когда ты заскучаешь или твоя пассия будет занята. И в ближайшее время даже не рассчитывай, что я оставлю Карину с тобой наедине. Потому что я тебе больше не верю. Раньше верила. Теперь нет.
На последних фразах грозный Беркут сделал первый решительный шаг в мою сторону. Мгновение, и он уже поравнялся со мной, а я от неожиданности плюхаюсь обратно на мягкое сидение. Ещё рывок, и мужчина уже касается моего кресла, насильно притягивая к себе как можно ближе. Наклоняется и впивается потемневшим взором в моё лицо, посылая мороз по коже. И произносит так зловеще, что у меня кровь стынет в жилах.
От его голоса в горле пересохло, и захотелось зажать уши и не слышать этого всего.
— Как убедительно. А я тоже тебе раньше верил. Верил как никому. Никогда не ждал предательства. Я в кровавом бреду тебя по имени звал. Я ждал, что ты приедешь ко мне, когда и пошевелиться не мог. Но тебя все не было. Руки чешутся свернуть тебе шею. За то, что сделала меня уязвимым, душу вымотала, сбежала. И забыла после.
Не мигая, я потрясенно смотрю в его глаза. С губ не успевает сорваться вопрос: «Тогда почему ты не вернулся за мной?», как Рома выдаёт фразу, после которой захотелось пнуть его в пах и побольнее вцепиться в его лицо. И так, чтобы следы на всю жизнь остались, как и мои незаживающие шрамы на сердце.
— Надеюсь, тебе заплатили достаточно за мою кровь, и ты не продешевила. Да это ещё ладно. Я живучий. Как сорняк. Как голодная дворняжка на улице. Но ты ребёнка скрыла, Яна. Уехала, ничего даже не сообщив.
Глава 17
Сначала я всего лишь почувствовала боль в руке от столкновения с мужской скулой, и лишь потом услышала обжигающий звук неудавшейся пощечины. Беркуту это, что слону дробина, а у меня теперь запястье ужасно ноет. Но это не самое страшное.
Внутри все пылает и горит. Возмущению и горечи во мне нет предела. Мощная кровожадная волна укрывает с головой. Но помня, что за стеной наша дочь мирно размазывает по контейнеру остатки шоколадного мороженого, я стараюсь говорить как можно тише, и цежу слова, пытаясь изо всех сил максимально сдерживать внутреннюю ярость.
— Да как ты только посмел рот открыть в мою сторону!
Чёрная лава топит душу. Молчать я больше не собираюсь. Я и так держала себя в руках с самого момента нашей неожиданной встречи.
— Я тебя в мыслях похоронила, — свой голос даже мне кажется чужим и ледяным. — Я каждый день вспоминала тебя и каждую ночь плакала навзрыд, уткнувшись в подушку. Я во снах тебя видела, живым и невредимым. Ждала, что вернёшься с того света. И кажется, каждое мгновение твои губы на себе вспоминала, до сих пор противно думать, что кто-то другой прикоснется. Я ни на кого из мужчин смотреть не могу, не то, что спать, а ты смеешь мне говорить о предательстве, когда давно уже нашёл мне замену?! Я Господа благодарила за то, что ребёнка мне от тебя подарил, а ты за пять лет даже поговорить не приехал?! Сволочь ты, Рома! Что Кариной была беременная, я просто не успела тебе сказать, потому что сама узнала накануне той страшной ночи! Какая кровь?! Какие деньги?! Что значит продешевила?!
Беркут настороженно прищуривается, но продолжает пилить хищным взглядом.
— То есть не по твоему донесению нападение было совершено раньше времени, чтоб застать врасплох тогда, когда я меньше всего был к этому готов?
— Конечно, нет!
— То есть ты правда считала меня мертвым все это время?
— Я тебя сейчас ещё раз стукну.
— То есть ты не брала деньги?
— Брала, но...
Беркут резко отшатывается назад, разводит руки в стороны, словно заявляя: «Поймана на лжи!»
Засовывает большие пальцы в карманы, выпрямляется, расправляет плечи и молчаливо рассматривает меня сверху вниз, как какую-то букашку.
— Деньги те... да, взяла. Мне Витя их дал. Сказал, что ты заставил передать и отправить меня подальше. Сказал, что ты уже нежилец. Но даже если выкарабкаешься, то нас добьют обоих. Поэтому мне нужно быстрее уезжать. Что только так я смогу обезопасить себя. Он сказал, что это твои деньги, Рома, и что ты велел ему обо мне позаботиться. Но теперь я вижу: это очередная ложь. И тебе было на меня плевать в принципе.
Впиваюсь взглядом в напряжённое мужское лицо. Желваки ходят, выдавая его волнение.
— Поверить не могу. Ты даже не в курсе. И заботиться обо мне вообще никогда не собирался.
Поднимаюсь и обхожу стол с другой стороны. Как вдруг стало зябко. Пусто. Отвратительно. Такое чувство, будто прошлое вмиг померкло, оставив после себя туманный след, который хочется поскорее стереть ластиком.
— У меня другая информация. И, да, я велел ему о тебе позаботиться. Но так, чтобы ты в любой момент была готова рвануть со мной, куда и когда скажу, чтобы никакие проблемы тебя не касались. О деньгах тоже разговор был, но не в таком русле. Много там было?
— Много, — пытаюсь отвечать равнодушно, но внутри все жжется и колется.
— В каком виде ты их получила?
— Сложенные пачки, перевязанные канцелярскими резинками. В спортивной сумке.
— Ты действительно считаешь, что я настолько идиот?! — сколько знаю Рому, всегда он держит себя в руках, сложно поколебать его душевное равновесие. Но сейчас каждой клеточкой тела я чувствую его неудержимое лютое бешенство. А гневно прищуренные глаза и вовсе нагоняют на меня тихий ужас. — Ко всему прочему среди бела дня подвергнуть тебя (это как минимум!) опасности грабежа немыслимых суммам наличности? Я, по-твоему, полный дебил, да?!
— Рома, в тот момент деньги — это последнее, о чем я думала.
Беркут в прыжок пересекает разделяющее нас расстояние и хватает за руку.
— Я сказал ему, что головой отвечает за тебя. И чтоб привёз, когда я немного оклемаюсь. Но ты
