мы одни и больше никого, а там куча проблем, которые придётся решать.
— И что дальше? — задаю волнующий нас обоих вопрос.
— Для начала — одеться, тебя колотит, — накидывает мне на плечи рубашку.
Она сырая от росы.
— Это не от холода, — утыкаюсь носом в его грудь. — И я про другое…
— Не знаю… Поговорю с дедом, возможно, он что-нибудь придумает. Жениться теперь мне нельзя, я изменщик. И не хочу. Я и раньше не хотел, но против общепринятых устоев переть в одиночку сложно. Проще подстроиться.
— А если попробовать вспомнить твою прошлую жизнь? — очерчиваю вокруг его соска пальцем.
Мышцы вздрагивают.
Целует в макушку.
— Не получается. Я пробовал.
— А если я найду способ? — поднимаю на него глаза.
— Интересно какой? — усмехается.
— Секрет. Скажем так, восстанавливать будем по науке.
— Оу! По какой? Химии, физике?
— Ммм… Психотерапии…
— Это помогает?
— Многим, да. Если ты сам захочешь, конечно.
— Хочу, — поднимает за подбородок моё лицо и целует сначала в нос, а потом в губы. — И тебя хочу…
— Я чувствую, — его член подо мной снова встал в стойку.
Валит меня на траву.
Я зацелована. Голова не соображает, потому что проваливаюсь в телесные наслаждения настолько, что все вокруг перестаёт существовать. Есть только мы. И наша безумная страсть. Больше ничего.
Я опускаюсь в бездну от удовольствия. Парю, ощущая только пьянящие вибрации в своём теле. А затем тону в оргазме. Стас тоже кончает. Чувствую, как его сперма заполняет меня.
С любым другим меня бы это волновало и возмутило, но с Воронины… Я ж обещала родить от него ребёнка. А вдруг?! Бывает же выстрел не в холостую. У Алиски дважды было. Глядишь, и мне повезёт.
Я никогда не хотела детей, а сейчас хочу. Половина жизни, надеюсь, прожита, и я ощущаю одиночество, приходя домой. Меня никто не ждёт, мне не с кем даже поскандалить, не то, что поговорить. Квартира каждый день встречает тишиной. И чем старше я становлюсь, тем сильнее она меня пугает.
А говорила, только ночного леса боишься.
Одиночество — это тоже страшно. И я больше не хочу быть с ним один на один.
Если мне придётся увезти отсюда Воронина силой, то поверьте, я это сделаю, не задумываясь ни на секунду.
— Нужно одеться, — шепчет мне на ухо, пока я нежусь в его крепких объятиях. — Ночью прохладно. И комары.
— Поставь свою банку с той вонючей дрянью, и они разлетятся от нас на несколько километров, — обхватываю его сильнее руками.
— Я не хочу, чтобы ты заболела.
— Хорошо-хорошо, — тянусь за своими вещами и одеваюсь.
Он тоже успевает надеть свитер и брюки.
Кладу голову ему на грудь. Смотрим на небо. Звёзды мигают. Чувствую себя самой счастливой. Но в моменте, потому что нихрена это не счастье, это просто временное умиротворение. Утром всё вернётся на круги своя.
С группой Алиска должна приехать. Вот она и займётся головой Воронина. Я в ней уверена, у неё получится.
Глаза начинают слипаться. И мы засыпаем, обнимая друг друга. Впервые в жизни я сплю на улице. Но мне так хорошо, что я даже не замечаю этого.
А утром я буду чесаться от укусов комаров.
* * *
— Фу! Воронин! Перестань меня облизывать! — отмахиваюсь от него спросонья.
— Умм… — мычит где-то сзади.
Тогда кто?
Открываю глаза.
Собака… Та самая, которую я обещала взять с собой. Как хоть его зовут-то?!
— Фу! Не надо меня облизывать, — убираю его морду от моего лица. — Откуда ты вообще здесь взялся?
— Со мной пришёл, — раздаётся громкий голос.
Прищуриваюсь, так как толком не вижу ничего.
— Дед?! — подскакивает Стас. — Ты что тут делаешь?
— Да вот порыбачить пораньше решил прийти на реку, — показывает удочки. — А тут вы… Ещё и в таком непотребном виде, — с грубой язвительностью.
Смотрю на себя. Рубашка распахнута и грудь видна. Пытаюсь поспешно застегнуть пуговицы.
— И как вам не совестно?! Вы же взрослая женщина! — пытается меня пристыдить Митрофан.
— Вы знаете, не стыдно, — вытаскиваю из спутанных волос сухие травинки. — Вы правильно заметили — взрослая. А нам взрослым на чужое мнение глубоко насрать. Я свободная женщина, что хочу, то и делаю.
— Лиль! — дёргает сзади за рубашку Воронин.
— Что? — разворачиваюсь к нему. — Это правда. Да, мне не стыдно. С чего бы?!
— У него же невеста! — прикрикивает на меня старик.
Встаю.
— Дед, ты бы про невесту помалкивал, — делаю ему знак глазами. — А то…
— Ладно! — неожиданно соглашается, только чтобы я замолчала.
То-то же!
Сука, я скоро здесь на старославянском заговорю. Понаслушалась их говора…
Воронин смотрит с недоумением на нас поочерёдно.
— Что вы скрываете от меня?
— Ничего. Просто твой дедушка очень сильно желает нам помочь расторгнуть твою помолку. Или как у вас это тут называется? — размахиваю рукой.
— Я? — старый таращит на меня глаза.
— Ты!
Всё приходится в свои руки брать. Если Воронин начнёт с дедом договариваться, то тот съедет с темы, якобы узы нерушимый. А у меня есть точки давления, которыми можно шантажировать. А старички они ж как дети малые, всего боятся и на всё доверчиво соглашаются. Поэтому мошенничество на них и процветает.
И идея давить на Митрофана родилась спонтанно.
— Давай, дед, — хлопаю ему по плечу. — Ты репу не чеши, а думай, как от суженой законным способом избавиться. А то я ваших правил не знаю. В наших краях всё просто: не хочешь — не женись.
— Мерзавка…
— Обожаю комплименты.
Две наши машины подъезжают к лагерю, сзади медленно плетётся большой чёрный микроавтобус. Из него выходит Алиса и… Гас?
Он-то что тут забыл?
— Какими судьбами? — жму ему руку. — Не смог отпустить любимую жёнушку одну?
— Никогда не отдыхал в лесу, — осматривается, надевая солнечные очки.
— Ты поэтому с собой автобус с удобствами приволок?
— Ну, не в палатках же спать, — притягивает к себе Алису и целует в висок.
— Мы могли вы вас в деревне устроить, договорились бы для вашего звёздного величества.
— Нет, спасибо! Четыре дня я и в машине вытерплю.
— В смысле четыре? — смотрю с укором на Гасанову.
Мы так не договаривались.
— Лиль, извини… — виновато приподнимает бровки племянница. — Но у нас работа… Дети… Мы только эти дни смогли вырвать, чтобы приехать сюда.
— Ясно! — разворачиваюсь и иду в сторону реки.
— Лиль, ну ты чё, обиделась? — догоняет меня Алиса. — У Ника концерты. У меня пациенты и съёмки. Я и так от двух отказалась, чтобы сюда приехать.
— А когда-то ты вообще не хотела сниматься, — бубню обиженно.
— Так ты же сама меня в это и
