— Никакой, — соглашаюсь ехидно.
— Вот! — подтверждает, ничуть не обидевшись, Миша, -
Ну а детей, говорю, если хочешь, рожай. Для себя! Я не против.
Я усмехаюсь его «здравомыслию». Хотя… Может и честно, вот так? Без обещаний и клятв. Без вранья! Объявить о намерениях сразу. Мол, так и так. В верности клясться не стану. Буду тебе изменять. Хочешь, терпи! А не хочешь, как хочешь…
Наверное, факт размышлений отражён у меня на лице. Так как Миша сурово бросает:
— Кучинская, помни! Все болезни от нервов.
Я послушно киваю:
— Да, да.
— А будешь себя плохо вести, — добавляет он мягче, — Я тебя на биопсию отправлю.
Я бросаю в него карандаш. Но тот отлетает, как будто от стенки. Угодив ему в грудь. Где на бейджике чёрным по белому надпись: «Врач-маммолог, Балыков Михаил Дмитриевич».
Глава 17. Илья
Теперь моё утро начинается с того, что я должен выгулять пса. Раньше этим занималась Снежана. Выгуливая сразу обоих: Никиту и Джека. Пёс невзлюбил меня! Оно и понятно. Помнит, видимо, кто его сбил. На руки не идёт. Рычит, если хочу погладить.
Но от безысходности даёт натянуть на себя поводок. И мы идём по улице, в неуютной атмосфере февральского утра. Это тебе не Израиль!
Джек помечает какое-то дерево. Я зеваю. На работу через полчаса. Дёргаю за поводок, чтобы он поторапливался. В сквере, кроме меня ещё много собачников. Они сгрудились в кучки. В основном по размеру питомцев.
Но я не подхожу, ни к одной из них. Слава Богу! Потому становлюсь в стороне и достаю сигарету.
Джек в это время справляет нужду. На этот раз совсем не малую. Я морщусь и продолжаю курить. Вспоминаю, когда я взял на себя обязательства по выгулу этой собаки? И не могу!
Где-то в подкорке сидит мысль, что Никита здоров. Не совсем, правда! Ему ещё предстоят всевозможные процедуры. Но я бы лучше взамен него полежал в больничке. Чем здесь, посреди этого сквера. Выгуливать пса.
— Молодой человек! — слышу чей- то взволнованный окрик, когда собираюсь покинуть его.
Обернувшись, вижу какую-то женщину. У неё тоже пёс. Но с короткими лапами.
Я ей киваю:
— Вы мне?
— Да! — говорит она тоном, слегка обвиняющим. Наравне с её весом это звучит так себе.
— Вы, — тычет она в меня взглядом, — Не убрали за своей собакой!
Я хмурюсь:
— Чего не убрал?
Она косит взгляд на оставленный Джеком «автопортрет» на снегу.
— Его фекалии! — произносит собаковладелица.
Я отступаю назад. Что за чёрт? Не хочет же она сказать, что я должен говно за ним вынести?
— Я понятия не имею, о чём идёт речь, — машу головой.
Но она наступает.
— Здесь детская площадка. А ваш пёс здесь нагадил. Тут детки будут весной куличики лепить! Из чего? Из собачьих фекалий?
От этого слова меня пробирает. Фекалии… Ну скажи ты: «говно»!
— Простите, но у меня на это нет времени, — бросаю сурово.
— Ах, нет времени? Тогда и нечего собак заводить! — бросается в бой оголтелая женщина.
— Я не заводил, мне её подбросили, — фыркаю, дёргая Джека за поводок.
— Да что вы? — меняется в голосе незнакомка, — Подбросили прямо под дверь?
Я, подумав, киваю:
— Да! В ужасном была состоянии. Точнее… был.
Уложив ладонь на своей необъятной груди, женщина сострадает:
— Бедненький, потому он так предан вам!
Джек всем своим видом даёт осознать свою «преданность».
— Да, до сих пор вот хромает, — вздыхаю я.
В подтверждении Джек начинает хромать. Я дёргаю за поводок, чтобы хромал побыстрее! Осталось пятнадцать минут.
— Но фекалии всё-таки лучше убрать, — продолжает настаивать женщина, и достаёт из кармана пакет.
Её коротконогая псина переминается с ноги на ногу. Замёрзла, видать! Как и я.
— Вот! Нам сегодня не пригодится, — произносит умильно и смотрит на пса. Тот отвечает ей лаем.
Я отвергаю:
— Я не стану этого делать! Это глупая трата времени. Говн… Фекалии. Разлагаются и ничего не оставляют после себя.
— Это вопрос гигиены, — не унимается женщина, — И в этом нет ничего постыдного! Взяли пакетиком и унесли.
Она жестом демонстрирует, как я должен это сделать.
— Пусть лежат, — бросаю я.
И уже собираюсь уйти, так как времени почти не осталось.
— А с виду приличный человек! — слышу в спину.
«Не поддавайся», — советует мозг. Никто не заставит меня это делать. Пускай сами сходят с ума!
Я уезжаю на работу в состоянии слегка утомлённом. Толком и отдохнуть не успел. День проходит в суматохе. На таможне застряла партия сырья. Теперь идёт разбирательство, потому, как предприятие попало под штрафы. Моё предприятие.
Вымотанный вконец, я возвращаюсь домой. Ничего, что сегодня суббота? Суббота! Вспоминаю, что нужно заехать к Диане. Я купил ей магнитик и подушку для шеи в Duty Free. Розовый цвет, её любимый! Но только они лежат в чемодане. Придётся в следующий раз подарить.
А сыну… Ему не привёз ничего. Кроме реплики новых часов! Думаю: «Может, понравится?». У него день рождения скоро…
По дороге звоню Насте. Вдруг их нет дома. Та берёт трубку не сразу.
— Алло? — говорит жизнерадостно.
— Насть, привет, — отвечаю, — Ты дома?
— Я, да! Но скоро уйду. А что ты хотел? Кстати, с приездом.
— Спасибо, — бросаю я, снизив скорость.
Впереди светофор.
— Сегодня суббота, — напоминаю, ожидая упрёков.
Но она абсолютно спокойна.
— Я знаю. Дина ждала тебя после обеда. Но ты не приехал, — а вот и упрёк.
— Прости…, - начинаю.
— Это ты ей говори, а не мне! — подумав, Настя смягчается, — Можешь заехать сейчас, потому, что потом будет поздно.
Звучит угрожающе. И я отвечаю:
— Сейчас!
Спустя полчаса подъезжаю. К своему уже бывшему дому. Забор этот делал я сам! Точнее, как сам? Нанимал мастеров. Но здесь каждый метр продуман. Я не люблю жить у всех на виду. И сделал его максимально закрытым.
К нашему участку примыкают ещё три чужих. Я не вижу, но знаю, что из окон сейчас смотрят обе соседки. И уже обсуждают в WhatsApp, как я «докатился до жизни такой».
Паркуюсь. И вижу, как мелькает фигура Дианы в окне второго этажа. Она тут же теряется, не успеваю я ей помахать.
Открывает дверь Настя. Она в чём-то ярком, зелёного цвета. Джинсы в обтяг. Крупной вязки свитер оставляет заметным её силуэт ниже пояса. Склонив голову на бок, она надевает серёжки. Вспоминаю случайно, что я ей таких не дарил…
— Привет, — произносит поспешно, и отступает назад, — Проходи!
В ней что-то иначе. Или мне только кажется. Причёску сменила? Да вроде бы нет.
— Привет, на работе задержали, — извиняюсь с порога.
— Понятно, — бросает она и улыбается в зеркале.
Нет… Что-то явно иначе! Она похудела? Возможно, и так.
— Илья, а ты можешь взглянуть, что не так с кофемашиной? — сетует Настя и жестом приглашает меня за собой.
Я иду за ней следом. И чувствую! Запах. Он другой. Не такой, как я помню. Точнее, обычно она не душилась духами. Пахла естественно. А тут явный цветочный акцент.
— Она вот так постоянно мигает, — произносит она и подходит к столешнице.
— А ты давно её чистила? — уточняю я.
— А её надо чистить? — удивляется Настя.
— Вообще-то надо, — киваю и замечаю её маникюр.
Кольца уже нет. Интересно, куда она его дела? Своё я оставил, на память. Хотя, это просто безделица. Памяти много и так! Даже слишком.
— Ой, — оживляется Настя, — Слушай, мне пора уже! Хочешь, чаю попей.
Я что-то мычу, а сам наблюдаю, с каким нетерпением она пишет кому-то.
— А ты… надолго? — уточняю безо всякого интереса.
— Не знаю, — она пожимает плечами.
Краснеет, как будто. И прячет глаза. Точно школьница!
— В смысле, я тоже допоздна не могу, — уповаю на занятость.
Настя вздыхает, лицо обретает серьёзность:
— Самойлов, тебе лень с дочерью посидеть, так и скажи! Динка взрослая, сама спать ляжет. Проследи только, чтоб двери закрыла. И скажи доброй ночи.
