в щеку и подхожу к окну. Золотистым сиянием закатных лучей летний тёплый вечер так и манит выбраться из четырёх стен и вдохнуть последние минуты августа полной грудью. — Пошли гулять!
— А пошли! – отчаянно машет на груду досок Влад и поднимается следом за мной.
Уже через полчаса мы бредём по тенистой аллее, вдоль ухабистого проспекта Мира. Отчего-то у администрации нашего города никак не доходят руки его отремонтировать, и автомобилисты в большинтсве своём объезжают это гиблое место за версту. С другой стороны, для пеших прогулок – это как нельзя кстати. Влад рассказывает, как днём навестил Марусю. Впервые за долгое время его пустили к дочери и, вижу, как непросто сейчас Осину сдержать эмоции. Он так увлечённо описывает улыбку малышки, её пока невнятные слова и с упоением вспоминает, как держал дочку за руку, что не замечает ничего вокруг: ни сгущающихся над головой туч, ни чёрного внедорожника с наглухо затонированными стёклами, уже метров триста с черепашьей скоростью следующего по пустынному проспекту. И только, когда кожи касаются первые капли дождя, Влад замолкает и растерянно смотрит на меня.
— Дождь, — он пожимает плечами, а потом начинает осматриваться в надежде найти укрытие, но максимум, что попадает в поле его зрения, это раскидистый дуб почти у самой обочины. Покрепче сжав мою ладонь в своей, Осин тянет меня под крону дерева, а после прижимает к себе, чтобы не вымокла.
Смотрю, как лихие капли скатываются с жёсткой листвы, и усмехаюсь: старый дуб — такое себе укрытие от непогоды. Между тем дождь становится только сильнее, мутной стеной окружая со всех сторон.
— Вот мы попали! — ворчит Владик, смахивая с лица влагу. — Погуляли, называется!
— А я люблю дождь! — подставляю раскрытую ладонь под крупные капли и снова замечаю тот чёрный внедорожник неподалёку.
— Странно, — пытаюсь рассмотреть, кто сидит за рулём, но мешает дождь.
— Ты о чём?
— Видишь, возле пешеходного стоит чёрный автомобиль?
Влад вертит головой и кивает.
— Ага! И что?
— Такое ощущение, что за нами следят, — делюсь с Осиным своими подозрениями, но тут же понимаю, что сморозила глупость: кому мы нужны, правда?
— Думаешь, Ветров? — зато на лице Влада ни намёка на улыбку. Чёрт, и почему я сама не подумала про Саву.
— Зачем ему за нами следить? — стараюсь рассуждать здраво, а у самой дыхание спирает. — Да и твой дедушка сказал, что Ветров улетел.
— А вот это мы сейчас и проверим, Яшка, — немного нервно Осин теребит кончик носа и продолжает всматриваться в даль. Но судя по выражению его лица, как и я, не видит ни водителя, ни номера тачки.
— Подойдём ближе и заглянем в салон? — смеюсь немного нервно. От одной только мысли, что Ветров сейчас находится в нескольких метрах от меня, бросает в дрожь.
— Велика честь! — хмыкает Осин и сильнее прижимает к себе. — Просто покажем ему, что у нас всё хорошо.
— Как это?
— Сымитируем поцелуй? — подмигивает Владик. — Нам не впервой!
— Не впервой, — нерешительно киваю, мыслями уносясь во времена своей юности. Тогда, в одиннадцатом классе, мы тоже играли с Осиным в любовь, чтобы от меня отстали, перестали перемывать кости и распускать слухи. Помню, скольких усилий мне стоил тот поцелуй с Владом у ворот лицея. Как слёзы обжигали кожу, а сердце ныло от саднящей боли… Но тогда этот шаг был оправдан гнилыми сплетнями и беспрерывными плевками в мою сторону от поклонниц Булатова и его прихвостней. А сейчас?
— Зачем? — шепчу, теряясь в разодранных чувствах. Я и сама не знаю чего хочу: чтобы Сава видел меня счастливой с другим, или понял наконец, что, кроме него, моё проклятое сердце никого не способно полюбить.
В памяти всплывает ещё один поцелуй с Осиным, на сей раз в особняке Чертова… Я пыталась… Честно… Но какой смысл себя обманывать?
— Ну смотри, — Влад слишком лихо вживается в роль, губами задевая мочку моего уха. — Если этот внедорожник стоит тут просто так, то и после нашего поцелуя, он никуда не денется. А если это Ветров…
— Нет, — горло дерёт от слёз. Я целую неделю запрещала себе вспоминать о Саве… И что теперь? Мне снова больно!
— Там не он. Мне показалось, — уговариваю саму себя поверить в то, что говорю, но Влад словно не слышит. Его губы, влажные от дождя, соприкасаются с моими, насквозь солёными. Осин нежно целует меня, жадными пальцами зарываясь в моих мокрых волосах. Я не хочу отвечать. Не могу. Не должна. Но и оттолкнуть Влада не успеваю.
Вой мотора оглушает. Холодные брызги с ошмётками грязи разлетаются во все стороны. А после наступает тишина, окутанная нестихающим стуком дождя и наших глупых сердец. Я не знаю, кому и что мы доказали, но чувствую, что своей притворной нежностью только что раззадорили страшного зверя…
— Осин, мы ошиблись, — интуиция вопит, что этот лживый поцелуй нам обоим выйдет боком.
— А по-моему, мы только что поставили в точку в твоей больной любви к Ветру, — Влад отстраняется и смотрит куда угодно, только не на меня. Игры играми… но порой они ранят не меньше реальной жизни.
Мы возвращаемся домой по темноте. Больше не держимся за руки и молчим. Продрогшие и насквозь сырые разбредаемся каждый по своим делам: я мыть посуду, Осин — складывать кровать для дочери. Мы тонем в пучине недосказанности и гнетущей неловкости. А я впервые сомневаюсь, что выбрала для себя верный путь… Но всё меняется, когда на пороге нашей с Владом жизни появляется Маруся.
Маленькое солнышко с пронзительным, не по-детски взрослым взглядом и обезоруживающей улыбкой. Она стесняется. Всего боится. Много плачет и шарахается от каждого звука. В свои четыре с хвостиком уже никому не верит и понятия не имеет, что в жизни существует любовь. Она не знает, как себя вести, и затравленным зверьком озирается по сторонам. А мы проваливаемся в эту малышку с головой. Наш мир, окутанный болью и бесконечными страданиями, вмиг обретает смысл. Каждую секунду, каждое мгновение мы только и думаем, что о Руське. Крохотными шажочками пытаемся протиснуться сквозь её броню. Успокоить. Забрать себе её страхи. Окутать лаской и согреть заботой, как пуховым одеялом. И кажется, нам удаётся… Всё чаще вместо слёз мы замечаем на лице Маруси улыбку. Всё смелее
