Разглядываю идеальную укладку и макияж.
— Мы будем жить без детей, я согласна.
— Когда я успел сделать предложение? — скептически поднимаю бровь.
— Это третий пункт, — заглядывает она в листок. — Мне кажется, что уже пора.
Мда… Мать меня не поймет точно. И вообще, Елена будет инородна для моей семьи. Не впишется. Да и желание трахать проституток, имея женщину — это не то, что вдохновляет на брак. Нет…
— Действительно пора, — смотрю я на часы. — Я позвоню.
— Ты не поел…
Да не ем я с утра. Можно уже запомнить??
Глава 18
Митинг
Виктор
Двигаясь очень медленно через толпу, которая становится все плотнее, мы подъезжаем ко входу и встаем, упираясь в непроходимое столпотворение. Гул, выкрики, возня… Плакаты какие-то. Движение перекрыто…
— Это еще кто?
— Митинг какой-то… — хмурится Павел.
К воротам не пробраться! Рядом с моей стоит несколько знакомых тачек. В том числе и генеральские.
— Какой еще нахуй митинг?
Только дотягиваюсь до телефона, чтобы вкатить выговор дежурным, что не позвонили сразу же и до сих пор не среагировали, как вижу подъезжающий автобус со спецназом.
По бронебойному стеклу с моей стороны какой-то идиот лупит ладонью.
— Сейчас разгонят, главное — не выходить, — комментирует мой водитель.
Идиот продолжает лупить. Разглядываю его. Лица не видно, только распахнутая куртка. Там листовки какие-то во внутреннем кармане. Опускаю стекло вниз, перехватываю его за руку и, не церемонясь, резко дергаю, заставляя врезаться в мою тачку. Он возмущенно орет: «Прекратить беспредел власти!» Вытаскиваю второй рукой из его кармана пачку листовок и отталкиваю самого в толпу, поднимая стекло. Читаю листовки.
Митинг — заказуха сепаратистов. И, видимо, уже отдана команда разгонять по-жесткому. И Павел прав — выходить из машины сейчас нельзя. Омоновцы пойдут тараном — топтать и выносить. Но эта здравая мысль тут же испаряется, как только в нескольких метрах я вижу мелькнувшее лицо Диляры, которую теснит толпа.
Она же без машины!
Несколько провокаторов начинают бросать в автобус с ОМОНОМ камни, явно принесенные с собой. Черт возьми, она же попадется сейчас под раздачу ОМОНА!
Пытаюсь открыть дверь, но народ плотно обступил тачку, и дверь едва поддается!
— Паш, погазуй на месте.
Машина ревет, пугая стоящих близко, они шарахаются, и я открываю наконец-то дверь.
— Виктор Алексеевич! Куда Вы?!
— Минуту…
Толпа двигается как единый организм, вжимая меня в тачку. Вижу, как впрессовывают Диляру в стальные ворота, и ее лицо дергается в болевой судороге. Блять, так и покалечить могут…
ОМОН выстраивается в ряд, поднимая щиты, в рупор командуют: «Толпе разойтись!» Она растягиваются по всей улице, кто поумнее — бежит. Это лидеры и подстрекатели — их сейчас перехватят наши. А идиоты остались на убой. Нет, мне не жалко их. Это их выбор. Наоборот, именно сейчас мой адреналин подскакивает, потому что я теряю Диляру из виду! И я готов поубивать их тут всех к херам!
Опять мелькает недалеко. Плотность толпы не дает мне дотянуться до нее. Наношу локтями несколько жестких ударов в разные стороны. Людская масса немного редеет, протискиваюсь к этим чертовым воротам, а ее уже там нет!
— Диляра! — рявкаю я, пробегая взглядом по головам. Она испуганно оглядывается на мой голос. Между нами метра три и человек пятнадцать.
Как ее занесло в самый центр этой возни?! Где мозги-то?? Инструкции в этом случае — в толпу не заходить!! Выговор!!!
Еще несколько ударов немного сближают нас с ней, я слышу, как недалеко гремит снаряга омоновцев, где-то совсем рядом… И ее, и меня сейчас прессанут! Тяну ей руку поверх плеч движущихся между нами. Разворачиваясь ко мне лицом, хватается за пальцы.
— Плечо вперед! — рявкаю я, дергая к себе ближе.
Иначе толпа подцепит, уронит и затопчет. Если идешь против течения, то всегда — разрезая плечом толпу. Перехватываю за запястье и разворачиваюсь по течению толпы, увлекая ее за собой. Наши руки натягиваются. Не оглядываясь, тяну к ближайшей стене. Впечатываю в нее и ставлю руки по разные стороны от ее тела. О спину бьется толпа, периодически вдавливая меня всем телом в Диляру. Людская масса, по которой проходятся дубинками, ревет, превращаясь в животное. Нас отскребают от стены и впрессовывают в угол между зданием и крыльцом. Угол — это отлично! Рядом кто-то падает, толпа, не щадя, растаптывает упавшего. В двух метрах от нас несколько омоновцев в шлемах крошат дубинками тех, кто не успел сместиться вглубь людской массы. Несколько человек летит на нас. Один неудачно падает, толкая меня и Диляру. И она ловит затылком бетонную стену. Вижу, как ее глаза закатываются. Но если опущу руки, чтобы подхватить, нас сомнут. С ужасом наблюдаю, как ее тело обмякает и начинает оседать по стене вниз. Разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с омоновцем, который слепо заносит дубинку над нами.
— Пятый протокол! — рявкаю я.
Слишком громко вокруг, чтобы он расслышал в своем шлеме. Но, видимо, он читает по губам или узнает начальство в лицо. Поэтому дубинка по инерции летит, но врезается не в меня, а в стену рядом. Он тут же разворачивается, вставая на нашу защиту от толпы.
Присаживаюсь за его спиной, помогая ей подняться, она уже в себе, но смотрит на меня мутным взглядом. Прижимаю, укладывая голову к себе на плечо, и поднимаю на ноги. Губы сами прижимаются к скуле. Мое сердце колотится от страха, что сейчас какие-нибудь неадекваты кинутся на нашу «стенку». Но рядом с омоновцем встает еще один.
Минут через пять заварушка рассасывается — часть лежит, часть повязана, большая часть разбежалась. Штук двадцать карет скорой помощи собирают урожай.
Мы так и стоим, обнявшись. Ее руки обвивают меня вдоль ремня.
— Ну как ты?
— Спасибо Вам огромное…
— Как чувствуешь себя?
— Голова немного кружится.
— Идти можешь?
— Могу.
— Кроме затылка еще куда-то прилетело? — исследую ее, отстраняясь.
— В живот, — морщится она. — И… туфлю потеряла! — сводит жалобно брови.
Подхватываю на руки.
— Эй, боец! — окликаю ближайшего, оглядывающегося вокруг. — Туфлю девочке найди.
— Сделаем, товарищ полковник!
Доношу до первой машины скорой. Это спецкарета для ОМОНА и сотрудников. Но среди своих, кроме нас, пострадавших нет. Укладываю ее на разложенные носилки.
— УЗИ ей сделайте и голову посмотрите.
Врач оголяет ее идеальный плоский живот с красиво выделяющимися продольными мышцами. Залипаю взглядом… Пониже пупка несколько тонких белых шрамиков, похожих на косички.
— Кровоизлияний нет, — констатирует врач. — В больницу поедем?
— Нет! — поднимается она, стирая с живота салфеткой медицинский гель. — Уже все в порядке.
Омоновец приносит ее слегка помятую туфельку. Затоптали… Главное, что не её.
— Выговор, лейтенант Владо, — присаживаюсь к ней на носилки, доставая сигарету. — За каким чертом ты полезла в толпу?
— Боялась опоздать… — опускает она взгляд.
— Вот дура…
Глава 19
Личная зона
Виктор
Усадив на свое кресло, отдаю ей пакет со льдом, принесенный дежурным. Прикладывает к затылку, виновато поглядывая на меня.
— Ты что, не понимаешь, что такое толпа? — выговариваю я. — Ты инструкции забыла? Хотя если так часто биться головой, не только инструкции забудешь! И спарринги отмени. Последние мозги отобьют!
Не пытаясь спорить, со вниманием следит за мной взглядом.
— И не надо так преданно на меня смотреть! Пока что выговор тебе устный. Но будешь так косячить, не обломаюсь в личное дело занести.
— Я поняла.
— «Товарищ полковник».
— Что?… А. Да, товарищ полковник.
— Тошнит?
— Еще не поняла.
Обхожу сзади и…
У каждой женщины барьер и зона ее личного пространства ощущаются по-разному. И, в зависимости от того, как ты это ощущаешь, тебе или очень просто прикоснуться и взять от нее все, что тебе заблагорассудится, либо практически невозможно. Вот у некоторых восточных женщин этот барьер — как гранитная стена, ты просто не можешь позволить себе прикоснуться. У монахинь он очень ощутим. И у части аристократок. И именно он чаще всего определяет доступность женщины. У Диляры этот барьер очень высок! Я захожу в ее личную зону со спины, и она сразу же едва заметно напрягается, отрывая спину от спинки кресла и распрямляя плечи. И попробуй прикоснись! Меня словно выталкивает за границу.
