у меня ребенка отняли! Не могу я до вечера ждать, я и минуты ждать не могу.
Выпалила, и я думал, что заплачет снова, в голос зарыдает, а Вера просто выдохнула шумно. И устало, будто сто жизней прожила, уткнулась мне в грудь лицом. И сейчас я ни о чем и думать не могу, только о ней, о ее близости, которая ломает меня.
И в чудовище превращает. Нутро скручивает, хочу и обнять, успокоить Веру, и оттолкнуть, пусть вечером приходит. Или завтра, или через неделю.
Поиграть с ней, она сама тоже видит, как действует на меня, и играет, так почему я не могу?
— Владислав Евгеньевич, нам пора, — финдиректор кашлянул, привлекая внимание.
А я головой покачал. Не могу уйти сейчас, хотя планировал именно это.
Слабак.
— Вера, отец уехал на десять дней. В Москве он. И тебе точно помогать не станет, с чего бы?
— Да, с чего бы? — нервно рассмеялась она, и подняла на меня лицо, а глаза сумасшедшие.
Дикие глаза, а в них целый океан.
— Идем со мной. Что случилось? И почему ты ко мне явилась за помощью? — спросил, заведя ее в лифт. — КО МНЕ, Вера, а не к кому-нибудь другому. Так уверена, что помогу?
Отпустить ее от себя не могу, и снова притягиваю, как жалкий помешанный лох. И снова мысли отключаются, да и вопрос мой идиотский — разумеется, Вера все знает обо мне. Можно вести себя как конченная сука, можно сестру мою убить, и признание это в лицо мне бросить, швырнуть ключи от машины в кусты, а затем прийти, и на груди плакать.
И я помогу, куда денусь?!
— Мне не к кому больше идти, — просто ответила она, и горько это прозвучало, безнадежно. — Я решила больше не прятаться, документы восстановила, и Поле тоже свидетельство оформила. А домой явились эти — полиция, опека. Сказали, — Вера задыхается, ей или слов, или воздуха не хватает, или жизни. Вывожу ее из лифта, и как маленькую, за руку, веду к себе в кабинет, — сказали, что я голодом дочь морила, что била ее. Младенца била, будто я совсем тварь! И грязно у меня, и вообще… забрали, а я умру без нее, Влад, просто умру!
А я хотел, чтобы ей больно было, и вот, Вере плохо. Она страдает, а мне легче не становится. Может, потому что мало? И стоит, и правда, выгнать ее вон, и наказать именно этим?
Ей ведь не к кому идти, разве что к тому, с кем трахалась, и от кого родила.
— Просто так детей не отнимают.
— Хоть сейчас сволочью не будь! — всхлипнула она. — Что угодно про меня думай, но дочь свою я бы никогда не обидела. Да и чужого ребенка тоже. И допустить, чтобы Полина в этой системе оказалась, я не могу. Я… ты прав, наверное, я плохая мать, и со мной что-то не так, но я стараюсь. Я правда стараюсь, Влад. Так не мучай ты меня, и просто помоги. Виноградова Полина Павловна — так ее зовут, сделай звонок, и пусть ее вернут!
И снова приказ, Вера не просит, а требует.
Вера — это Вера, и никогда она не изменится, черт бы ее побрал.
— Думаешь, у меня есть связи в опеке? Я — бизнесмен, а не чиновник. И помогать тебе я не вижу повода, — ответил ей, злясь на самого себя.
Что на слезы ее ведусь, на боль.
Что я сам не лучше Веры стал, а до встречи с ней таким не был, сейчас же в ублюдка превратился, под стать ей.
— Ты можешь, я знаю, ты все можешь, — нервно зашептала она, и надавила на мои плечи, вынуждая опуститься в кресло. А сама на колени мне села — осознанно, или в порыве своего извечного безумия. — Прости меня, Влад. За все прости, я солгала насчет Ники…
— Я говорил, чтобы ты не произносила ее имя! — снова злость проснулась, и я руки ее оттолкнул — вечно Вера врет, даже сейчас играет.
— Нет, нет, послушай, — она ладонь к моим губам прижала, и сама ближе придвинулась. — Это несчастный случай, я сказала, что убила ее, чтобы тебя позлить. Ника упала, с потолка начали падать обломки, конюшня ведь старая, а я вытащить ее хотела. Не убивала я твою сестру, клянусь тебе, не убивала! Ты должен мне верить, ты должен мне помочь, Полина — она же…
— Хватит! — оборвал ее, обхватив за плечи.
Встряхнул грубо, с новой силой за вранье ненавидя — Вера за идиота меня считает? За кретина? Несчастный случай, конечно, именно поэтому она ни психологам, ни полиции не рассказала, а врала, что не было ее с Никой в тот день. И следы от рук, и толкнули сестру — я читал отчеты.
— Но я же…
— Заткнись, про Нику я больше не стану слушать. Еще слово о ней, и я сам выволоку тебя на улицу, ясно? — сдавленно прорычал, и в противовес своим словам прижал ее к себе так крепко, как только мог.
Сглотнул тяжело — от ее близости голова кружится, рот наполняется слюной, я хренов наркоман, я просто жалкий наркот. Надо выпить, и решить, чего я хочу, пока я могу соображать.
— Хорошо, про нее больше ни слова. Но… ты ведь хочешь меня, так? — Вера отодвинулась от меня, и прямо в душу заглянула, уничтожая своими словами — разумеется, она знает, как на меня действует. — Если тебе это нужно, я буду спать с тобой. Что хочешь можешь творить — ты, друзья твои, партнеры, или кто скажешь. На все согласна, на что угодно. Распоряжайся, Влад, я — твоя, только дочь мне верни. Больше мне предложить нечего.
Если Влад откажется — я его убью!
Или закричу, разгромлю его безликий кабинет. Сделаю что-нибудь ужасное, но он должен согласиться, должен мне помочь. Я ведь готова, за все платить нужно, я знаю это — жизнь научила. И вины за собой чувствовать не стану, грязной шлюхой от этого не буду, если Влад согласится на подобный обмен.
— Ты поможешь? — спросила, и в глазах его вердикт прочла, прежде чем он ответил.
Влад меня на куски бы разорвал, но он меня хочет. Не самую красивую, не самую умную и сексуальную, но хочет он именно меня. До дрожи, он повернут на мне, и чувство это злое. Это не любовь, а ненависть, и она страсть питает, а раз так — пусть получает, мне
