— Я перережу тебе глотку, сосунок, — рычит сквозь сжатые зубы Кинг-Конг. — Сладких снов, блондиночка. — Его лицо искажает ублюдский оскал. Я шагаю ближе к негру и, показав средний палец, плюю ему в ноги.
— Белобрысый! — орет надзиратель. — Давай на место, щенок.
Медленно ковыляю до камеры и, пошатываясь, захожу внутрь. Дверь тут же защелкивается на замок, а я заваливаюсь на койку и понимаю, что такой усталости не испытывал ни разу в жизни. Вот оно — новое начало моей «триумфальной» жизни. Но, по крайней мере, я отстоял свое место под солнцем. Чертов Раймон, надеюсь, ты успеешь вовремя вытащить меня из этого ада. Ведь если потребуется, я отгрызу ублюдкам еще не одно ухо. Пора выпускать своего внутреннего демона.
***
Противное скрежетание прорезает мой еще сонный слух. Я с трудом поднимаю тяжелую голову и заплывшими глазами всматриваюсь, откуда исходит шум.
— Вставай, белобрысый, к тебе посетитель, — говорит надзиратель и напоследок мудак со всей силой бьет палкой по клетке, отчего острый звон болезненно просачивается в затуманенное сознание.
Захожу в комнату для свиданий и встречаюсь с полным ужаса взглядом Эстер.
— Господи! — прикрывает она рот руками.
Зачем этот идиот, привел ее сюда?
— Эс, все нормально…
— Нормально?! Вы два идиота! Господи, — снова начинает реветь, — что они с тобой сделали?! — Она мечется по комнате, словно разрываясь от безысходности. — А вы?! — Глаза горят праведным гневом, когда моя приемная мать бросается в сторону надзирателей. — Ублюдки, вы допускаете все это!
— Замолчи, Эстер! — Раймон едва успевает ее оттащить.
— Ты видишь, что они сделали с моим мальчиком?! — отталкивает она мужа и, вытерев слезы рукавом, надевает на лицо маску безразличия. — Я сегодня же заберу детей, и домой мы вернемся только тогда, когда ты вернешь туда Явора! — Она направляется ко мне. — А ты… ты сильный, Явор! Ты боец! Помни это! Ты сможешь все преодолеть, не забывай о том, что мы тебя любим и всегда ждем домой.
Ее глаза снова заполняются слезами, и она обнимает меня, хотя знает, как я этого не люблю, но ей это позволительно. А затем незамедлительно уходит, не удостоив своего мужа даже взглядом.
— Присядь, — устало просит Раймон.
Я хромаю до стула и, шипя сквозь зубы, опускаюсь на него. Сегодня болевые ощущения умножились во сто крат.
— Смотрю, друзей ты себе уже нашел?!
— Как видишь, — отвечаю безразлично.
— Явор, послушай меня внимательно. Через год я вытащу тебя. Постарайся только не нарываться на неприятности, — окидывает меня взглядом, — хоть это будет и проблематично…
— Я думаю, сатана вытащит меня раньше, и мои мучения закончатся.
— Я знаю, что тебе нелегко…
— Нет! Ты не знаешь!
— Я приложу все усилия, чтобы обеспечить тебе защиту, пока не вытащу отсюда!
— Засунь эту защиту себе в задницу! — встаю из-за стола и скрещиваю руки за спиной, давая понять надзирателям, что пора меня выводить.
— Явор!
— Поговорим через год, Раймон! Не приходи больше!
От его обещаний мне ни холодно, ни жарко, а вот то, что меня всего ломает, начинает всерьез волновать. Я слаб и уязвим. А здесь это недопустимо, если человек хочет выжить.
Возвращаюсь к себе в камеру, без сил заваливаясь на койку, но выдохнуть и расслабиться не успеваю. Звонкий звук сигнализации заставляет меня подорваться с кровати. Шум подкованных ботинок и крики надзирателей раздаются по всем этажам. Я медленно подхожу к решетке и, свесив руки через решетку, просовываю голову в проем.
— Еще один самоубийца, — раздается голос из соседней камеры. Я поворачиваю голову в сторону собеседника. Татуированный мексиканец подходит ближе. — Каждый день здесь кто-то сводит счеты с жизнью. А ты, я смотрю, крепкий орешек, — скалится, оголяя два золотых зуба. — Пауло, — протягивает руку, но я не отвечаю ему рукопожатием.
— Явор, — бросаю сухо. Парень поджимает губы и убирает руку.
Наш диалог прерывают приближающиеся шаги и шорох, будто тяжелый мешок тащат по земле. Так и есть. Два надзирателя волокут за ноги тело. Мужчина так сильно избит, что его опухшее лицо невозможно рассмотреть из-за множественных ссадин и синяков. Внезапно они останавливаются напротив моей камеры, а худощавый тюремщик с блядскими усиками, делает шаг ко мне навстречу.
— Слышь, белобрысый, не вздумай и ты подвесить свои яйца, мне сегодня и с этим дерьмом, — пинает тело, — хватит возни.
— Да ладно, Керн, на одного дрочилу меньше будет. Тем более этот больно проблемный, — плюет в мою камеру второй надзиратель с торчащими из-под кепки грязно-рыжими волосами.
Я нервно сжимаю губы и растягиваю их в неприятной улыбке. Слова Раймона о хорошем поведении еще слишком свежи в памяти, чтобы косячить, и я сдерживаю порыв послать их.
— Ссышь?! Правильно педрила, сиди и не высовывайся. Ты мне сразу не понравился, говноед. — Дубинка прилетает по моим рукам, и я отскакиваю от решетки, сдерживая мучительный стон и зажимая руки коленями, чтобы приглушить боль. — Понарожают отморозков, а нам возиться с ними. — Бросает на меня брезгливый взгляд и догоняет своего компаньона. А потом они уходят, волоча за собой безжизненное тело.
— Они специально провоцируют. Самые ублюдочные надзиратели — Керн и Коди. Эти никогда не прерывают драки, допуская убийства заключенных. Всегда провоцируют, а если реагируешь, избивают и отправляют в карцер. Один мужик просидел там полгода, в итоге двинулся. А еще, когда звучит такая сирена, они никогда не успевают предотвратить суицид, и это тоже, как ты уже понял, не случайность. Они испытывают к нам ненависть. А ты попал сразу в число их любимчиков, так что будь аккуратней… сосед, — усмехается золотозубый.
— Спасибо.
Подхожу к стене с маленьким окошком под самым потолком, сквозь которое в конуру попадает солнечный свет. Вроде такой же, как и на свободе, но в то же время его застилает невидимая дымка, забирая жизненную энергию, а у меня еще и надежду обрести свободу. Гребаный эффект бабочки[1]. Если бы я не затеял игру с белой стервой, не замечая очевидных вещей, меня бы тут не было. Потому что, блядь, надо было головой думать, а не членом! А эти синие глаза с первой встречи вызывали у меня взрыв тестостерона. Сука, даже сейчас я бы трахнул ее, прежде чем придушить. Кейси Холл, я найду тебя. Мы обязательно встретимся, чертова синеглазка. Ради этого я буду паинькой и помогу Раймону вытащить меня раньше.
[1] Эффект бабочки — термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем: незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия, в том числе и совершенно в другом месте.
10
Спустя два дня. Столовая
Сегодня я более спокойно осматриваю обстановку в столовой и замечаю группировки. В одном углу сидят черные, а в другом белые. С первыми у меня дружба сразу не задалась, и к великому сожалению, их здесь подавляющее количество. Хоть я и не расист, но среди заключенных предпочту оказаться в белой банде… против черной. Да простит меня мой друг Масон. Или же придется собрать свою группировку. Думаю, найду сторонников, которые не поддерживают расовое насилие. В этих бетонных стенах действуют первобытные законы, а в джунглях, как известно, выживает сильнейший.
— Ну как ты, юнец? — озабоченно хрипит старик, отрывая меня от наблюдений. — Выглядишь не очень.
— Уже лучше, дед, — сухо отвечаю ему.
Самочувствие немного улучшилось, потому что я все-таки решился принимать лекарства, иначе мне пришел бы конец, как пояснила медичка. Перелом без осложнений, но около месяца придется ходить с эластичным бинтом. Зато боль уменьшилась, и движения не приносят сильного дискомфорта. А вот внешне я цвету как фиалка, или какой там цветок можно охарактеризовать фиолетовым свечением. Не говоря уже про мои заплывшие глаза.
