Сибилла продолжала шагать. Ее кидало то в жар, то в холод. Ее пьянило от восторга. Глаза блуждали, будто она впервые увидела мир.
Оказавшись у окна, она остановилась. «Не надо спешить, – приказала она себе. – Обдумай все это. Она в моих руках. Я могу решать ее будущее».
Она уставилась в окно, за которым тянулись поля и пастбища Вирджинии, золотисто-зеленые при утреннем свете. Акры плодородной земли, расстилающиеся до горизонта, простирающиеся до Кальпепера, где вокруг Храма Радости будет заложен город Грейсвилль.
– Карл, – мягко сказала Сибилла. В ее голове зародилась идея и начала расти, подобно дереву. Для его роста не было пределов.
Она подставила плетеный стул к стулу Карла и присела, почти касаясь его коленями.
– Карл, но меня-то ты не потерял. Я здесь. Я помогу тебе.
Он только покачал головой.
– Карл, послушай. Посмотри на меня. У меня есть идея.
Он взглянул на нее из-под покрасневших, набухших век. Он был небрит, и она догадалась, что Карл провел здесь, наверное, всю ночь.
– Ты меня слушаешь? – переспросила она.
Он кивнул.
– Ты знаешь о моем храме, ты был там, – она подождала, – так ведь?
– Господи Боже, ну да, я знаю, мы там были.
– Но я не рассказывала тебе о Грейсвилле.
Он посмотрел на нее внимательнее.
– Никогда об этом не слышал.
– Да, его еще не существует. А теперь слушай. Ты знаешь, как был возведен храм?
– Пожертвования. Ты говорила, семь миллионов – и поступит еще три.
– Отлично, ты все помнишь. Деньги шли в благотворительный фонд «Час Милосердия». Взносы шли на неприбыльное религиозное дело, а совет директоров, который возглавляет бывший священник, очень респектабельный господин Флойд Бассингтон, распоряжается ими.
– Ради Бога, Сибилла, у меня нет времени на…
– Черт возьми, да выслушай ты! Когда я впустую тратила твое время? Казначей совета – Монт Джеймс, президент компании «Джеймс Траст и Сейвингс»; вице-президент и секретарь – Арч Ворман, президент подрядной фирмы Вормана. Так вот, совет выдает мне деньги на постановку «Часа Милосердия», совет получает все вклады в фонд и пускает их в рост. Советом планируется возвести город под названием Грейсвилль па землях, которые будут куплены в дополнение к тем двум акрам, на которых возведен Храм Радости.
Карл нахмурился:
– И они тратят деньги, как хотят? Ни отчетов, ни ревизий?…
Сибилла кивком подтвердила. «Иногда Карл соображает очень быстро».
– Да, – сказала она.
Глаза их встретились.
– Что ты задумала? – спросил Карл.
– Я думаю, совет может попросить тебя стать пайщиком в подрядной компании, которая займется покупкой земли для Грейсвилля. Рыночная цена на эту землю что-то около десяти тысяч долларов за акр. Если ты купишь тысячу триста акров за тринадцать миллионов долларов, то, думаю, совет сможет купить землю у тебя за ту общую цену, которую ты назовешь. Ну, скажем, за тридцать миллионов…
Карл посмотрел на нее. «Навар в семнадцать миллионов…»
– Но где я возьму тринадцать миллионов на покупку земли?
– Не знаешь, где взять? Так продай оставшиеся ценные бумаги, займи, заложи. О чем ты там говорил?… Квартира в Нью-Йорке, поместье Стерлингов, картины…
Он медленно произнес:
– И так довольно… – он дважды кивнул. – И я получу тридцать миллионов, когда я продам землю совету…
Сибилла тонко улыбнулась:
– Только двадцать шесть. И это займет три месяца. Флойд, Монт и Арч получат по миллиону, и я тоже – за наши совместные усилия, приложенные для твоего благополучия. Так что у тебя останется тринадцать, чтобы восполнить ценные бумаги Валери, ее матери и твои собственные, и еще тринадцать – чтобы расплатиться с кредиторами, которые дадут тебе денег под залог имущества.
– И я вернусь к тому… с чего начал…
– И никто не узнает.
Лицо его потускнело.
– Не знаю… Мне это не очень-то нравится.
– Мне тоже! – тут же воскликнула Сибилла. – Предпочитаю все делать открыто, честно. И многое из того, что я делаю, мне совсем не нравится. Иногда я просыпаюсь по ночам и вскрикиваю, когда совесть моя не чиста и я сделала что-то против собственной воли. Но, Карл, я могу сделать столько хорошего… построить Грейсвилль. Ну какая тебе разница, как мы получим деньги, если от них явная польза? Ты тоже от этого только выиграешь…
– А где ты возьмешь тридцать миллионов, чтобы купить землю у меня?
– Пожертвования. Мы добудем сто пятьдесят миллионов для закладки Грейсвилля. В прошлом году Лили принесла больше двадцати пяти миллионов долларов, в этом заработает больше тридцати, ну а в следующем году – не меньше семидесяти пяти миллионов… Нам нужен каждый пенни из этих выступлений.
Он глядел на нее, не веря своим ушам.
– И все это благодаря только одной передаче?
– Она выходит в эфир дважды в неделю.
– И люди присылают…
– Мы только начинаем. Нам еще ох как далеко до Сваггарта или Джима и Тамми Беккеров. Но мы их обставим, их нельзя будет даже сравнивать с Лили.
– А сколько… – он откашлялся. – Ты сказала, тебе нужно полтораста миллионов на город?
– Да, но мы получим их куда раньше, чем завершится строительство. Остальные нам нужны на выпуск «Часа Милосердия», то есть в эти деньги входят мой заработок продюсера и мои расходы, нужно платить зарплату совету, потом транспортные расходы, в том числе на самолет, офис… Все это содержать очень дорого, Карл.
Помолчав, он спросил:
– Этот совет… ты им доверяешь?
– Они глубоко захвачены идеей строительства Грейсвилля и тем, что несут мир и радость последователям Лили. Президент совета Флойд, человек религиозный, говорит, что у него слабое сердце. Но я навела справки, и оказалось, что у него есть и другие слабости… Но для фонда «Часа Милосердия» он очень подходит, это человек верный и энергичный. Ну а Монт Джеймс дает фонду займы под строительство, так что фонд может оплачивать Арчу Ворману само строительство города. Они оба так же увлечены, как и Флойд.
– А ты?
– Разумеется.
– Нет, я хотел спросить, какое место ты занимаешь в совете?
– Никакого, – мрачно отозвалась Сибилла. – Я работаю за кадром. И занимаюсь всем этим столько времени, потому что это делает меня счастливой.
– Я не верю тебе.
– Ну, Карл, какая тебе разница? Я не вхожу в совет, мое имя никак не связано с советом нашего фонда… И, наконец, мы начнем обдумывать твое участие в инвестиционной компании?
– Я не говорил, что буду участвовать в этом.
– Но чего же ты дожидаешься? Где еще ты можешь наварить сразу тринадцать миллионов, никого не зная?
Она встала со стула и пошла к двери.
– Я еду домой. Если надумаешь, то позвони…
