Хотя кому я вру? Я так обрадовалась подвернувшемуся поводу остаться с ним наедине! Счастливей чувствовала себя только тем же вечером, когда разразился ужасный ливень и мы застряли. В доме. Одни. В то время я не догадывалась, чем это может обернуться, что это коварный план Жарова. Поэтому не прогнала, когда пришел согреть – эгоистично вырывала у судьбы каждый миг с ним.
Той ночью было много поцелуев, я была почти готова пойти дальше. Мне казалось, Ярик тоже, но… Тогда я подумала, наверное, сделала что-то не так, может, отпугнула неопытностью. Позже я была благодарна, что не довел дело до конца. Ведь если бы мы… Господи боже мой, я и сейчас не могу без красных щек подумать о сексе! Если бы мы переспали, вряд ли бы я вообще себя собрала.
– Спор был, – рушит тяжелой правдой воздушные замки. – Я хотел выйти, забить, но…
Ненавижу то, как прогибается память под Ярика, выдавая желаемое за действительное. Напоминаю себе, что Жаров виноват, хоть и началось все с меня. Напоминаю, как позировала в нижнем белье перед зеркалом в ванной с выпрыгивающим от страха и возбуждения сердцем. Как трясущимися руками не попадала по кнопкам и искусала губы, гадая отправлять или нет. Почему? Нет, я не думала о последствиях, просто не считала себя красивой в полуспортивном белье и с вечно бледной кожей: пока все загорали на пляже, я, как всегда, репетировала под Чайковского.
– Я отправил фотографию Платону, за это давно стоило извиниться. Прости, – наконец слышу то, о чем мечтала.
Да только легче не становится, накатывает новая волна. Не истерики, нет, какой-то тихой грусти, что беззвучно стекает солью по щекам.
– Когда я вернулся и увидел тебя… сопливую, с красным носом, – который я очень старалась замазать, но, видимо, бесполезно, – я удалил сообщение.
Но?
– Платон не успел прочитать, но… у него оказалось включено автосохранение, фотография осталась в памяти. У нас с ним были свои счеты. Ты пострадала из-за меня.
– Ты не защитил меня, – бормочу приглушенно. – Они говорили жуткие вещи, но ты не заткнул никого из них. Ты просто ушел с победой над… как ты сказал? Зарвавшейся соплячкой?
Поднимаю голову, яркий свет режет глаза. Набираюсь сил оттолкнуть Ярика, толкаю. Меня шатает без опоры, но я намеренно отступаю дальше.
– Я доверилась тебе. Я сказала, что люблю.
Вспоминаю в прямом смысле сопливые объятия, его ласковые глаза, когда температура сжирала меня. Неужели я бредила?
– Я пытался… Блть, это фото было уже везде! Потом я торчал у директора с этим ублюдком, – говорит, видимо, о Платоне. – А после твоя мать не пустила меня. Я чуть не сдох, пока ты захлебывалась рыданиями в своей комнате!
– Не сдох, – снова завожусь, потому что дурацкие слезы никак не перестанут литься.
Дальше Жаров мог не продолжать, историю я и без него знала: меня отправили к бабушке, а его – подальше от меня. Отчим ничего слышать не хотел, уверенный, что Ярик таким образом желал насолить именно ему и моей маме. Думал, сынок бесился из-за того, что они съехались. Видимо, Жаров соврал, что скачал фото с моего телефона или компьютера, потому как дядь Вова и мысли не допускал, что между нами что-то было. В отличие от мамы.
Последующие события известны и подавно: мне было не по-детски хреново, я бросила танцы и перевелась в другую школу, где меня не звали шлюхой, подстилкой и извращенкой, намекая на связь с братом, пусть и сводным.
– Я звонил.
– Не помню.
Хотя из той злосчастной недели я не помню ровным счетом ничего. Кажется, в истерике разбила телефон, потому что мама позже приехала с новым.
– У тебя сейчас такие яркие глаза, – сбивает с толку. Снова! – Всегда, когда злишься, такие.
– Они серые.
– Ярко-голубые.
В этот миг я ненавижу Ярика даже чуточку больше. За то, как точно подмечает детали: мои глаза и правда иногда меняют цвет на фоне зелени, от лишней порции алкоголя. Ну или когда раздирает злость.
А чего ты бесишься? Хотела правду – получай! Нужны же были ответы, как глоток воздуха, так жри! – ору в мыслях. Я себе в эту минуту главного персонажа «Сплита» напоминаю со всеми этими альтер эго в голове: какая-то часть меня в бой рвется, другая обниматься хочет, третья просто на бицепсы Жарова залипает. Пора руководить бездумной толпой.
– Блиц-опрос, и я больше тебя не потревожу.
– Ты можешь продолжать трогать и не только на словах, – выдает с самодовольной ухмылкой, но я затыкаю восторженные крики падких на лесть других моих «я».
– У тебя есть девушка? – Прямо в лоб и наотмашь.
Улыбка спадает с красивого лица, даже родинка будто сникает. Ярик молчит, вздыхает. Молчание – знак согласия, так ведь?
– Ладно. Ты собираешься вернуться в Америку?
Пауза дает ложные надежды, но уже скоро бросает лопатками об камни. С размаху.
– Скорее всего.
– Тогда зачем это все? – взрываюсь, когда пытается подойти. – И не делай вид, что не понимаешь, о чем речь! Зачем?
Кажется, что мой голос разлетается на километры, скользит вдаль по воде.
– Когда ты не маячишь перед глазами, задаюсь тем же вопросом.
Жаров стирает в невидимую пыль расстояние между нами. Один миг, два прыжка, и он рядом! Тянется поцеловать, пытается поймать губы, но так просто не выходит. Я отворачиваюсь, толкаюсь. Он не берет силой, но продолжает настаивать. Рычит, ведет языком влажную дорожку вдоль шеи.
– Соленая.
Сжимает грудь.
Чтобы не застонать в голос, я делаю шаг назад и смотрю на Жарова так, что он верит: подойдет – просто убью! Прямо булыжником из-под ног. Одним точным ударом.
– Ты не ответил, – шепчу, – это не ответ.
Когда ты не маячишь перед глазами, задаюсь тем же вопросом.
Нет, он не разогнал тучи руками, даже не подсветил туман маяком. Лишь напустил больше дыма – поджег фитиль и наслаждается, как ярко горит.
– Не трогай меня! Никогда! – Отбиваю его ладонь и замахиваюсь снова, пусть только попробует приблизиться. – Ты не имеешь никакого права!
Залом бровей и резкая смена тона Жарова говорит о многом. Как минимум о том, что он не очень-то и согласен.
– Хо-ро-шо, – чеканит по слогам, – сама же первая попросишь нарушить слово.
Глава 15
ASAMMUELL – Хорошая
Я выныриваю из теплого тягучего сна резко. В первые секунды даже не понимаю, где нахожусь: в кармане кресла передо мной лежат автомобильные журналы, въедливый запах ароматизатора раздражает нос. Когда сажусь, сон в неудобной позе сразу дает о себе знать – шея затекла, болит. Поворачиваю вправо-влево, чтобы немного размять.
Выхожу из Сережиной машины и оглядываюсь по сторонам, наверх – солнце явно близится к закату. Это сколько я проспала? Почему не разбудили?
Между деревьев слегка раскачивается гамак, в котором собирался спать Ярик, но он пуст. Ярик… После того странного разговора – или даже криков – он молча проводил меня сюда. Взял ключи от «приоры» у захмелевшего Гоши и отвел в машину, потому что палатки так и лежали несобранные. Я пересилила себя и предложила остаться: переднее сидение-то было свободным, места бы хватило обоим. Жаров, зевая, ответил, что мне не стоит беспокоиться о нем, мол, он видел по дороге сюда удобный гамак. Прозвучало, конечно, довольно жестко, пришлось напомнить себе, что Яр точно не пропадет. Может, даже отыщет место в палатке под боком у каких-нибудь подруг, здесь все славятся гребаным дружелюбием.
В результате засыпала я, смакуя каждое произнесенное им слово, даже колючее, больное. А потом Жаров снился мне. Точнее не он – начало этой долгой истории в самых подробных деталях.
Чтобы отвлечься и не утонуть в воспоминаниях, отправляюсь за рюкзаком, который нахожу на том же месте, где оставила – ничего не изменилось, вещи просто сгружены в кучу. Мне нужно принять душ, потому что кожу стянуло из-за соли, да и в целом хотелось бы освежиться. Цивилизация здесь все-таки есть, это я Жарова специально напугала. Просто в отдельном корпусе, до него еще идти нужно.
