— Прекрасно. Мне не хотелось, чтобы она бросила образование.
Некоторое время они ели молча. Потом Мадди спросила:
— Можно задать личный вопрос?
— Конечно. Смелее!
— Что вы делаете… чтобы зарабатывать на жизнь? Анна говорит об этом так туманно.
Уатт Макнил рассмеялся.
— Раньше у меня была юридическая практика. А теперь я посредник. Свожу людей друг с другом и, если дело идет на лад, получаю определенный процент. Много разъезжаю по свету.
— Звучит интересно, — улыбнулась Мадди. — Но все равно я почти ничего не поняла.
Уатт удивленно изогнул бровь.
— Вам нужны детали? Анна всегда удовлетворяется пятиминутным объяснением.
— Именно о деталях я и спрашиваю. Я знаю, что вы преуспеваете, но не понимаю, каким образом. Только не сочтите меня невоспитанной, — взволнованно добавила она.
Уатт пристально посмотрел на нее. В его карих глазах все еще мелькали искорки изумления.
— Как я рад, что у Анны появилась такая подруга. У вас есть голова на плечах. С вами приятно разговаривать. — Он добавил на тарелку из банки пикулей. — Существует много компаний, которые могли бы работать с гораздо большей прибылью. Я нахожу эти компании и, чтобы помочь им справиться с трудностями, отыскиваю новых управленцев или владельцев. Мое последнее дело — «Флауэр чоколат компани». Мы сделали их шоколадную плитку всемирно известным лакомством. Сейчас я работаю с компанией судовладельцев. — Уатт помолчал. — Звучит скучно. Но заниматься этим интересно — будто складываешь головоломку.
Мадди покачала головой:
— Вовсе не скучно.
Уатт Макнил нравился ей все больше и больше. Он вел себя с Мадди как со взрослой, как с равной. Так же обращалась с ней и Джейн. Они с приемной матерью всегда оставались прежде всего настоящими добрыми подругами. Но с Джейн все казалось по-другому. Сколько бы Мадди ни старалась увидеть в Уатте друга, а не отца Анны, у нее ничего не получалось. Уатт оставался отцом Анны.
Мадди чувствовала, что он ее изучает, и начала нервничать. Она бросила взгляд в телевизор и заметила, что команды построились перед началом второй половины матча.
— Смотрите, игра начинается! — воскликнула девушка с облегчением.
Уатт включил звук, но продолжал смотреть на нее, а не на экран.
— Позвольте и мне задать личный вопрос. Ваши родители после смерти оставили вам сколько-нибудь денег?
— Мама оставила страховку на пятнадцать тысяч.
— И что вы сделали с этими деньгами?
— Они в Национальном банке в Пайн-Ридже. Я хотела их куда-нибудь вложить, но не знала как.
— Послушайте, сын моего биржевого маклера вступает в дело. Окончил Гарвард, а затем школу в Вортене. Насколько я слышал, смышленый малый. А рынок на подъеме. Мой брокер не занимается такими мелкими суммами, но его сын провернет хорошее дельце. Когда вернетесь домой, вышлите мне деньги, и я о них позабочусь. — Уатт помолчал, а затем громко расхохотался. — У вас такое лицо, словно вы думаете, что я собираюсь стащить ваши сбережения. Верьте мне.
— Моя мать учила меня не верить людям, которые говорят «Верьте мне».
— Вы меня рассмешили, Мадлен, — усмехнулся он. — Мне это нравится. И обещаю, что вы не потеряете деньги. Просто я хочу вам помочь.
— Но почему? — спросила Мадди. — Почему вы настолько любезны?
Уатт улыбнулся:
— Вы подруга Анны. И к тому же — совершенно одна. Кто-то же должен о вас позаботиться. Неужели никто никогда не делал вам приятного?
Мадди вспомнила Джейн и сглотнула ком в горле.
— Да… Спасибо…
Значит, Уатт Макнил ее жалел. Что ж, ничего дурного в этом не было. Надо принимать помощь везде, где можно.
После наэлектризованной атмосферы Нью-Йорка казалось, что жизнь в Боулдере текла с замедленной скоростью. Стояла очень морозная зима, но дело было не в этом. Энергия, обволакивавшая Боулдер, была рассеяна, не сконцентрирована. Мадлен, теперь она называла себя так, как настаивали ее друзья, прекрасно чувствовала разницу. Она пыталась сохранить мощный заряд жизненной силы, который так оглушил ее в Нью-Йорке, но со временем это становилось все труднее и труднее. Ощущение счастливого предвкушения ускользало, день ото дня меркло, пока от него не осталось одно воспоминание.
Сразу же по приезде Мадлен поспешила навестить Брейди. Он обслуживал покупательницу, скользнул по ней взглядом и словно бы не узнал. Внутри у девушки все оборвалось.
Не успела дверь за женщиной закрыться, она бросилась к нему, обняла. Но Брейди, отстранясь, повел плечами.
— Ну, пожалуйста, Брейди, не сердись. Я по тебе скучала.
— Неужели? — холодно произнес он.
— Правда, правда! — Мадди стиснула его руку. — Давай будем снова вместе. Как насчет сегодняшнего вечера? Я хочу…
— Сегодня вечером я занят, — отрезал ювелир.
Мадди обиженно посмотрела на него и достала сверток в красивой упаковке.
— Я привезла тебе подарок. Из «Блуминдейла»[20]. С прошедшим Рождеством. Я тебя люблю.
— Это твоя печаль. — Брейди не дотронулся до подарка. Мадлен узнала тон. Как у Ретта Батлера из «Унесенных ветром».
— Ну и черт с тобой! — Она повернулась и выскочила из магазина.
Девушка немного погоревала. В тот день то и дело принималась плакать. Но она не собиралась ни молить, ни унижаться перед Брейди Гарднером. Если он этого хотел, ему долго придется ждать. Купленную для него рубашку она решила сохранить и носить сама.
Проведя праздники в Нью-Йорке, Мадлен стала больше соображать в моде. И пришла к выводу: чтобы держать марку с ее средствами, надо разработать собственный эксцентрический стиль. Постоянная покупательница магазинов подержанных вещей и распродаж, после смерти Джейн она, сообразно своему настроению, стала тяготеть к консервативной одежде: юбкам, свитеркам, шарфикам. Теперь ее взгляд выискивал кричащие вещи — с контрастом цветов и материалов, с удачными аксессуарами. Мадди воспитала в себе вкус к старомодной одежде, и ее любимыми тканями стали шелк и крепдешин с печатным рисунком тридцатых-сороковых годов.
В качестве рождественского подарка Макнилы отвели Мадди в парикмахерскую «Кеннет», и там ее волосы выкрасили светлыми прядями. Обретя новую прическу и выработав особый, эклектичный стиль одеваться, девушка окончательно уверовала в свою привлекательность.
— Знаешь, Мадди, ах, извини, Мадлен, — заявила как-то вечером Анна, когда они вернулись в комнату из библиотеки, — если бы ты захотела, то могла бы стать настоящей моделью. Ты тоненькая, а ешь все подряд. А за такой овал лица можно душу отдать.
