— Кто невеста?
— Некая Ева Эшби. Вдова его старого товарища по службе. Все чин чином.
И все же Алек с трудом верил, что его дядя женится. Ошеломляющая новость. Кто-кто, но Джеральд, морской волк, закоренелый холостяк, любимец женщин. Джеральд, однажды устроивший Брайану и Алеку потрясающие летние каникулы. Они были самыми юными во всей взрослой честной компании. Отрывались вовсю на корнуоллских пляжах, играли в крикет на газоне перед домом. И к ним относились — впервые в жизни — как к взрослым. Позволяли оставаться на ужин, пить вино, самим ходить под парусом. Джеральд стал их героем, и они с интересом и гордостью следили за его стремительной карьерой.
Джеральд много раз был шафером на свадьбах у друзей, и требовалось немалое воображение, чтобы представить его самого в роли жениха.
— Ты поедешь? — спросил Алек.
— Да, мы все едем. Всей семьей, с детьми. Джеральд хочет, чтобы мы все были. И ты тоже. Это недалеко от «Глубокого ручья». Ты мог бы подъехать после обеда. Эрика, наверно, вряд ли захочет быть, но, может, вы с Габриэлой?
Брайан умолк, ожидая реакции на свое предложение. У Алека внезапно пересохло во рту. Он снова увидел трансатлантический лайнер, как тот взлетает, поднимается ввысь, исчезает в облаках и во мраке ночи. Она улетела. Габриэла улетела.
Через некоторое время Брайан уже совершенно иным голосом спросил:
— У тебя все нормально, старик?
— А что?
— Ну, сказать по правде, в последние дни я думал о тебе… Возникло ощущение, что у тебя неприятности. На самом деле я собирался позвонить тебе. Чувствовал, что нам надо поговорить. Свадьба Джеральда просто стала удобным предлогом, чтобы снять трубку и набрать твой номер.
Чувствовал, что нам надо поговорить.
В детстве они были очень близки. И расстояние, прошедшие годы, несовместимые жены, отсутствие общения — ничто не разрушило этой близости. Они всегда тонко чувствовали друг друга, всегда были связаны прочными невидимыми узами кровного родства. Возможно, этот неожиданный телефонный звонок — неважно, по какой причине, — был для него своего рода спасительной нитью.
Алек ухватился за нее. Ответил:
— Да, плохи у меня дела.
И рассказал обо всем брату. Много времени это не заняло.
— Понятно, — только и произнес Брайан, когда Алек закончил свой рассказ.
— Я собирался написать тебе завтра. Или позвонить… Прости, что раньше не сообщил.
— Не парься, старик. Слушай, на следующей неделе я приеду в Лондон на выставку скота в Смитфилде.[19] Давай, может быть, пересечемся? Как ты на это смотришь?
Ни комментариев, ни критических замечаний, ни ненужного сочувствия.
— Только положительно, — ответил Алек брату. — Приходи в мой клуб, угощу тебя обедом.
Они назначили дату и время встречи.
— Так что мне передать Джеральду? — спросил Брайан.
— Передай, что я приеду. Такое событие нельзя пропустить.
Брайан попрощался. Алек медленно положил трубку. Прошлое — другая страна.
Невольно вспомнились Чагуэлл и — поскольку объявился Джеральд — Тременхир тоже. Старый каменный дом на самой оконечности Корнуолла, где росли пальмы, а в оранжереях на территории огороженного сада цвели камелии, вербена и благоухал белый жасмин.
Чагуэлл и Тременхир. Это его корни, его душа. Он — Алек Хаверсток, и он выстоит. Это еще не конец света. Да, Габриэла уехала, расставаться с ней было тяжело, но худшее уже позади. Он достиг дна, дальше падать некуда, теперь только один путь — снова наверх.
Алек встал, с пустым бокалом в руке прошел на кухню, посмотрел, что ему оставили на ужин.
Домой Лора добралась только в пять часов. Ветерок улегся, и улочка Эбигейл-креснт дремала в золотистых лучах послеполуденного солнца. Здесь было почти безлюдно — редкий случай. Ее соседи скорее всего сидели в своих крошечных садиках или гуляли с детьми в близлежащих парках по зеленой траве под сенью тенистых деревьев. Лишь одна старушка катила по тротуару продуктовую тележку, ведя на поводке древнего пса-полукровку. А пока Лора припарковывалась у своего дома, даже они исчезли — юркнули, как кролики в свою норку, в свою квартирку в полуподвальном этаже какого-то дома.
Она взяла пакеты с покупками, сделанными за день, свою сумочку и собачку, вылезла из машины, пересекла тротуар и по лестнице поднялась к входной двери своего дома. Ей приходилось напоминать себе, что это ее дом, каждый раз, когда она доставала ключ и поворачивала его в замке. Дом, в котором она жила вот уже девять месяцев, по-прежнему был ей мало знаком. Это был дом Алека, а прежде еще и дом Эрики, и Лора всегда переступала его порог робко, не в силах отделаться от ощущения, что она незаконно вторгается в чужие владения.
Ее окутала теплая тишина, плотная, как густой туман. Снизу, с территории миссис Эбни, не доносилось ни звука. Возможно, старушка вышла куда-то или все еще отдыхала. Постепенно она стала слышать гудение холодильника на кухне, потом тиканье часов. Вчера Лора купила розы и поставила их в вазу. Сегодня их насыщенный сладковатый аромат разносился из гостиной по всей квартире.
Я пришла домой. Это — мой дом.
Дом был небольшой. Подвал миссис Эбни, над ним — три этажа. На каждом — по две комнаты, обе не очень большие. Здесь — тесный холл и лестница; с одной стороны — гостиная, с другой — кухня, служившая также столовой. Выше — хозяйская спальня, ванная и гардеробная Алека, она же кабинет. Еще выше — чердак со слуховыми окнами и покатым потолком. Условно гостевая комната, обычно заставленная чемоданами и лишней мебелью, и детская, которая некогда принадлежала Габриэле. Вот и всё.
Лора поставила Люси на пол и прошла на кухню, чтобы распаковать продукты, купленные на ужин. Здесь были шкафы из сосны, бело-голубой фарфор, выскобленный стол, стулья со спинкой в виде колеса. Стеклянные окна-двери открывались на дощатую, из тиковой древесины, площадку, с которой деревянная лестница спускалась в маленький мощеный садик, где цвела черемуха и стояло несколько кадок с геранью. На самой дощатой площадке стояли парочка садовых стульев и небольшой железный столик. Позже, когда Алек придет домой, они, пока будут жариться на гриле отбивные, сядут здесь в сумерках и, потягивая напитки, наслаждаясь вечерней прохладой, станут наблюдать закат солнца.
Может быть, тогда она и скажет ему о том, что не поедет с ним в Шотландию. При этой мысли у Лоры сжалось сердце. Не оттого, что она боялась мужа, — ей не хотелось его расстраивать, портить ему отдых. Кухонные часы показывали десять минут шестого. Алека она ждала не раньше чем через час. Лора поднялась наверх, разделась, накинула на себя легкий халатик и легла на огромную двуспальную кровать, на свою половину. Полчаса, пообещала она себе. Потом она примет душ и переоденется. Полчаса. Но едва ее голова коснулась подушки, она, словно человек, провалившийся в колодец, погрузилась в сон.
