Во власти Беркута - Марика Крамор

— Про деньги тоже он тебе сообщил? — произношу упавшим голосом. И не верю. Вот так просто Рома поверил в нелепую ложь? Это очень на него не похоже. Просто так на слово он не верит никому.

— Нет.

— Откуда же тогда...

— У меня много источников информации.

Мне должно быть все равно. Все равно... должно быть! Но изнутри едкая кислота разрушает все живое, оставляя после себя выжженную пустошь.

— Он солгал тебе. Он сразу же посадил меня в поезд. И даже рядом сначала сидел. И я уехала. Я... — вырываю пальцы из его стальной хватки. Мне хочется его ударить за то, что он вот так просто перечеркнул все, что между нами было. Хотя... если для него это ничего не значило, то его, пожалуй, и не в чем обвинить, но он ведь обещал. — Знаешь, Ром. Я каждый день твои руки на себе вспоминала. И губы. И то, как ты дышишь. Татуировку на твоей груди. Так мечтала, чтобы все это оказалось простым сном. Обычным кошмаром. И чтобы ты просто позвонил мне и забрал с работы. Как раньше. Я даже представить себе не могла, что ты поверишь в какую-то ересь. И мое место займёт другая. Я до сих пор не могу привыкнуть к другому мужчине, а ты... — тяжело хватаю воздух, кислорода мне мало. Близость его тела обжигает. И я в ужасе понимаю, что мне, вопреки всему, хочется вновь почувствовать на себе уверенное прикосновение. Настоящее, горячее, интимное... пытаюсь отстраниться от неуместных желаний и смотрю в непроницаемые янтарные глаза, но ничего не могу в них разобрать. Как будто нет там души. — Так о каком предательстве ты говоришь, Рома? Ты даже не приехал ко мне. За столько времени. Даже не дал возможности оправдаться в твоих глазах, позволив кому-то оболгать меня. А я помню твои обещания. Все до единого. Как вчера.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я никак не мог с тобой связаться. Не мог, потому что это было чревато.

— Все пять лет? — как глупо это теперь звучит. Мне хочется верить, так хочется, что это не все. Что есть какая-то другая, более объективная и веская причина. Но Рома молчит. Не оправдывается даже. А значит, нет ее. Или я не достойна ее услышать.

— Яна. Послушай, — он стоит рядом и пытается вновь взять мою ладонь в свою руку, но я отшатываюсь. — Я понимаю, что это выглядит неприглядно, но я правда не мог.

— Знаешь, что я тебе скажу, Ром? Ты не достоин быть её папой, — ещё один шаг назад. И в отчаянии я мотаю головой, складывая руки на груди, пытаясь отстраниться. — Не достоин. За столько времени никак себя не проявить... Это не обстоятельства. Это нежелание. И не нужно искать оправданий. Их нет.

— Яна...

— Ты был мне нужен, как никто другой. А сам до сих пор рассказываешь байки об опасности, хотя место возле тебя так легко смогла занять другая, — я готова себе язык откусить за то, что признаю вслух свои слабости и высказываю обиды, но нет сил держаться. Пусть услышит. И что со всем этим делать, решать только ему.

— Яна, у нас с Леной не такие отношения, как тебе, наверное, могло показаться.

— Это твоё личное дело. Меня ставить в известность не надо. Я закончила, — подвожу черту, обходя Рому, и забираю со стола телефон и ключи от офиса. Намереваясь впредь больше не возвращаться к этому разговору, перехожу на деловой тон. — Захочешь увидеться с дочерью — звони. В следующие выходные мы будем заняты.

На душе камень. Такой тяжелый, что не получается свободно вздохнуть. Хочется кричать, топать ногами, разбить об мужскую голову что-то тяжёлое.

Вот так поверить кому-то... Не мне… И самое отвратительное, он до сих пор не верит. Не верит!

— Ян, — мужские руки неожиданно накрывают мои плечи и разворачивают. Взгляд Беркута, как всегда, не позволяет проникнуть глубже, чем он сам допустит, — когда-нибудь я смогу тебе объяснить.

— «Когда-нибудь» умерло ещё пять лет назад. И если честно, я бы хотела, чтоб ты никогда не появлялся в нашей жизни. Если ещё не поздно, буду рада все переиграть и сделать вид, что ты действительно погиб.

Его взгляд темнеет, а я стряхиваю с себя мужские руки.

Надо поскорее забрать Карину и уехать. Подальше. От него.

Как теперь мне жить с открывшейся информацией, ума не приложу. После всех слов Беркут для меня правда умер.

Лучше бы этого разговора не было.

Лучше бы мы больше никогда не встретились.