Осенью она поступила в аспирантуру, и тут наконец в ее настроении произошел перелом: она перестала цепляться за свою комнату в общежитии. Прежние соседки разъехались, привыкать к новым не хотелось. Маленькая Суан Мин уехала лечить своих миниатюрных, но крепких, как скала, соотечественников, Карола Зигель тоже уехала. С обеими Элла обменялась адресами. А бедную глупышку Ампаро Муньес угораздило забеременеть, ее отчислили еще с четвертого курса и отправили обратно на Кубу. С новой соседкой, сербкой Драголюбой Светолич, Элла как-то не сдружилась.
Она пошла в Моссовет и напомнила жилищной комиссии о своих правах. Они долго тянули волынку:
— Ну у вас же пока есть где жить?
— Через три года не будет, — отвечала Элла.
— Ну вот тогда и приходите.
— Тогда уже поздно будет. И вообще я имею право на жилплощадь с восемнадцати лет. Так что вы мне еще задолжали.
Ей выделили «жилплощадь» в районе Киевского вокзала, в старом доме с коридорной системой. Как в песне у Высоцкого: «На тридцать восемь комнаток всего одна уборная». Этот скандальный дом регулярно напоминал о себе перед выборами: жильцы дружно отказывались идти голосовать, требуя, чтобы их расселили. Но Элле поначалу и эти условия показались раем. Впервые в жизни она осталась одна в комнате. Могла запереться изнутри, и никто не имел права к ней войти. Могла стучать на машинке хоть до рассвета: в старом доме были толстые стены. И никому не надо было платить.
Впрочем, вскоре и до нее дошло, что ее комната не подарок. Надо было что-то делать, а что — неизвестно. Элле присоветовали обратиться в чрезвычайно экзотическое место: Банный переулок. Туда шли все москвичи, недовольные своей жилплощадью. Она тоже отправилась в Банный переулок и убедилась в правоте Экклезиаста: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом». Съездив в Банный переулок несколько раз, потолкавшись среди людей, Элла познакомилась со старичком-маклером, который заверил ее, что найдутся желающие и на ее жилплощадь. Конечно, с соответствующей доплатой.
Как уже не раз бывало в трудные минуты ее жизни, на помощь ей пришел Лещинский. Он «сосватал» Элле необычайно выгодную работу — перевод с французского книги крупного политического деятеля, президента одной из африканских стран. Перевод заказал «Политиздат», оплачивался он по высшей категории. Элла согласилась.
Это была та еще работенка. Выдающийся политический деятель писал по-французски скверно, можно было даже смело сказать, безграмотно, мысли у него были путаные, идеи надерганы отовсюду понемногу. Лещинский прямо сказал Элле, чтобы не морочила себе голову и переводила как получится. Все равно ее никто не опровергнет: ни сам деятель, ни партийные бонзы, заказавшие перевод. Элла вспомнила секретаря пресс-центра Олимпиады и решила последовать совету.
Она давно уже откладывала деньги на сберкнижку — просто на всякий случай. На всю жизнь запомнила, как давным-давно, когда только начала подрабатывать перепиской на машинке, сама пошла в сберкассу, впервые заполнила приходный ордер и открыла на свое имя сберкнижку. Выйдя из кассы с голубенькой книжечкой в руках, Элла почувствовала себя Чкаловым, совершившим беспосадочный перелет через Северный полюс.
Вышел у нее как-то раз и случай с цыганами, еще больше укрепивший ее решимость хранить деньги на сберкнижке.
Однажды — она только-только получила деньги за очередной перевод в «За рубежом» и вернулась в маршрутке номер пять на Пушкинскую площадь — ее окружила на улице Горького группа цыган. Одна цыганка предложила ей погадать. Она с фокусной ловкостью выманила у Эллы весь гонорар, сверхъестественным чутьем угадала тот самый момент, когда денег больше не осталось, щелкнула пальцами, и купюры, которые она все это время держала в руке, на глазах у Эллы испарились. И сама цыганка мгновенно смешалась с толпой.
Элла не стала даже пытаться ее разыскивать. Злилась она только на себя, да и то недолго. Она поняла, во-первых, что такой цирковой номер сам по себе дорогого стоит, а во-вторых, что должна быть благодарна за науку. Цирковой номер был хорош, но тем и ценен, что его невозможно было повторить на бис. Никогда в жизни Элла больше не давала себя так обмануть.
Когда перевод книги африканского деятеля был окончен, гонорар получен и водворен на сберкнижку, Элла опять поехала в Банный переулок и разыскала старичка-маклера. Он предложил ей реальный вариант: двухкомнатную квартиру в хрущевской пятиэтажке в обмен на ее комнату. Квартиру в пятиэтажке занимал запойный пьяница, выгнанный со всех возможных работ и остро нуждавшийся в деньгах. Ему было все равно, где пропивать то, что еще осталось от его печени.
Всех сбережений Эллы плюс гонорар за книгу как раз хватило, чтобы удовлетворить аппетиты пьяницы, но их не хватило на гонорар маклеру. Элла принялась его умолять:
— Я все время работаю… У меня уже была такая ситуация…
Она рассказала ему о мастере по ремонту пишущих машинок, который поверил ей на слово, и она его не обманула. Она даже готова была отвезти его в мастерскую на Пушкинской, чтобы мастер подтвердил ее кредитоспособность. Но маклер слышать ни о чем не хотел. Он требовал свои десять процентов здесь и сейчас.
— Это уникальный случай, — говорил он Элле. — Дом в центре города, в двух шагах от Кремля. Квартира уйдет в минуту! Одолжите, если вам не хватает. У вас же есть друзья.
У нее был только один друг. К нему Элла и обратилась. Лещинский без слов одолжил ей недостающую тысячу.
— Возьмите еще, вам же придется ремонт делать, мебель покупать…
— Нет, — отказалась Элла, — тут уж я сама.
Она уплатила маклеру и въехала в новую квартиру. Пятиэтажка стояла на улице Землячки, действительно в двух шагах от Кремля, у метро «Новокузнецкая», позади здания Радиокомитета. Квартира была на первом этаже и находилась в ужасающем состоянии. Даже лампочек не было, в ванную невозможно было войти, раковина в кухне протекала, плита не работала.
Пришлось Элле проглотить свою гордость и опять обратиться к Лещинскому. Опять он без единого слова ссудил ей деньги. На время ремонта она вернулась в родное общежитие. Все работы, какие только могла, Элла в целях экономии проводила сама. Сама побелила потолки, сама поклеила обои. Даже пол циклей отскребла сама и покрыла его лаком. Плиту и всю сантехнику ей сменило домоуправление, но за агрегаты и установку пришлось, разумеется, заплатить.
А потом с ней произошла забавная вещь. Неподалеку от ее нового жилища находилось одно из посольств, где как раз в это время тоже шел ремонт. Однажды, проходя мимо, Элла увидела сквозь открытые ворота осколки мрамора, валяющиеся на земле во дворе посольства. Она робко заглянула внутрь, и на нее обратил внимание один из рабочих.
