Перед глазами плывет, в груди начинает неприятно печь. Я хорошо помню прошлое восьмое марта. Дима не смог приехать домой, потому что был вынужден сопровождать очередного инвестора в деловой поездке. Неужели тем самым «инвестором» была Людочка из проектного?
Боже мой… Какой кошмар! Да такая дичь даже в голове не укладывается!
Тесно я с этой Людочкой никогда не общалась, но при встрече мы обычно здороваемся. Она мило мне улыбается и порой отвешивает комплименты. Вот же гадюка двуличная!
– А Волкову Инессу Викторовну помните? Бывшая начальница юротдела, – продолжает Дина Александровна. – Уволилась в том году.
– Господи, – тру виски, ощущая нарастающую головную боль. – У Димы что, и с ней роман был?
– Наверняка ничего утверждать не буду, но раньше она частенько захаживала к нам на этаж и проводила много времени в кабинете Дмитрия Эдуардовича.
Мне так мерзко, что хочется заткнуть уши. Или отключиться. Или отмотать время назад, в тот день, когда я впервые повстречала мужа, и бежать от него без оглядки. Ведь сейчас мне уже ясно, что он вовсе не тот, за кого выдавал себя все эти годы.
Ясмина – не ошибка, не разовая интрижка и не единичное помутнение. Она – лишь одна из многих в бесконечной веренице любовниц моего неверного мужа.
Как я могла быть настолько слепой? Как же не замечала очевидного? Можно, конечно, допустить, что Дима хороший актер, но, скорее всего, дело во мне. Я сама придумала образ идеального мужа и свято уверовала в него, напрочь отключив критическое мышление.
Задерживается на работе? Так у него же много обязанностей.
Не может приехать на праздник? Не беда. Он же деньги зарабатывает.
Принес домой рубашку со следом красной помады? Так это ж об него в лифте случайно обтерлись.
Дима кормил меня нелепыми байками, а я, как наивная дурочка, не подвергала сомнению его слова. Ведь идеальный муж врать не станет.
Но проблема идеалов в том, что они, как правило, эфемерны. Одно отрезвляющее событие – и идеальный образ рассеивается как туман по утру. Для меня таким событием стало обнаружение Ясмины в супружеской постели.
Привычный мир разбился вдребезги. Я прозрела, приняла решение изменить свою жизнь. Но Дима вновь нашел нужные слова, вновь поселил в мою душу надежду…
А вдруг я ошиблась? Вдруг он и правда раскаялся?
Я просила у Вселенной знак, и она не осталась безучастной. Рассказ Дины Александровной – еще одна отрезвляющая пощечина. Еще одно доказательство того, что мой муж не достоин прощения.
Нет, Диме верить нельзя. Никак и не под каким предлогом. Пусть и дальше меняет женщин как перчатки, а с меня хватит. Я на такое не подписывалась.
Какое-то время мы с Диной Александровной молчим. Она не спешит погружать меня в новые подробности личный жизни Димы, хотя я уверена, ей есть, что сказать. Она работает под руководством мужа более пяти лет и наверняка насмотрелась всякого.
– Скажите, Алина Андреевна, я допустила ошибку, поведав вам эту информацию? – она наклоняет голову набок, внимательно считывая мои эмоции.
Все-таки на удивление проницательная женщина.
– Нет, – я прочищаю горло и нахожу в себе силы расправить плечи. – Наоборот, вы сделали мне большое одолжение.
Она удовлетворенно кивает, и я поднимаюсь на ноги.
– Так по поводу отчетов? – оборачиваюсь в дверях. – Точно ничего не нужно проверить? Раз уж я здесь.
– Не переживайте, форма девять будет заполнена так, как просит ваша начальница, – она буквально читает мои мысли.
– Отлично, – выдыхаю. – И за это отдельное спасибо.
Глава 21
Покинув кабинет Дины Александровны, решительно устремляюсь к лифтам. В груди клокочет вновь расшевеленная обида, а ладони невольно сжимаются в кулаки. Теперь у меня не осталось никаких сомнений: развод – и точка. И квартиру сегодня же сниму. Если ее, конечно, не сдали кому-нибудь другому.
На ходу разблокирую телефон и ищу контакт риелтора. Пусть готовит документы и договаривается с хозяйкой. После работы – первым делом к ней.
– Алинчик! – слышу оклик откуда-то сбоку.
Очевидно, мой неверный благоверный все еще ошивается в коридоре.
Поворачиваю голову и замечаю, что он один. Юная хихикающая нимфетка куда-то испарилась.
– Алинчик, стой! – он чуть ли не бегом спешит ко мне. – Ты чего тут делаешь?
– По работе пришла, – отзываюсь сухо.
– Ты так свежо выглядишь, – подмечает заискивающе. – Эта блузка тебе очень к лицу.
Раньше комплименты в его исполнении казались мне верхом утонченности, но сейчас я лишь брезгливо морщусь. Сколько уже блузок он похвалил за сегодняшний день? Семь? Десять?
– Спасибо, без тебя я и чувствую себя гораздо лучше, – едко отвечаю я. – Вот разведемся – и еще лет на пять посвежею.
Боковым зрением улавливаю, что он слегка обалдел. Видимо, не ожидал подобной дерзости от вечно поддакивающей ему Алины.
– Дорогая, опять ты за старое? – хмурится. – Ну какой развод?
– А такой, – пожимаю плечами. – Самый обыкновенный. Вот прямо сейчас отпрошусь с работы пораньше и поеду в суд.
Лицо Димы меняется. Вместо напускного добродушия на нем появляется хищное выражение. Черты заостряются, а во взгляде сгущается мгла.
– Я не дам тебе развода, – гневно цедит он.
– Не давай, нас и без твоего согласия разведут, – спокойно нажимаю кнопку вызова лифта. – На дворе, слава богу, двадцать первый век. Невозможно удержать человека в браке насильно.
– Это мы еще посмотрим, – хмыкает мрачно.
Поворачиваюсь к нему и удивленно округляю глаза.
– Это что, угроза?
Пару секунд Дима гипнотизирует меня взглядом, а потом опускает веки и трет переносицу:
– Боже… Ну, конечно, нет. Какие угрозы, Алин? Я тебя люблю и не хочу отпускать.
– А придется, Дим. Придется.
– У нас общие дети, имущество, – он сокращает расстояние между нами, вторгаясь в мое личное пространство. – Как ты собираешься это делить?
– Желательно – по справедливости, – отвечаю я, выдерживая его взгляд. – Надеюсь, у тебя нет плана ободрать меня как липку? – иронично усмехнувшись, нарочито любовно поправляю лацканы его пиджака. – В конце концов, это не я годами наставляла тебе рога, а наоборот.
– Какими еще годами, Алин? – изображая праведный гнев, Дима пытается схватить меня за руку, но я отшатываюсь.
– Не знаю, тебе виднее, – шагаю в распахнувшуюся кабину лифта.
– Алин, почему ты со мной так разговариваешь? Хамишь, нарываешься… – Дима недовольно ерошит волосы. – У тебя что, кто-то есть?
– А вот этого не надо, – предостерегаю я. – Не перекладывай с больной головы на здоровую. «Кто-то» есть у тебя, а я просто хочу развода.
– Нет, серьезно, – он удерживает ладонями двери лифта, не давая им закрыться. – Что так внезапно изменилось? Еще вчера ты обещала подумать, а сейчас вновь завела шарманку про развод.
– Так я подумала, – улыбаюсь. – Подумала и приняла решение, что больше не хочу быть твоей женой. Что тут непонятного?
Меня так и подмывает поведать Диме о том, что я в курсе его многочисленных романов за моей спиной, но ставить под угрозу карьеру Дины Александровны никак нельзя. Она не просила держать эту информацию в секрете, но я не хочу, чтобы по моей вине у нее были какие-то проблемы с начальством. В конце концов, того факта, что Дима трахал секретаршу в нашей с ним постели, вполне достаточно, чтобы аргументировать желание развестись.
– Ты клянешься, что у тебя никого нет? – никак не уймется он.
– А с чего это я должна тебе клясться? Даже если у меня и есть мужчина, это уже не твое дело.
Дима снова зависает, глядя на меня со смесью изумления и неверия. Из-за накрывших эмоций он даже забывает придержать двери, и они захлопываются прямо у него перед носом.
Приваливаюсь спиной к стене и усмехаюсь. Муж наверняка в шоке от моей новой манеры общения. Раньше-то я себе такого не позволяла. Я вообще никогда не была стервой. А, может, и зря?
Стерв осуждают, сочиняют про них анекдоты, но с их мнением, черт возьми, считаются. Стервозная жена никогда не будет удобной, никогда не проглотит обиду, не промолчит. Она закатит скандал, выскажет прямо, что ей не по нраву, и потребует свое. Возможно, если бы я была чуть более наглой, Дима бы больше меня ценил. Ну или, по крайней мере, ублажал бы своих любовниц в отельных кроватях, а не на выглаженных мной простынях.
