хочу об этом вспоминать.
Вышла из такси на ватных ногах и с трудом подошла к подъезду: пытаюсь собраться с силами, убрать ненужные мысли, но внутренний шум невозможно подавить. Открываю дверь и плетусь к лифту. Нажимаю на кнопку. Ничего не происходит. Не работает. С размаху бью кулаком по металлической двери лифта, разбивая в кровь и без того травмированные костяшки. Тяжело вздыхаю и роняю лоб на холодную сталь. Закусываю нижнюю губу в попытке успокоиться. Не время плакать и злиться. Нужно подниматься на пятый этаж.
Первый пролёт. Второй пролёт. Третий пролёт. Четвёртый.
В тени коридора мелькает тень. Только открываю рот, чтобы поздороваться с соседями, как тяжелые сильные руки хватают меня за волосы и прижимают скулой к холодной бетонной стене. Я не успеваю закричать — крепкая ладонь хватает меня за рот, болезненно упирая пальцы в щеку.
От страха подкашиваются ноги, но упасть не удается — твёрдый мыс ботинка с размаху ударяет меня по малоберцовой кости, и вместо ора получается только жалобно проскулить. Жгучая боль вмиг разбегается по всему телу: все чувства обостряются, а мышцы напрягаются до предела.
Руки сильнее вжимают меня в стену, из-за чего зубы мучительно сдавливает друг о друга. Слышу характерный липкий ротовой звук — удерживающий меня человек расплывается в улыбке.
Он наклоняется ближе, и я забываю как дышать. Запах горькой полыни и ледяной вишни ударяет в нос.
TW: отсутствие активного согласия, подробное описание драки. Будьте осторожны при прочтении, если обладаете подобными триггерами.
Год назад.
Мы с группой находимся на плановых курсах по выживанию в экстремальных условиях. Это ежегодная практика для участников активных экспедиций в опасные места. В этот раз нас собрали на нейтральной территории — горах Норвегии.
Брайан, который никогда не втягивал в работу семью, решил взять с собой Клэр.
Я старалась вложить все силы в знания и последующие тренировки, чтобы не отвлекаться на их ложное счастье, но восторг этими отношениями сочился из каждой щели. Мне всё ещё было больно. А ещё я недавно написала заявление на развод, которое нам с Микеланджело до сих пор не одобрили, несмотря на моё судебное признание в изменах мужу и наше обоюдное желание оставить дочь с ним.
Сегодняшние практические занятия кончились быстро: почти вся группа разбрелась посмотреть ближайшие достопримечательности, либо оценить местную кухню, и только малая часть оставшихся решила набраться сил для завтрашнего дня — я была одной из них.
Мой одинокий номер. Сижу в кресле и тихо наблюдаю за поднимающимися вагонетками по канатной дороге. Захватывающий вид из окна: панорамные белоснежные горы, чистота девственных снегов, пугающая высота, проникающий под кожу холод. Уверена — если начать жить здесь, окружающая красота не перестанет удивлять.
Размышления прерывает неожиданный щелчок двери. Тяжелые шаги. Кто-то зашел, и это не персонал. Медленно поворачиваюсь. Он.
— Ты молодец, — на губах играет злая улыбка, закрывает дверь на ключ и в пару шагов настигает меня, — хорошо молчишь. Умная птичка.
Цепляюсь в ручку кресла, словно она как-то может меня спасти. Не отрываю от него глаз, чтобы не упустить чего-то опасного, хотя он сам — прямая угроза моего существования.
— Тише, — он мягко берет меня за щеки и подтягивает к себе, жадно вовлекая в поцелуй. Я не открываю рот, стискиваю зубы, но ему это никак не мешает — он снова лезет под мою кофту, заставляя меня вскрикнуть от боли из-за щипка.
Пытаюсь оттолкнуть его, но он сильнее. Бью по торсу — смеется, перехватывая мои руки крестом. Заставляет обнять себя. Царапаю спину, бьюсь коленями, пытаюсь вырваться — приподнимает и обрушивает на кровать. Из глаз текут слёзы. Беспомощность. Верчу головой, чтобы отстраниться, но его это только веселит — перекладывает ладонь на шею, вдавливая меня в матрас. Сам расплывается в улыбке. В горле першит. Не могу дышать.
— Не нужно сопротивляться, — кусает за сосок сквозь кофту и резко опускает вторую ладонь под резинку моих спортивных штанов, — иначе будет больно. Ты ведь сама приняла правила игры: осталась здесь, не уволилась, приехала.
Он отодвигает ткань трусов в сторону и болезненно зажимает клитор между пальцев, пытаюсь закричать, но из горла вырываются только горькие хрипы. Брыкаюсь коленями и случайно бью его в живот. Страшно.
Зеленые глаза сверкают огнём: вместо искаженного от боли лица или хотя бы вскрика, он только сильнее заводится. Болезненно поворачивает моё колено и облокачивается на него всем весом бедра.
— Птичка, — он наслаждается непроизвольно бегущими из глаз слезами испуга, — ты ведь слабее.
Вторник. Сейчас.
Кажется, что мои зубы сломаются друг о друга. Ноги болят, едва получается дышать. Я чувствую себя так же, как тогда в отеле: беспомощной, слабой, обреченной. Никто не придёт помочь. Никто не знал, что происходит в моей комнате. Никто не знает, что прямо сейчас происходит на лестничной клетке.
— Ты ведь не хочешь, — издевательски мурлыкает в ухо, — чтобы стало хуже? Сейчас мы без фокусов спускаемся и садимся в машину, едем развлекаться и прощаемся до следующего месяца, пока я не отправлю тебе приглашение на общий съезд. Отказаться нельзя, ведь это наше командное мероприятие. Будет твоя подружка Клэр. И кстати, пройдёт оно в твоем любимом городе неподалеку — я уже обо всём договорился. Не приедешь, схитришь, выкинешь что-нибудь — пожалеешь об этом. Ты поняла меня?
Не сразу реагирую, не успеваю понять, что он закончил свой монолог. Сильно оттягивает волосы назад, неосторожно задевает пальцами рану от вчерашнего удара. Боль. Заглядывает бешеными глазами в мои и повторяет вопрос. Судорожно киваю.
— Вытри слёзы, — раздраженно цедит сквозь зубы, — тебе не противно быть такой жалкой?
На секунду замолкает и оценивающе меня осматривает.
— Было лучше, когда ты красилась — хоть не была похожа на мелкого отпрыска.
Крепко хватает под локоть и немедля ведет за собой по пролетам вниз. Хочу закричать, но не могу. Жалкая, боюсь того, что он может сделать. Сердце готово выпрыгнуть из груди. В глазах темнеет, держусь из последних сил.
«Всего лишь немного потерпеть, и он уедет. Это ведь не будет продолжаться вечно?»
Выходим на затянутую тучами улицу. Жмет кнопку на ключах арендованной машины. Щелк. И он грубо ведет меня к ней.
Мысль застревает в голове, повторяется с новой силой, не дает успокоиться и смириться.
«Это ведь не может продолжаться вечно?»
Вопрос глушит воспоминание из кабинета психотерапевта: слова доктора об идеальной жертве и её садисте. Мандраж. Удушающая тревога.
«Я — то, что ему нужно.
Он никогда не оставит
