ее брату доставили такое удовольствие.
Она продолжала смотреть мне в глаза, я наблюдала, как она сделала еще один глубокий вдох, на этот раз глубже, я поняла почему, когда она призналась:
— Мы с Рис не очень ладим.
— Тебе предоставляется отличный способ исправить ваши отношения — пообщаться с ней, — заявила я. — И хорошая вещь, о которой можно поговорить, — это сделать что-то приятное ее брату. Ты доводишь это до конца, она видит, что может доверять тебе, ты на шаг ближе.
Она снова посмотрела мне в глаза. Затем кивнула, опустила взгляд вниз.
— Ты получила ответ? — насмешливо спросил Майк, и ее глаза метнулись к нему.
— Да, — прошептала она, затем посмотрела на меня, сделала еще один глубокий вдох и выдавила: — Спасибо.
— Хорошо, — мгновенно заявил Майк. — Теперь это дерьмо больше никогда не должно повториться. Ты поняла?
Ее глаза снова обратились к Майку, она долго рассматривала его, затем кивнула.
Он мотнул головой в сторону дверей фермы и сказал ей то, что она и так знала.
— Твой «Мерседес» в пятидесяти футах отсюда, и твоя задница должна быть в нем.
Она закрыла глаза и повернула голову ко мне, прежде чем открыть глаза. Я видела, что она была в замешательстве. Видела, что она рассердилась. И увидела, что ей больно.
Вот черт.
— Прости, что побеспокоила тебя, — тихо сказала она.
— Ты извинилась. Дело сделано. А теперь иди, — заявил Майк, и я сдержалась, чтобы не сказать ему, чтобы он дал ей передышку.
Я не знала, как поступить. Не хотелось говорить ей, что все в порядке, потому что это было не так. И все же это было так, поскольку она выяснила, как лучше поздравить Ноу и не причинять неприятностей.
Вот черт побери!
Она сделала еще один вдох. Затем кивнула мне один раз, ее глаза скользнули по Майку, а затем она направилась на своих лодочках на высоком каблуке к дверям сарая.
Я наблюдала, как Майк подвинулся, чтобы ему было лучше видно. Затем увидела, как Майк стоял, расставив длинные ноги и скрестив руки на груди, наблюдая в двери сарая, и я решила, что Одри садится в свою машину и уезжает. Это заняло некоторое время, затем он повернулся и направился ко мне.
— Ты как? — спросил он, подойдя ближе.
— Лучше, чем ты, — тихо ответила я.
Он изучал меня, затем пробормотал:
— Прости, Ангел.
— В конце концов, извиняться не за что, и в любом случае извиняться нужно не тебе. Если бы я дала ей минуту, о которой она просила, то высказала бы все, что считаю нужным, она бы уже давно убежала от меня.
— Она играет в свои игры, — ответил Майк, и я промолчала.
Я не так хорошо ее знала. Майк изучил ее очень хорошо. Но она искренне, хотя и удивительно и несколько трогательно, хотела получить от меня помощь.
— С этим покончено. Давай двигаться дальше, — предложила я, все еще тихо.
Он снова изучал выражение моего лица.
Затем спросил:
— Ты упаковала свою посуду в ящики?
Я кивнула.
— Мы вернулись. Ноу дома, играет на своей новой бас гитаре. Рис передает привет твоей маме. Мы с Риси решили узнать, не нужна ли тебе какая-нибудь помощь.
Вот оно. Я знала, что мой мужчина не будет долго держать зла.
— На бас гитаре, — прошептала я. — Крутой подарок, папочка.
Губы Майка дрогнули.
— Я в порядке, милый, — сказала я ему. — Все основное сделано, но я еще немного посижу за кругом, потом мне нужно будет покрыть парочку керамики глазурью и отправить их в печь. Печь автоматически поднимает и опускает температуру, и отключается, я смогу вытащить их завтра.
Его брови сошлись вместе.
— Поднимается температура?
— Да, керамику нужно обжигать при разных температурах, сначала медленно, затем сильно, а затем дать ей остыть. Это занимает какое-то время, но моя печь делает это автоматически. Я ставлю внутрь и все. Мама проверяет все здесь перед тем, как лечь спать. Я приду завтра и вуаля! Готовая керамическая посуда.
Его губы снова дрогнули.
Мне понравилось, что он решил прийти помочь, и я подумала, это многое говорило о нем после того напряжения, как мы расстались этим утром.
Поэтому решила кое-что прояснить в непростом нашем споре.
И я сделала это, прошептав:
— Сегодня утром я была не права.
Майк выдержал мой взгляд, но ничего не сказал.
Я продолжала:
— Мы вернемся к нашему разговору, когда ранчо сдадут в аренду.
Тогда он сказал.
И вот что он сказал:
— Единственное, что ты должна сказать, дорогая. Договорились.
Боже, я любила этого мужчину.
Конечно, он добился своего, но я думала о том, что он сказал (очень много) почти весь день. Он оказался прав, я упряма. Он ощущал, что я принесла себя в жертву ради него, и ощущал он это очень глубоко. Он говорил открыто и ясно. Поделился этим со мной. Он хотел заботиться обо мне, как мужчина. Он не закрыл дверь наших дальнейших обсуждений. Он просто отложил этот вопрос на время, заботясь обо мне. И он был прав. Я имела ранчо, где не жила, но за которое платила, бизнес, которому теперь не могла уделять все свое свободное время, если честно, мне нужна была помощь.
Майк был Майком. Он не скрывал, что был мужчиной от кончиков пальцев на ногах до макушки. И поскольку он был настоящим мужчиной то, считал своим долгом заботиться о людях, которых любил. И заботился он не потому, что был должен. А потому, что это было заложено в его натуре. И одним из этих людей была я.
Так что это было не мое дело.
И оно было в прошлом.
И я двинулась дальше.
— Ты хорошо провел день с детьми?
— Да. Ты хорошо провела день со своей мамой?
— Да, после того, как Фин все выложил Ронде, и было это не очень приятно.
Лицо Майка стало настороженным.
— Что?
— Я попросила ее помочь. Она сказала, что не в настроении мне помогать. Я решила нажать. Но неожиданно спустились Фин и Кирби, как раз во время нашего разговора. Кирби, у которого своеобразная связь с Рондой, конечно, попытался защитить маму, предложив свою помощь. Фин в этот момент потерял терпение. Я чувствовала, что Фин
