Внезапно в голове всплывает: кто-то держит меня на руках. Гладит по голове. Укачивает.
— А ч-что ещё… вы делали со мной?
— В смысле? Что ещё я мог делать? — я всматриваюсь в его лицо, но не замечаю на нём и тени смятения.
И правда — что за глупые вопросы! И без того ясно, что он не мог меня обнимать и говорить такие слова. Это же Марк Майер — вряд ли он вообще способен хоть кого-то обнимать. Просто от высокой температуры и не такое померещится.
— Ничего.
Но то, что он меня переодевал — это… да это просто в голове не укладывается!
— Но вот то, что вы… п-переодевали… я даже п-представить не могу…
— А не надо представлять, София, — перебивает он. — Не надо. Знаешь, еще Сенека говорил: «Воображение доставляет нам больше страданий, чем действительность».
Как мило! Ещё и Сенеку приплёл.
— Всё понятно, — бормочу я. — В таком случае, спасибо за помощь, можете ехать домой.
— Благодарю за разрешение, но я, пожалуй, задержусь, пока тебе не станет лучше.
У меня вырывается нервный смешок.
— Неужели? Это что — такой способ извиниться?
Выражение его лица мгновенно становится жестким.
— А тебе нужны мои извинения? Или моя жалость?
— Нет!
— Вот и я так думаю. Кстати, чуть не забыл: пока ты не поправишься, будешь делать то, что я скажу.
Чего? Я едва не задыхаюсь от возмущения.
— Это мой дом! И мои п-правила!
— Пока я здесь, правила будут мои.
Кажется, я всё-таки оказалась в аду — в аду мужского шовинизма.
— В-вот, значит, как! Пользуясь моим б-бессилием… — губы начинают дрожать, а глаза помимо воли наполняются слезами.
— Ну начина-а-а-ется, — перебивает он с раздражением. — Знаешь, в чём твоя главная проблема, София? Сейчас объясню. Ты производишь хорошее впечатление на людей. Выглядишь доброй и милой девушкой. Возможно, и сама веришь, что ты такая. Но разве это правда? Нет, нет и еще раз нет! Просто ты выбрала удобную тактику — сначала делаешь что-то не очень хорошее, а потом себя же выставляешь жертвой. Ах, это страдальческое лицо, эти надутые губы, эти глаза, полные слез… Ты, конечно, можешь сейчас заполнить соплями всю квартиру, но мой тебе совет — прекращай играть в жертву. Ты — не жертва. И пусть другие видят в тебе нежную ромашку, но не я. Я вижу человека, который поставил цель… и ни перед чем для достижения своей цели не остановится.
Последнюю фразу он произносит, глядя куда-то в сторону. Проследив за этим взглядом, я замечаю, что он направлен на фотографии Богдана, которые стоят на прикроватной тумбочке.
Я хмурюсь, и собрав все силы, отворачиваюсь к стене — настала очередь Майера общаться со спиной.
— Уходите.
— Ну вот, что я говорил? Мисс ван дер Лейден обиделась. Только я тебе нужен и ты это знаешь. Так что хватит капризов. Сейчас я приготовлю чай, а потом привезут еду, и ты поешь.
Он уходит на кухню и начинает там чем-то по-хозяйски греметь.
Внутри всё кипит от гнева. Так хочется устроить скандал! Но затем я начинаю размышлять над его словами. Вообще-то — да, он мне нужен. Как бы плохо я к нему не относилась, он мне нужен для того, чтобы подобраться к Богдану.
Ну а поскольку я — «человек, который для достижения своей цели ни перед чем не остановится», значит, какое-то время придётся играть по его правилам.
Пытаюсь сосредоточиться, но мысли разбегаются, как тараканы при ярком свете.
Во-первых: ну как не думать о переодевании? Это же настоящий кошмар (который будет преследовать меня всю жизнь).
Во-вторых: квартира. Я не впускаю в квартиру незнакомых людей, а сейчас она превратилась в проходной двор. И если я до сих пор ничего не подцепила, так могу подцепить теперь.
В-третьих: здоровье. Что со мной стряслось? Не простуда и не отравление. Может ли такое произойти от переутомления или от нервов? Майер так и не договорил, но продолжать с ним беседу нет никакого желания. Мне вообще его присутствие ужасно неприятно — это последний человек на свете, которого я бы хотела видеть в своём доме.
Подумав об этом, некстати вспоминаю, какое всё вокруг старое. Кроме дивана в зале — после бабушкиной смерти я купила новый. А в остальном… сервант порыжел, обои рядом с батареей пошли пузырями, на кухне отвалился кусок плитки.
Никак не решусь на ремонт. Мысли о толпе незнакомых людей, о грязи, о беспорядке наводят ужас. Но сейчас мне стыдно за свою старенькую квартиру, а потом стыдно за свой стыд. В конце концов, Майера сюда никто не звал. И никто не заставлял оставаться.
Однако я догадываюсь, почему он так поступил — видимо, чувствует вину. А еще слишком любит всё контролировать. Хорошо бы повернуть это себе на пользу: например, разузнать новое о Богдане. Только пока я так слаба, что ни один коварный план в голову не приходит.
Тем временем Майер снова подходит к моей кровати:
— Чай готов.
Я медленно переворачиваюсь на спину и вижу в его руках поднос с кружкой. Он ставит поднос на подоконник, а потом наклоняется и — я и глазом моргнуть не успеваю — одной рукой приподнимает меня, а другой взбивает подушку.
— Ч-что вы делаете! Н-не трогайте меня! — я возмущённо хлопаю его по руке, но Марк не обращает на это никакого внимания — усадив меня в кровати, молча ставит поднос на колени.
Я хмурюсь, осторожно беру кружку в руки и принюхиваюсь.
— Что это за чай?
— С малиной.
Я морщусь.
— Такое не люблю.
— А почему в холодильнике банка с вареньем?
— Варенье люблю, но не в чае. Сделайте мне обычный зеленый чай с мятой без сахара.
На лице Майера появляется такое выражение, словно я послала его на чайную плантацию в Китай. Или словно он меня туда сейчас пошлёт. Однако он не говорит ни слова — просто забирает поднос и опять уходит на кухню.
В этот момент я вспоминаю: он что-то говорил про еду («скоро привезут еду»?).
Кто привезет, откуда привезёт? Еще одна проблема на мою голову.
Я ем только то, что приготовила сама. Конечно, Майеру об этом знать не надо, но если он и правда заказал где-то еду, придётся что-то придумывать.
Через пять минут Марк приносит зеленый чай. Пью его маленькими глотками, а Майер тем временем берет со столика один из приборов и начинает вертеть в руках.
— Приедет врач, осмотрит тебя еще раз.
— Ч-что? — я вздрагиваю и едва не роняю кружку. — Нет! Я не хочу! Сами же сказали, что анализы в норме.
— Но…
— Нет! — на глаза опять наворачиваются слезы. — Хватит! Никаких врачей! Хватит меня мучить! Лучше уж умереть, чем…
— Да кто тебя мучил, мученица? Чего ты сочиняешь?
— Оставьте меня в поко-о-о-е…
— Наша песня хороша, начинай сначала! — Марк направляет прибор мне в лоб. Теперь я догадываюсь — это инфракрасный термометр. Посмотрев результат, он откладывает термометр в сторону, забирает кружку с подносом и ставит всё на подоконник. — Ладно, София. Возможно, врача не будет. Но чтоб больше ни звука от тебя, понятно?
После этого он берет меня за запястье и надевает на указательный палец новый прибор.
— Ч-что это?
— Не твоё дело. Лежи молча.
На приборе появляется число: 98.
Третий прибор — я точно знаю — тонометр. Марк измеряет мне давление и возвращает тонометр на место.
Снова хочется помыться. В крайнем случае — обработать руки.
— Мне… — осторожно начинаю я.
— Что ещё? — он хмурится.
— … надо в ванную.
— Ладно.
Он отбрасывает одеяло и поднимает меня с кровати — даже пискнуть не успеваю. Приносит в ванную и ставит около раковины:
— Пять минут максимум. Дверь не запирать.
Оставшись одна, смотрю на себя в зеркало. (Лучше бы не смотрела). Нахожу расческу, кое-как привожу в порядок волосы, умываюсь, чищу зубы. Голова кружится, я с трудом держусь на ногах, но назад всё же собираюсь идти сама: хочу проверить, что творится на кухне и в зале. Краем глаза я заметила, что на диване лежал пиджак, а рядом стояла дорожная сумка, а больше ничего рассмотреть не успела.
