И даже Мирослав когда приезжает — не трогает нас, а общается со своим персоналом, пока мы разбираем кое-что по документам.
Но потом у меня звонит телефон. И меня паникой накрывает от увиденного имени тети Кати на экране.
Ну зачем? Ну я же уже ушла, ну зачем вы меня трогаете? Просто оставьте в покое, радуйтесь жизни, я даже трогать вас не буду!
Вмиг всё хорошее разрушается. У меня ком в горле встает, стоит мне закрыть глаза и перенестись в те жуткие минуты в моей когда-то любимой квартире. Я старалась игнорировать всё это, старалась просто жить дальше и сделать вид, что ничего этого не было, но, оказывается, мои эмоции и воспоминания гораздо сильнее меня.
Я сбрасываю вызов, но она звонит снова, и мне приходится три раза сделать глубокий вдох, чтобы ответить ей. Хотя я меньше всего хочу сейчас слышать ее голос, если уж совсем честно.
— Да? — беру трубку, пытаясь унять дрожащие пальцы.
— Сонька! — говорит она таким простым голосом, словно мы по-настоящему родные друг другу люди. — Прекращай бегать, давай домой. Всё нормально тут уже, никто лишний не придет.
— В моей квартире лишние вы, и пока вы там есть, моей ноги там не будет, — говорю на эмоциях, и понимаю, что зря. Им же только на руку, если я не вернусь. Но я не успеваю адекватно подумать о правильном ответе.
Выхожу на улицу, чтобы Марина не стала случайным свидетелем разговора, и натыкаюсь на Мирослава. Он курит недалеко от входа и я отхожу чуть подальше, чтобы не дышать этим жутким запахом.
— Что ты носом всё вертишь? Ну приходил твой этот жених, кулаками тут махал, мы поняли, что были неправы.
— Неправы? — схожу с ума уже, кажется. — Да ваш дружок меня чуть не убил!
— Ой, да не убил бы… Понравилась ты ему просто. Он, между прочим, с переломом ноги лежит! За это кто отвечать будет, а? Ты-то целёхонькая, а человек пострадал!
— Мало ему, — рычу и бросаю трубку, а потом быстро смахиваю пальцами две дорожки, бегущие по щекам.
Нет-нет-нет, я не буду плакать… Какой смысл в этих слезах? Обидно, что никому не нужна. Но я ведь не первый день это знаю, давно привыкла уже. Но просто… Как так можно вообще?
Слёзы льются, не могу ничем их остановить и даю себе пару минут этой, видимо, очень нужной слабости.
Вздрагиваю, когда со спины ко мне прижимается кто-то. У этого кого-то до ужаса теплые руки и очень узнаваемый парфюм.
Мирослав обнимает меня за плечи, кладет подбородок на мою макушку и не говорит ни слова. Просто поддерживает меня в эти минуты слабости, и я невероятно сильно благодарна за это…
Глава 18. Мирослав
У меня в груди какое-то очень странное ощущение. Словно там что-то надламывается, когда я вижу, что Сонечке больно. Как будто я это чувствую и у меня у самого болит не меньше.
Меня разрывает на части от понимания того, что она чувствует. Точнее, я не могу понять, только предположить. В ее глазах, словах, действиях и даже взгляде столько боли, что это правда невыносимо.
Зачем она ей звонила? Зачем? Я же ясно дал понять, что перед Соней надо извиниться, но никогда не надо ее больше трогать. Для чего ей было звонить? Мало жизнь ей испортили, решили добить?
Сонечке всего девятнадцать, а она видела ужасов больше чем многие взрослые люди. И меня от этой несправедливости от злости подбрасывает буквально. Ее хочется спрятать от всего мира, обнять, укрыть от злости и никогда не отпускать, вообще никогда.
И я так и делаю. Ну, хотя бы так, как могу. Просто обнимаю ее, прижимаю к себе и пытаюсь подарить то тепло, в котором она нуждается. И в котором нуждаюсь я.
Мне в целом даже плевать на то, что я отвлекаю ее от работы. Никто не отругает ее за это уж точно… Удобно, на самом деле. Надо было уговорить ее остаться дома, не время ей сейчас выходить на работу, всё еще тяжело. Я вообще не понимаю, как она, будучи такой хрупкой девчонкой после всего так стойко держится.
И Соня не сопротивляется, чем меня удивляет. Она даже расслабляется в моих руках и откидывается на мою грудь спиной. Готов поспорить, она еще и закрыла глаза. Надо увозить ее отсюда, хватит с нее.
— Принцесса, — зову ее шепотом, и ловлю себя на том, что поглаживаю ее по плечу большим пальцем, пока обнимаю. — Давай отвезу тебя домой?
Под “домой” я подразумеваю к себе, конечно же, потому что я не идиот и не отпущу ее в ее квартиру, пока там творится то, что творится. Но Соня, к сожалению, понимает меня неправильно… Надо было уточнять.
Она напрягается в моих руках, отстраняется и поворачивается ко мне лицом. В глазах всё еще стоят слезы. Чёрт…
— Я… Нет, я… Спасибо за гостеприимство, но я лучше в гостиницу. Не хочу туда.
— Сонь, ты дурочка? — то ли злиться на нее за то, что такого мнения обо мне плохого, то ли обнять еще раз и пожалеть. Не решил пока. — Ко мне домой. Ты живешь у меня столько, сколько тебе будет нужно. Я имел в виду, что тебе лучше отдохнуть сегодня, всего-то.
— А… — она теряется и немного краснеет. Вот глупышка же. — Теперь мне еще сильнее неловко…
Нас перебивает Марина. Мне хочется рычать от досады, если честно, потому что у нас с Соней завязывался нормальный диалог. А это редкость в наших с ней отношениях. Хотя, в последнее время, она начала оттаивать в связи с событиями.
— Простите, — Марина прокашливается, когда выходит на улицу и понимает, что прервала нас. Она какая-то другая сегодня, надеюсь, у нее ничего не случилось. Хватит с меня одной катастрофы ходячей. — Там звонят, хотят записаться на ремонт, а мне распоряжений самой в документацию и на звонки отвечать пока не поступало…
— А вот поступило! — говорю ей. К черту все, Соня сказала, что она уже справляется, значит пусть работает. В конце концов, с опытом быстрее придут все умения. — Поздравляю, Марина, ваше обучение закончилось только что. Отныне вы — администратор. Со всеми документами завтра к восьми на работу, я подъеду сюда, хорошо?
Она теряется, но быстро собирается и кивает мне, спрашивает, может ли приступать и после моего согласия бежит внутрь, видимо, уже работать.
— Вы даже не видели, как она справляется, — хмыкает Соня, когда Марина уходит. — Что за доверие к незнакомому человеку?
— Почему к незнакомому? Я вполне хорошо с тобой знаком, — посмеиваюсь, когда Соня не понимает, о чем я говорю. Видимо, все события ее и правда очень подкосили, потому что раньше за Соней такой заторможенности замечено не было. — Ты сама сказала, что она справляется. Я поверил, этого достаточно. А теперь иди забирай свои вещи, отвезу тебя домой.
Она слова не говорит больше, уходит и правда, как просил.
Достаю сигарету, с таким количеством эмоций курить хочется чаще, чем раньше. Но не успеваю прикурить, как вспоминаю об аллергии Сони на запахи. Она тогда просила открыть окна… Блин, а нам прямо сейчас ехать вместе. Ладно, покурю потом.
Прячу сигарету обратно в пачку и усмехаюсь своим мыслям: когда я последний раз ради кого-то что-то в своей жизни вообще менял? Кажется, никогда. Либо это было что-то не особо значимое. А тут… и комнату с легкостью выделил, и вставать ради нее раньше начал, и курить вот не стал. Не то чтобы подвиги, конечно, но начинать-то с чего-то надо.
Может, права была Еся?.. Что это какие-то чувства.
Хотя, я так долго был влюблен в саму Есеню, что, кажется, зачерствел по отношению к другим девушкам. У меня стойкое ощущение того, что я в целом больше никого не готов любить и поэтому буду отрицать до последнего, если это когда-нибудь случится.
Не успеваю подумать обо всем хорошенько, потому что возвращается Соня. В руках у нее сумочка, которую она к груди прижимает. Часто так делает, словно защищается. От кого? От меня?
— Готова? — спрашиваю у нее, она кивает.
— Мирослав Сергеевич, только можно все-таки на работу? Пожалуйста, — хмурится она, а у меня явное недоумение на лице читается. Кто вообще в здравом уме и трезвой памяти будет отказываться от отгула, когда начальник сам его в руки вкладывает и даже до дома везет?
