Как будто моё либидо — иногда угасающее, а иногда слабое, тихое пламя, пробуждённое к жизни в атмосфере связи — теперь превратилось во всепоглощающий лесной пожар, пожирающий каждое мгновение, что мы вместе, разгорающийся всё жарче и ярче. Я этого не вынесу.
Прочищая горло, я пытаюсь выглядеть достойно, когда встречаюсь с ним взглядом.
— Джонатан.
— Габриэлла, — уголок его рта приподнимается в довольной ухмылке, от которой у меня внутри всё переворачивается. — Неожиданный сюрприз. Хотя это уже перебор, тебе не кажется — проследить за мной до моего матча? Если бы ты хотела увидеться со мной вне работы, простого сообщения было бы достаточно.
— Ха-ха, — я кладу руку на свой живот и приказываю ему прекратить делать сальто назад, одновременно кивком головы показывая на Элая, который дарит Люку поздравительный поцелуй. — Меня привезли сюда против моей воли.
Взгляд Джонатана скользит по мне.
— Понравилось то, что ты увидела?
Я закатываю глаза.
— Ты знаешь, твоё выступление было впечатляющим.
Его брови приподнимаются. Румянец расцветает на его и без того раскрасневшихся щеках.
— Вау.
— Не надо, — я указываю на него пальцем. — Я не это имела в виду.
Он невинно поднимает обе руки.
— Я просто сказал «вау».
— Я так рад, что ты пришёл, — говорит Люк Элаю.
— Я тоже, — Элай улыбается ему. — Ты был потрясающим.
— Не таким потрясающим, как этот парень, — говорит Люк, шутливо толкая Джонатана в плечо. Джонатан не сдвинулся с места. — Он сегодня выложился. Стараешься покрасоваться перед кем-то, здоровяк?
Впервые я вижу, чтобы кто-то другой заслужил такой арктический взгляд.
— Я играл так, как играю всегда.
— Угу, — повернувшись в мою сторону, Люк протягивает мне кулак для удара. — Габби. Спасибо, что пришла.
Я отвожу взгляд от Джонатана и улыбаюсь Люку, который до нелепости хорош собой. Смуглая кожа, янтарные глаза, та костная структура лица, о которой мечтает Джун и которую она воссоздаёт с помощью ежедневного контурного макияжа.
— Ты хорошо играл, дружок, — говорю я ему.
Люк одаривает меня широкой, лучезарной улыбкой.
— Ну, в твоих устах это уже кое-что.
— Что это значит? — спрашивает Джонатан, переводя взгляд между нами.
— Ничего, — я награждаю Люка выразительным взглядом. Я не афиширую то, кем является мой отец. Люди фанатично относятся к нему. Во многом поэтому я ношу девичью фамилию своей мамы. Соколов — довольно распространённая русская фамилия, но в Штатах, и особенно в этом помешанном на хоккее городе, где папа провёл последние пять лет своей карьеры перед уходом на пенсию, люди сразу ассоциируют «Соколов» с ним.
Люк одними губами произносит «Прости», затем поворачивается к Джонатану.
— Я забыл вас представить. Виноват! Габби, это мой хороший друг Джонни. Джонни, это Габби. Она…
— Я знаю Габриэллу, — говорит Джонатан, и в его голосе слышатся странные нотки. — Чего я не знал, так это того, что Элай, твой парень — это Элайджа, её сосед по комнате.
— Или что друг Люка, Джонни, — говорит Элай, — это Джонатан, её коллега.
Мы вчетвером переглядываемся.
— Вау, — тянет Люк. — Это странно. Так, подожди… О чёрт, — его глаза широко распахиваются, когда он переводит взгляд с меня на Джонатана. — Значит, она…
Люк не успевает закончить это предложение, потому что Джонатан роняет свою сумку со снаряжением, хоккейную клюшку и всё остальное прямо Люку на ногу, заставляя его грязно выругаться как раз в тот момент, когда мимо проходит группа детей.
— Эй, чувак, — окликает игрок из их команды, зажимая ладонями уши своего ребёнка. — Тут же детки.
— Извините, — бормочет Люк в их сторону, прыгая на одной ноге, затем спрашивает Джонатана: — Какого чёрта?
Джонатан наклоняется, поднимает обратно свою сумку с вещами, затем без всякого раскаяния произносит:
— Упс.
Люк свирепо смотрит на Джонатана. Джонатан свирепо смотрит на Люка. Ещё один нейротипичный разговор глазами пролетает мимо меня.
— Что ж, — говорит Элай, лучезарно улыбаясь всем. — Как тесен мир!
Отведя взгляд от Джонатана, Люк говорит нам:
— Готовы перекусить?
Я сдуваюсь. Сейчас десять вечера, и, несмотря на то, что вчера у меня был выходной, после недели дерьмового сна я безумно устала. Я не хочу никуда идти есть. Я хочу лечь спать. Но я знаю, что Элай умирает от желания побыть с Люком. Они оба занятые профессионалы и видятся друг с другом не так часто, как хотелось бы. Он рассчитывал на этот вечер.
— Я вымоталась, — признаюсь я. — Может, подбросишь меня домой по дороге?
Элай прикусывает губу.
— Люк хотел заглянуть в закусочную прямо здесь, через дорогу.
— У них самые лучшие бутерброды с сыром на гриле, — говорит Люк. — О, и молочные коктейли. Как раз то, что нужно для тебя сладкоежки.
— Габриэлла не любит молочные коктейли, — говорит ему Джонатан, не сводя с меня глаз. — Только мятное шоколадное молоко.
— Горячее какао с мятой, — напоминаю я ему.
— Семантика, — говорит Джонатан, почти нормально улыбнувшись. — Это определённо не молочные коктейли.
Это знакомая территория, вот такие перепалки, вот только в наших словах нет обычной язвительности. Здесь чувствуется знакомость, почти… дружелюбие.
— Мне неприятно это говорить, — отвечаю я Люку и Элаю, хотя мои глаза странным образом отказываются отрываться от Джонатана. — Но он прав. Я не люблю молочные коктейли. Текстура вовсе не вызывает восторга. Но я всё равно могу потерпеть и пойти с…
— Я отвезу тебя домой, — говорит Джонатан.
Люк колеблется, затем уточняет:
— Ты уверен?
Элай переводит взгляд между ними.
— Мы не хотим никому причинять неудобства…
— Всё в порядке, — объявляю я, не сводя глаз с Джонатана.
Всё правда в порядке. Ничего страшного. На самом деле, это отличная возможность доказать, что вся эта чушь с бушующим либидо — всего лишь чушь. Я собираюсь тридцать минут ехать в машине Джонатана Фроста обратно до города и не растаю в возбуждённую лужицу, тем самым доказав нам обоим, какой крутой я могу быть. Круче только яйца.
— Тогда решено, — говорит им Джонатан. Он кладёт руку мне на спину, направляя меня перед собой. Я втягиваю воздух, потому что, чёрт возьми, как же это приятно — чувствовать тепло его прикосновений, просачивающееся сквозь моё пальто. Я слегка прижимаюсь к нему, как кошка, льнущая к ласковой руке. Это не сулит ничего хорошего для плана «круче только яйца».
Мы стремительно проносимся мимо Люка и Элая.
— Э-э, пока? — я оглядываюсь через плечо и вижу их двоих, улыбающихся и выглядящих раздражающе довольными. — Два ходячих кошмара, — бормочу я.
— И не говори, — протягивая руку мимо меня и открывая для нас дверь вестибюля, Джонатан указывает брелоком на надёжный, непримечательный чёрный внедорожник, который послушно подаёт два звуковых сигнала, когда он открывает дверцы.
Когда я подхожу ближе, то понимаю, что это не один из тех низких кроссоверов, маскирующихся под внедорожник. Тут настоящее шасси грузовика, высокое и внушительное.
— Ого, такой большой, — как только это слетает с моих губ, я понимаю, как это звучит. Я бросаю взгляд на Джонатана. — Клянусь, я не хотела, чтобы это прозвучало двусмысленно.
— Я бы и не подумал, — вот только Джонатан снова почти улыбается, опустив глаза в землю, и прочищает горло.
Затем он открывает мою дверцу и протягивает мне руку. Я смотрю на неё в замешательстве. Ему это не нравится.
— Господи, Габби. Я не плюнул себе на ладонь. Это просто протянутая рука.
Я никогда не слышала, чтобы он произносил моё имя, которым меня называют все остальные. Я не уверена, что чувствую по поводу того факта, что моя кожа вибрирует, а к щекам приливает тепло, и звук моего имени на его губах эхом отдаётся в снежной тишине. «Габби».
Наши взгляды встречаются.
Кончики моих пальцев на дюйм приближаются к его протянутой руке.