13
Нет, в ее планы этот визит не входил. Для принятия решения ей потребовалось лишь несколько секунд. Все получилось спонтанно. Впрочем, для нее, взбалмошной и непредсказуемой, такое поведение было в порядке вещей. Девушка не задавала себе никаких вопросов – что она скажет и вообще зачем туда идет? Наспех одевшись, она выбежала из дому, даже не выключив в прихожей свет. Со стороны могло показаться, что у этой полненькой, но удивительно красивой девушки с роскошной русой косой, доходящей почти до самого низа коротенькой дубленки, что-то случилось. Щеки пылали румянцем, глаза беспокойно бегали, в них появился нездоровый, лихорадочный блеск.
…Первое, что подумал Женя, когда услышал громкий и нетерпеливый стук в дверь, было: «Мама… Нет, она так никогда не стучит!» – успел возразить себе он, прежде чем дверь его палаты резко распахнулась и он увидел стоящую на пороге Машу.
– Ты? – только и смог произнести он, вскакивая на ноги.
– Сиди! – Маша резко выкинула вперед правую руку. – С праздничком! – с непередаваемыми интонациями в голосе произнесла она.
– И тебя тоже, – оторопело отозвался Женя. Ему никак не удавалось прийти в себя: дыхание сбилось, а на побледневшем лице остались, казалось, одни только глаза. – Проходи. – Он едва шевелил обескровленными губами.
Если бы сейчас его увидела Черепашка, она бы узнала в нем того самого парня, с крыши шестнадцатиэтажного дома.
– Ну, и что ты ей наболтал про меня? – спросила Маша, с шумом выдвигая стул в центр комнаты.
В следующий миг она уселась на него, широко разведя колени в стороны. Упертые же в колени руки придавали ее позе еще большую агрессивность.
– Кому? – окончательно растерялся Женя.
Подавшись всем корпусом вперед, Маша смотрела на него немигающим, тяжелым взглядом.
– Че-ре-паш-ке, – раздельно проговорила девушка, не сводя глаз с собеседника. Она буквально пожирала его глазами.
– Какой черепашке? – в этот миг Жене показалось, что он видит сон. Нелепый, абсурдный сон.
Он с силой тряхнул головой, будто желая сбросить с себя наваждение. Но Маша никуда не исчезла.
– С панцирем, блин! – криво ухмыльнулась она. – Ты мне тут спектакль не разыгрывай! Я точно знаю: она у тебя была!
Это было вранье чистой воды. Маша не знала, приходила Люся к Жене или нет, зато прекрасно помнила, как та просила у нее телефон Жениной мамы и говорила, что собирается пойти к Жене в больницу. Тогда Маша не придала ее словам никакого значения.
– Ах, вот ты о ком! – наконец сообразил Женя. – Да, Люся приходила ко мне, – не стал отпираться он. – Но почему ты решила, что я ей что-то рассказал про тебя? Да и что я мог сказать?
– Именно это я и намерена выяснить! Ведь это ты ее убедил в том, что «Грачи» играют плохую музыку! Сама-то она ни черта не понимает! Это ж и козе понятно! – напирала Маша, повышая голос.
– Я ей ни слова не говорил, – начал оправдываться Женя.
– Что, хочешь сказать, ты не знал, что я дала ей кассету?
– Знал. – Он опустил голову, но тут же резко вскинул ее. – Только я ни слова о «Грачах» ей не говорил. Она сама сказала, что прослушала кассету…
– И что же? – нетерпеливо перебила Маша.
– Она ей не понравилась… Больше мы об этом не говорили. Но это было Люсино мнение, а не мое…
– Я тебе не верю! – выкрикнула Маша, сверкнув глазами. – Ни одному твоему слову не верю! Надавил на жалость, а та дура и повелась! А про Игоря она тебе что-нибудь говорила?
– Нет, – покачал головой Женя.
В глазах его появилась тревога.
– Ну, так знай! Я с ним встречаюсь, и уже давно! А к тебе никогда не вернусь! Слышишь, никогда! Потому что Игорь, в отличие от тебя, понимает, что музыкант, не стремящийся к славе, все равно, что… – Она запнулась в поисках нужного сравнения, а потом со злостью махнула рукой и вскочила со стула.
– Маша!
– Ничтожество! – бросила она, шагнув к двери.
Ее рука уже лежала на дверной ручке, когда Женя упавшим голосом повторил:
– Маша!
– Ну, что ты мне можешь еще сказать? – резко обернулась она.
– Не уходи…
Он так много хотел ей сказать. Хотел сказать, что Черепашка и его кассету прослушала, только он еще не знает, понравилась она ей или нет. И что все это он сделал ради нее, Маши! Что готов наплевать на свои принципы, готов всю жизнь писать для нее песни, лишь бы она их пела… И что теперь он все будет делать так, как она скажет… Во всем будет слушаться ее… Но ничего этого Женя не сказал, потому что Маша, бросив на прощание насмешливое и пренебрежительное: «Выздоравливай, верхолаз!» – скрылась за дверью. Конечно, он мог кинуться следом… Мог, но не стал этого делать. В эту секунду Женя с горечью осознал, что той Маши, которую он любил, которой так нравились его песни, уже нет. А может быть, никогда и не было… Сейчас ему казалось, что он придумал ее, сочинил, как сочинял стихи и мелодии для своих песен, и влюбился не в настоящую Машу, а в придуманный им образ.
Маша так стремительно летела по лестнице, что чуть не сбила с ног Черепашку. Татьяна Сергеевна успела чисто автоматически отскочить в сторону.
– Ой! – тихо выдохнула Люся, узнав в наскочившей на нее девушке Машу.
Та смерила ее с ног до головы презрительным взглядом, а потом громко и зло расхохоталась прямо Люсе в лицо.
Растерявшаяся Татьяна Сергеевна с немым ужасом в глазах наблюдала за этой сценой. Не дав им обеим опомниться, Маша выкрикнула: «С Новым годом!» – и как ни в чем не бывало зашагала вниз с высоко поднятой головой.
Не в силах сдержать нахлынувшую тревогу, Татьяна Сергеевна устремилась вверх по лестнице. Люся еле поспевала за ней. В палату они вошли без стука. Они, можно сказать, ворвались туда. Женя сидел на кровати, стиснув руками голову. На их появление он отреагировал лишь слабым кивком. Ни слова не говоря, Татьяна Сергеевна принялась выгружать из сумки принесенные продукты. Движения женщины были нервными, порывистыми. Люся, вначале нерешительно присевшая на краешек стула, теперь подошла к ней и стала так же молча относить свертки и банки в холодильник. Молчание нарушил сам Женя.
– Вы ее встретили? – спросил он таким обыденным голосом, будто речь шла о дежурной медсестре.
– Столкнулись на лестнице, – спокойно ответила Черепашка.
Почему-то сейчас она не ощущала никакого волнения, а только радость и чувство облегчения оттого, что с Женей ничего не случилось.
– Какая-то она была странная, – осторожно заметила Татьяна Сергеевна.
– Не обращай внимания, – отмахнулся Женя.
И больше за весь вечер они не сказали о Маше ни слова.
– Нам, наверное, пора, сынок. – Татьяна Сергеевна посмотрела на часы.
