— Ну, рассказывай! — призвал отец не самым благостным тоном.
— Па, да что рассказывать? — каялась интонацией и мимикой Машка.
— Начни с того, кто у нас участник твоей беременности, — последним словом Стрельцов чуть не подавился, но тон выдержал.
— Мишка Старобогатов из одиннадцатого класса, — давала показания дочь.
— То есть ему семнадцать лет?
— Еще нет, через месяц исполнится.
О боже, боже! Детский сад в песочнице! Пестики-тычинки изучает!
— И что? — продолжил допрос Стрельцов. — У вас такая большая любовь случилась? Тогда почему ты мне о нем раньше не рассказывала?
— Ну, не знаю, может, и любовь, — терзала откровениями отцовское сердце дочь. — Он классный, прикольный, с ним весело. Он хоккеем занимается, меня, знаешь, как кататься научил! Каждые выходные на каток таскает.
Подростковые откровения о «глубине» чувств прервал официант, принесший их заказ — Игнату коньяк и кофе, Машке чай и бутерброд.
Откинувшись на спинку стула, Стрельцов воспользовался паузой, пока официант выставлял на стол принесенное, охолонул, чтобы не сорваться. «Он классный, прикольный!»
Нет, ну твою ж дивизию! На каток он ее таскает! А с катка в кровать!
Надо успокоиться!
— По-твоему, это вполне достаточные причины, чтобы с ним переспать? — раздраженным медведем начинал грохотать Стрельцов, не справившись с кипящим лавой обжигающей негодованием.
— Ну па-а-а! — проныла Машка и атаковала по привычке: — Можно подумать, ты с женщинами спишь исключительно по любви!
— Маша, прекрати! — рявкнул Стрельцов. — Мы сейчас обсуждаем твою жизнь, а не мою!
— Да что такого-то! — возмутилась дочь — У нас в классе все девчонки давно сексом занимаются, одна я такая, последняя девственница России!
— Теперь ты у нас первая из всех занимающихся с животом! — разбушевался не на шутку Стрельцов, так его проняло.
— Ну, па! — забыв про выступления, заспешила мириться Машка, труханув. — Да это было всего два раза!
— Зато как удачно! — заметил Игнат, немного подостыв. — А про контрацепцию с мальчиком Мишей вы ничего не слышали?
— Порвалась она, — тяжко-покаянно вздохнула Машка, — эта контрацепция.
О господи! Дай силы! Стрельцов только представил, что, как и при каких обстоятельствах у них там порвалось, как мозг затопило пеной гневной.
Твою мать!
— Ты ему сказала о беременности? — прикладывая усилия, чтобы утихомирить, притушить ретивое гневливое, спросил Стрельцов.
— Уведомила, — не поднимая на отца очи, ответствовала скромницей Машка. — Он сказал, ничего не предпринимай, пока мы все не обсудим и не решим.
— Да что вы там можете обсуждать и решать?! — сдерживая крик, новой волной взвился Стрельцов. — Решат они!
— Па, да он нормальный пацан, не придурок, и родаки у него классные!
— И что? Это твоим родителям предстоит разгребать проблему, а его так, с боку-припеку, пожурят, и все дела! — растолковывал имеющуюся диспозицию отец. — Вопрос стоит о твоем здоровье и будущем, а никак не о его!
— А давайте я сама буду решать, что мне делать! — врубила с пол-оборота самость чрезмерную Машка. — Это моя жизнь, я уже выросла, если вы не заметили, и сама решу, как мне жить!
А Стрельцов вдруг неожиданно вмиг успокоился. Совершенно непонятным образом, раз — и штиль душевный! То ли от того, что Машка прибегла к любимым выражениям про свободу-взрослость, то ли от ее тона: «укушу себя за пятку, а докажу вам!», то ли от осознания, что она все еще дитя неразумное.
— Хорошо, — хладнокровно согласился Стрельцов. — Давай сама. Расскажи мне, каким ты видишь свое ближайшее будущее. Ты же что-то думала на эту тему?
— Рожу ребенка, окончу школу, поступлю в институт, — воробьем нахохлившимся и уверенным в своей правоте перечислила Машка.
— Очень хорошо! — похвалил отец. — Я бы сказал: замечательно, планы серьезные. А теперь растолкуй мне, где ты будешь жить с ребенком, на какие средства, кто тебе станет помогать с малышом? Вот потребуется экзамены в институте сдавать, ты с ребенком на руках пойдешь? Или оставишь его с кем-то? А на работу ты тоже с ним отправишься? Работать-то придется, чтобы себя и ребенка поить-кормить, памперсы покупать.
— А у меня есть родители, которые по закону обязаны меня содержать до восемнадцати лет! — с непримиримым утверждающим лицом заявила юная правоведка.
— Вот именно! — согласился бодро Стрельцов и разъяснил дитю статью закона: — Тебя! Родители обязаны одевать-обувать, кормить, учить. А как же! Но они не должны выкупать тебя из околотка, оплачивать твои прихоти: пиво-вино-сигареты, билеты на запрещенные концерты, клубы, тусовки и мальчиков, занятия сексом и их последствия. И уж тем более в их обязанности не входит содержание твоих детей.
— Я это ненавижу! — проорала Машка так, что пооборачивались на крик посетители кафе. — Ненавижу, когда вы с матерью начинаете попрекать меня содержанием! Тогда не рожали бы! — и уже подскочила, чтобы встать и уйти.
— Вот именно это и скажет тебе твой ребенок, — ухватив дочь за руку, принудил ее снова сесть Стрельцов. — Он скажет, что ненавидит тебя, когда ты напомнишь ему, что из-за него загубила свою жизнь, работала на износ, чтобы его прокормить, из-за него не поступила в институт, из-за него постарела раньше времени от жизни тяжеленной и не смогла выйти замуж. Он скажет тебе, что ненавидит тебя и лучше бы ты его не рожала. Но ты забудешь упомянуть о том, что перед его рождением разругалась с родителями, чтобы доказать им свою самость и чувствовать себя героически правой. Ты ни за что не расскажешь ему, что угробила свою и его жизнь, отвергнув их любовь и помощь и их самих, предпочтя носиться со своей принципиальной подростковой «серьезной» позицией: «назло всем!» или «удавлюся, но не покорюся!». Так будет, Маш.
А Машка расплакалась навзрыд, сразу потоком, вытирая слезы, размазывая косметику по щекам, совсем как маленькая. У Стрельцова аж сердце захолонуло!
— Я не знаю, что делать, па-а-ап! — рыдала обиженной, беспомощной девочкой его дочь. — Я не хочу аборт! Не хочу его убивать! Он ведь уже там живет, маленький!
Игнат рванул с места, сел с ней рядом, обнял, прижал к себе, вытер большой, теплой, надежной отцовской рукой слезы, катившиеся по щекам, поцеловал в лобик, покачал.
— Не плачь, Машка, — успокаивающе произнес он и зашептал ей на ушко: — Открою тебе один большой секрет: все наладится! Обязательно все наладится! Не плачь, тебе теперь нельзя так сильно расстраиваться.
— Что?! — потрясенно уставилась на отца Машка и даже отлепилась от его бока. — Ты не против, чтобы я рожала?
