буду пить кофе и слушать подкаст про удобрения для роз. А потом спасать человеческие судьбы, раздавая мудрые и полезные советы за умеренную плату. По средам, кстати, скидка для первичных клиентов.
— Ах так, — протянула Лиза презрительно. Кажется, она только что внесла меня в список смертельных врагов. Никогда прежде мне не удавалось попасть в такой список еще до того, как я встала с постели. — Ну-ну. Я все поняла. Извини, что побеспокоила.
Яд втекал мне в ухо прямо из мобильника.
Я могла бы стать тенью отца Гамлета.
— Сразу надо было позвонить Антону, вместо того, чтобы тратить на тебя свое время!
И она отключилась.
Вот-вот.
Звоните сразу Антону.
Официальный мальчик для битья у вас он.
День прошел в привычной рутине: расклады, клиенты, сад.
Время от времени звонил Алеша и слезно умолял вернуться домой. Требовал. Обижался. Напоминал, что долг жены — быть рядом с мужем. И учить с его дочерью уроки.
— Мне вечером в театр, — бушевал он. — Куда я дену ребенка?
— Посади ее в суфлерскую будку, — сердобольно советовала я.
Он бросал трубку и снова звонил, и к вечеру я просто выключила телефон.
Великое Алешино обаяние меркло перед неудобным диваном и уроками.
Посмотрите на меня. Я похожа на человека, который любит делать уроки? Да я даже свои собственные не делала!
Учеба — не моя стезя. Мы, Миловановы, славимся не академическими достижениями.
Мобильник я включила только в субботу, вспомнив, что обещала сводить Антона в театр.
Если, конечно, это обязательство еще было актуально. Возможно, Алеша уже вычеркнул мое имя из официального реестра своих жен.
Как знать, может он успел даже подать на развод, проклял меня в веках и посыпал порог солью.
Я бы на его месте так и сделала — жена декабриста из меня явно не вышла.
Вдруг я попаду в книгу Гиннесса из-за самого короткого брака в мировой истории?
Пропущенных было, к слову, не так чтобы много.
Набравшись мужества, я набрала номер Алеши. Как легко было отключить телефон и как беспокойно — слушать сейчас гудки.
Мучителен час расплаты.
— Привет, — у Алеши был обычный веселый голос, — я вроде как соскучился. Дождись меня сегодня после спектакля, ладно? Вместе поедем домой.
Я растерянно заморгала.
Так мы еще женаты? Он на меня не сердится?
— А Арина? — спросила робко.
— Ее Тоха к себе забрал, — радостно сообщил Алеша. — Он же только ее мать не выносит, а племянницу любит.
Боже мой.
Да мой муж был еще большим увиливателем, чем я!
Он так ловко увиливал от своих отцовских обязанностей, что составил бы идеальную пару моей матери.
Говорят, что дочери выбирают мужчин, похожих на отца.
Я, видимо, перепутала гендеры.
Впрочем, что я знала о родном папеньке?
Только то, что он капитан дальнего плавания, покоряющий рыжевато-красные просторы планеты Марс.
— Значит, Антон сегодня с Ариной, и наш театр отменяется? — приободрилась я.
— Понятия не имею. Позвони ему сама.
— У меня вроде даже нет его номера.
— Запиши немедленно! Как ты выживешь, если не начнешь звонить Тохе в любой непонятной ситуации? — засмеялся Алеша.
У него было превосходное настроение.
Сатир.
Антон ответил на звонок официально-вежливым тоном:
— Добрый день.
— Это Мирослава.
— Ми-рос-ла-ва, — повторил он нараспев, расщекотав меня под ребрами.
Я вдруг поняла, что перестала дышать.
Молчала.
Глядела на муху, ползущую по подоконнику.
Прошел дождь, и теперь листья деревьев сверкали на солнце.
— Давай поужинаем перед театром? Только не в этой твоей шашлычной… В пять в «Рахманинове», удобно? Тебя забрать, или ты сама доберешься?
Я слушала его и ничего не понимала.
Какой еще ужин.
Какой еще «Рахманинов».
Ресторан располагался напротив театра, спектакль начинался в семь.
О чем можно ужинать два часа?
Сколько раз за это время можно грехопасть? А с прелюдией? А без?
Он уже начал меня соблазнять или просто проголодался?
Почему ресторан «Рахманинов» открылиперед драматическим театром, а не музыкальным?
— Мирослава?
— Я.
— Так ты поужинаешь со мной?
Ах ты искуситель коварный!
— Ладно, — пролепетала я, взволнованная, как стрекоза под стеклом, — я сама приеду.
Ой-ой-ой-ой.
Я заметалась по комнате, стремительно соображая, что же делать.
Никакого красного, это точно. Кто же бежит навстречу собственному греху, размахивая флагом «возьми меня скорее»?
Кажется, Антон просил меня соблюдать какой-то дресс-код.
Черный.
Да, я должна быть мрачной и неприступной, иначе все становилось чересчур очевидным.
Да и щекотки под ребрами все-таки недостаточно, чтобы…
Чтобы — что?
Это всего лишь ужин, а не вакханалия!
Все люди ужинают.
Некоторые даже в ресторанах.
У меня было два черных платья, и ни одно из них не подходило для сегодняшнего Антона.
Одно простенькое, траурное, в нем я ходила на похороны старушек по соседству.
Второе — маленькое черное платье, которое, как известно, должно быть в гардеробе каждой девушки. Ни разу его не надевала, уж очень оно откровенное.
Отчаявшись, я решила прибегнуть к крайним мерам — бабушкиному комоду.
У нее точно было платье в стиле «Шапокляк» — черное с белым воланом по низу и белым отложным воротничком. Жарковато для лета, но надежнее брони не придумать, а я точно нуждалась в доспехах, раз уж самый обычный разговор по телефону вызвал во мне настоящую бурю.
Да ты с ума сошла, Мирослава.
Антон уже ждал меня за столиком.
Я прибыла в семнадцать-ноль-ноль строго по расписанию.
Шла к нему, проклиная узкий длинный подол и тупоносые лакированные туфли, скользящие по гладкому полу.
Без косметики, зато с ридикюлем и волосами, забранными в старомодный пучок.
Благопристойная, благонравная, старомодная и добропорядочная Мирослава.
Бабушка бы долго смеялась, увидев меня сейчас.
У Антона тоже промелькнуло на лице веселье, но он быстро опустил глаза.
— Говори, — разрешила я, аккуратно опускаясь на стул напротив него, — все, что ты сейчас подумал.
— Всего лишь спросил себя, почему ты приходишь в похоронное бюро, одетая как для ресторана, и в ресторан — одетая как для похоронного бюро, — осторожно проговорил он.
— Это зависит не от того, куда я иду, а от того, зачем я иду, — объяснила я. — Ладно уж, переставай ходить вокруг да около и обрушь на мою голову весь гнев, который у тебя накопился. Скажи мне, какая я ужасная эгоистка, обругай, за то, что сбежала и оставила тебя разбираться с этой малявкой, Ариной. Почему, спроси меня, я не выполняю свои обязанности злой мачехи, а перекладываю эту головную боль на тебя? Почему думаю о себе, а не о тебе? Почему веду себя так инфантильно и безответственно? Разве я для того выходила замуж, чтобы теперь игнорировать все семейные проблемы?
