становятся её шаги в новом доме. Всё ближе, она подпускает нас к своему сердцу.
Не знаю, сколько проходит дней. Мы теряемся во времени и пространстве. Но чувствую, как все трое мы становимся сильнее и ближе друг к другу. Маруся уже не боится брать меня за руку и позволяет петь колыбельные перед сном. Она называет Влада папой и сквозь толстенные линзы очков заворожённо смотрит, как я варю по утрам овсянку. И пускай, Руся во многом отстаёт от сверстников и порой не может связать воедино и пары слов, мы всё лучше и лучше начинаем понимать друг друга. И наверно, любить…
Влад находит хорошего психолога и логопеда. Каждое утро мы возим Марусю на занятия, а после гуляем в парках и пробуем на вкус простые вещи: подставляем ладошки под брызги фонтана, хлебом кормим голубей, запускаем в небо мыльные пузыри и до самого вечера катаемся на троллейбусе, просто потому, что Марусе это очень нравится. Я научилась заплетать её непослушные кудряшки по утрам, Влад из мыльной пены в ванной лепить снеговиков. И только одно «но» изредка омрачает наши будни: со дня на день нам предстоит переехать к Чертову.
Наш последний день лета начинается, как обычно: ранний подъём, детский смех, оладушки на столе. Те самые, по рецепту Галины Семёновны… Быстрые сборы и пять остановок на троллейбусе. Впереди у Маруси непростой день: помимо занятий с логопедом, нам предстоит неприятная процедура у офтальмолога. Но Руся об этом не думает. Маленькими пальчиками выводит узоры на пыльном стекле и что-то напевает себе под нос. Сегодня в троллейбусе она впервые села ко мне колени, а ещё назвала по имени… «Нана» слетело с её детских губ так трогательно и неожиданно, что я не смогла сдержать слёз. Ещё до того, как малышка переехала к нам, мы с Осиным решили, что у неё не должно быть иллюзий: я не её мама. И если у Маруси когда-нибудь возникнет желание меня так назвать, то пусть это будет только её решение и её выбор.
— Ты говорил с Чертòвым? — пока Руся разглядывает город через окно троллейбуса, отвлекаюсь на Осина. Влад обещал обсудить с дедом отсрочку нашего переезда в столицу.
— Он согласился подождать до конца недели. Край в воскресенье мы должны быть у него.
— Сегодня уже среда, — бросаю отчаянно и отворачиваюсь к окну: я не хочу лишний раз показывать Владу, как сильно меня страшит переезд.
— А завтра уже осень, — Осин сжимает мою ладонь, безмолвно обещая быть рядом, а потом переводит разговор в более радужное русло: — А что если нам отметить это событие прогулкой в парке. Что думаешь, Маруся? Мы заслужили по огромной порции эскимо и сладкой ваты?
На веснушчатом личике крохи мелькает улыбка.
— Тогда решено! Сейчас дуем в больницу, а после на аттракционы. Разбавим серые будни яркими красками!
Наша прогулка и правда удаётся на славу. Мы катаемся на колесе обозрения и детском подобии американских горок, кружимся на карусели и до отвала наедаемся мороженым. А когда силы окончательно нас покидают, собираемся домой. Вот только у выхода из парка Маруся замирает у киоска со сладкой ватой, а Владик, не раздумывая, покупает две порции: мне и дочке. Мы находим свободную скамейку и, устроившись поудобнее, начинаем отрывать липкое лакомство с палочки и маленькими кусочками складывать то в рот. Маруся копирует каждое моё движение: старается есть аккуратно и забавно прикрывает глаза, когда сахар тает на языке. А у Осина сдаёт терпение…
— Нет, — наигранно возмущается он. — Ну кто так ест? А, девочки? В чём кайф?
— А как надо? – не сговариваясь, устремляем любопытные взгляды на Влада.
— Давай покажу! — он качает головой и выхватывает из моих рук сахарное облако, за всё это время почти не уменьшившееся в размере. А потом начинает ловить вату ртом. Жадно. Смачно причмокивая. Та тает на его губах. Липкими разводами оседает на пальцах и щеках. Но Влад ничего не замечает. Он как ребёнок радуется моменту, а ещё наслаждается Маруськиным смехом. Звонким, как колокольчик. И настолько желанным, что глаза снова начинает пощипывать от слёз.
Но счастье — вещь чересчур скоротечная. Не успеешь им надышаться, как оно исчезает, оставляя после себя лишь обрывки воспоминаний.
Звонок мобильного равнодушной трелью стирает улыбки с наших лиц.
— Упс! — бормочет Осин. — И как быть? — Влад разводит липкими руками в стороны и с немой мольбой во взгляде смотрит на меня. — Марьяш, ответишь?
Покачав головой, достаю телефон из кармана мужских джинсов, и чуть не роняю гаджет, когда на экране замечаю надпись «Сол Моррис».
— Откуда у тебя его номер? — сотовый обжигает пальцы рук похлеще раскалённых углей, но Осин лишь сжимает челюсть и молчит.
— Откуда, Влад? — мой голос срывается в жалобный писк, а телефон, как назло, продолжает пиликать.
— Он вчера мне сам позвонил, — наплевав на приличия, Осин выкидывает остатки ваты в кусты и вытирает руки о штаны. — Предложил сделку.
Влад резко поднимается на ноги и забирает мобильный. Я жду, что Осин ответит, но парень скидывает вызов и хватается за голову.
— Прости! Я должен был тебе рассказать…
— Должен был! — сдавленно киваю и жду разъяснений.
— Ты же знаешь, что Дьявол наложил запрет на продажу моей доли, а выкупить акции Ветрова мне не на что?
— И? – я никак не улавливаю логики. — Ветров может продать свои кому угодно! Было бы желание!
— Вот он и нашёл покупателя, — чешет затылок Осин.
— А тебе за благословением позвонил?
— Можно и так сказать, — немного нервно хмыкает Влад. — Прежде чем продать акции стороннему лицу, он обязан предложить их мне, а я предоставить письменный отказ от покупки.
— Осин, я ничего не понимаю! — заправляю за ухо выбившуюся прядь волос, и пока Маруся продолжает поедать вату, подхожу к мужу. – Ты против, чтобы Ветров продал свои акции?
— Поверь, только "за".
— Тогда за чем дело стало?
— Ветров несогласен ждать. С его слов он прилетел всего на два дня, чтобы уладить все формальности, а после исчезнуть навсегда…
Я снова прячу от Влада взгляд, который непроизвольно наполняется слезами. Даже так, на расстоянии, поступки Ветрова ранят меня.
— Сол Моррис, — Осин с насмешкой произносит заокеанское имя Савы. — Короче, Ветер ждёт меня завтра в Москве.
