И вот пресс-конференция прошла, завтра на половине разворотов газет и журналов Петербурга будет красоваться Кирилл Харитонов. А мне и любопытно, и волнительно. Я еще не в курсе, как все прошло, поэтому даже не пытаюсь заехать домой — направляюсь сразу к Кириллу.
С каких пор я возвращаюсь в его дом после работы, будто так и надо? Я не знаю, но менять ничего не хочется. Я нуждаюсь в запахах, тепле его рук, ласке губ. Раньше уверяла себя, что ни к чему мне искать романтики, что не стоит впутывать в свои проблемы еще кого-то, заставлять потом страдать… но сейчас я эгоистично счастлива и коллекционирую минутки. Когда-нибудь они мне понадобятся. Когда придется сказать себе, что я прожила замечательную жизнь, что не о чем жалеть
Открываю дверь и застываю от удивления, потому что из дверного проема гостиной виднеются мигающие разноцветные огоньки. От удивления даже верхнюю одежду не снимаю, только обувь, и иду по коридору, но на губах уже расплывается шальная улыбка.
Полностью наряженная, сверкающая елка стоит посреди кухни-студии, упираясь вершинкой-звездочкой в потолок. Мебель раздвинута, чтоб не мешалась. И Кир стоит рядом с разноцветной красавицей. Он в белой рубашке с закатанными рукавами, с зачесанными волосами и хитрой улыбкой. Они оба словно с рождественской открытки сошли, хоть сейчас в журнал. Это так волшебно, что я роняю сумку и, не сдержавшись, начинаю прыгать и хлопать в ладоши, как маленькая.
— Постой секундочку, — говорит Кирилл, насладившись зрелищем моего восторга, и подхватывает из кресла огромный букет алых роз. — Это тебе. И у меня для тебя много-много-много новостей.
Он подходит ко мне и, даже не подумав забрать букет для удобства, начинает разматывать шарф, расстегивать молнию на куртке. Ощущение странное, будто мне снова пять лет. Но разве стоит сопротивляться, если его пальцы то и дело норовят коснуться не только одежды? То скользнут по шее, то чуть дольше задержатся на груди. Мне трудно поверить даже в то, что это все происходит. Ведь раньше я не могла о нем даже мечтать.
Как только меня избавляют от одежды и неудобного букета, я бросаюсь к Кириллу на шею и жадно целую, царапаясь о щетину. Ту самую, эталонную, которая колется просто невыносимо. Я столько раз зарывалась пальцами в его волосы, чтобы понять, как вообще возможен подобный контраст…
— Я взял настоящую елку, потому что подумал, что искусственную надо выбирать вместе. На следующий год, что скажешь?
Я скажу, что на следующий год меня уже может не быть.
Усилием гоню прочь эту мысль. Я буду, я обязательно буду, мне хочется как можно дольше жить в мире, где столько любви и заботы… Жить для него.
— Мне нравится, — признаюсь. Мне действительно нравится.
— Глинтвейн или какао? — спрашивает и, чуть нахмурившись, уточняет: — Все безалкогольное, разумеется.
— Безалкогольное какао? Вот ужас-то какой. Буду пить, только если там в порядке компенсации есть зефирки.
— Так и знал, — смеется Кирилл и протягивает мне чашку с плавающими кусочками зефира. — А еще есть домашнее печенье. В смысле я его не пек, но зашел в кондитерскую и купил самое страшненькое, чтобы выглядело именно как домашнее.
Такой подход заставляет меня от души рассмеяться. Да уж, чего не придумаешь, если твоя девушка не умеет готовить от слова «совсем».
— Кир, что мы отмечаем? Надеюсь, успешную пресс-конференцию?
— Не только, — подмигивает мне, раскладывая печенюшки по тарелке, а я очередной раз убеждаюсь, что люблю его кухню-студию за то, что в ней помещается даже елка.
— То есть?
Наверное, я параноик, но меня даже «не только» настораживает.
— Держи, — протягивает он мне тарелку. — И садись на диван. Будем елкой любоваться и делиться новостями. Хорошими, разумеется.
— Ты меня этой неизвестностью убьешь… — пытаюсь ворчать, но губы не желают отпускать улыбку.
В свой глинтвейн Кирилл ухитряется щедро плеснуть коньяка, буквально шокируя меня этим, а потом направляется к дивану и плюхается на него с довольным выражением на лице. Я, как кошка, сворачиваюсь под его боком.
— Итак, — начинает он. — Пресс-конференция прошла наилучшим образом. Ну, у меня был приблизительный список вопросов, и я был готов даже к самым каверзным. — Шутливо кланяется. — Так что теперь для прессы я официально разведенный мужчина, все об этом знают и, надеюсь, воспримут должным образом. По крайней мере, я очень старался, чтобы эту новость поняли правильно…
— Я тебя поздравляю, — улыбаюсь, но на душе тревожно.
— И это было невероятно вовремя, Жен, потому что сегодня я получил подписанные документы о разводе от Веры и тоже их подписал…
— Так быстро? — задыхаюсь я.
— Они уже у юристов, и осталось совсем чуть-чуть. Представляешь?
— Нет, — отвечаю честно. И правда, я до сих пор переживаю о том, что являюсь любовницей женатого мужчины, которая еще и с родителями его поссорила. — Мне кажется, что мы вечно будем прятаться по углам.
— Больше никаких пряток. Я свободный человек. Ну почти. До свободы осталась разве что бумажная волокита.
Но мне не дает покоя еще один вопрос, и, пока Кир с наслаждением потягивает свой напиток, озвучиваю его:
— А что по поводу исследовательского центра?
И хотя елка не терпит неприятных вопросов, а Кир чуточку мрачнеет, я все же хочу знать ответ.
— Я постарался напомнить, сколько уже было сделано, и весьма недвусмысленно намекнул, кто виноват в наших неурядицах. Навряд ли кто-то расчувствуется и прибежит, потрясая стопкой банкнот. Но вдруг кто-нибудь корыстный и не боящийся отца решит помочь?
Он целует меня, и я чувствую на губах легкий и пряный вкус алкоголя. Не знаю, как так, но запах коньяка ему очень идет. С ума, наверное, уже схожу.
— Вытащим центр, обязательно вытащим. Ты только будь со мной, — говорит он и смотрит на меня с такой нежностью, что сердце щемит и глаза щиплет.
— Кир, ты почти свободный мужчина, — говорю невпопад, наконец осознав происходящее.
— Я совсем не свободный. Я влюбленный.
Кажется, я и смеюсь, и плачу, и бормочу что-то подобное в ответ, только в руки себя взять не могу, потому что происходящее совершенно немыслимо и невероятно. Просто не укладывается в голове.
Неужели беды почти закончились? Неужели теперь все будет легко и гладко. Кто бы знал, как я устала от роли злостной, эгоистичной разрушительницы семей. Кто бы только знал.
О том, как и что говорил на пресс-конференции Кирилл, я прочитала уже утром, по дороге на работу. И, надо сказать, удивилась. Не ожидала, что Харитонову удастся отделаться так легко. По его словам получалось, что они с Верой слишком крепко увязли в разных странах, чтобы продолжать отношения, и решили полюбовно расстаться. Аргументом в пользу данного утверждения являлось то, что они не стали устраивать затяжную дележку имущества, сохранив уважение друг к другу. Всего одно «но» мешало принять его слова за аксиому: исследовательский центр.
