не выходило. Да и не хотелось, чего уж.
Хотелось думать о ней, представлять, помнить и раз за разом прокручивать в голове их недолгие встречи. Гадать, что она сейчас делает, о чём думает, мечтает. Читает? Или уже пишет свою книжку? Она так смутилась, словно уже начала, и он был героем её романа.
«Господи, как же глупо, — усмехнулся Давид, закрывая глаза и удобнее устраивая голову в кресле. — Бывает же такое — подсесть, как на наркотик, на нелепую девчонку».
На девчонку, что ему надо бы презирать, сторониться, ненавидеть. Дочь заклятого врага. Дочь человека, от которого он хотел оставить мокрое место. Давид заведомо знал, что сделает ей больно, и злился, что она не на его стороне. Что их встреча в его офисе ничему её не научила. Она не сделала выводы, да и вообще, похоже, ничего не поняла.
«Вот дал же бог встретить именно её», — провёл он по лицу рукой.
И сам не знал, что его больше убивало: что она наивная дурочка, или что он… Как же это называется, когда кем-то словно заболеваешь? Куда ни обернёшься — она, о чём ни подумаешь — она, что бы ни приснилось — о ней. Когда никого, кроме неё, не хочешь. Во всех смыслах этого дурацкого слова. Кажется, влюбиться? Если бы он умел любить. Если бы не знал, какое он зло, и сколько горя ей принесёт в любом случае: и если даст и если не даст волю чувствам.
Лучше, если не даст.
С мыслями о ней он и уснул. И проснулся, когда самолёт пошёл на посадку.
Машина, что встретила Давида, была поменьше той, что его провожала. И водитель попроще, погрубее. Да, собственно, и водителем он был лишь потому, что сидел за рулём.
— Ну что там наш клиент? — спросил Давид.
— Дозревает, — ответил тот.
— Дали ему выиграть?
— А то, — хрустнул мужик кожей куртки, почесав волосатую грудь под рубашкой. — Весь день выигрывает. Лишь бы не свалил с выигрышем.
— Этот не свалит, — уверенно сказал Давид. — А уж когда выигрывает, тем более.
— А ты, значит, к финалу представления, Борисович?
— Я так, в сторонке постоять, — улыбнулся Давид.
— А сам, не играешь?
— Не в казино. Не в рулетку. Не на деньги.
— По-крупному? — усмехнулся водитель, снова расчёсывая грудь. — На жизнь?
— Вроде того, — ответил Давид.
— Ну, кто не рискует, тот не пьёт шампанского, — многозначительно заявил тот.
— Знаешь, откуда пошла эта поговорка? Про шампанское?
— А она откуда-то пошла? — удивился мужик.
— А то. С родины шампанского, Франции, конечно. Вина там раньше имели свойства взрываться. Так что спуститься в погреб за бутылочкой шампанского было то ещё испытание. В подвалы ходили в специальных защитных костюмах от осколков. А сомелье того времени часто были без пальцев или без глаза. Очень опасная была профессия.
Водитель заржал.
— Откуда ты всё это знаешь, Борисович?
— Просто знаю и всё, — пожал плечами Давид. И обрадовался, что они уже приехали.
Стилизованное под огромный особняк в колониальном стиле казино сверкало огнями, манило лёгкими деньгами, поражало календарём событий.
Давид на несколько секунд задержался у афиши: живая музыка, известные группы, розыгрыш призового фонда в пять миллионов.
Ярослав Квятковский сидел там, где Давид и ожидал его увидеть — за игорным столом. Рядом с ним штабелями высились разноцветные фишки. Сверкала грудью полуобнажённая девица. Подносили бокалы с бесплатной выпивкой проворные официанты.
Вице-президент «КВ-банка» был пьян, возбуждён и навеселе. Он, не стесняясь, лапал девку. Швырял, не глядя, фишки. Глотал дорогой скотч, не чета тому, что делал его папаша, хотя здесь, возможно, Давид был предвзят, бурбон у Квятковского был неплохой. В общем, Яросу, который с детства не выносил сокращение Ярик, только Ярос, сильно фартило, он был в ударе.
Давид едва заметным кивком поприветствовал своих людей, дал знать управляющему, что он приехал. И пошёл в один из ресторанов.
Треску в соусе мисо и говяжьи рёбра с мухоморами (и ведь, без шуток, с мухоморами) он предпочёл печальному зрелищу, что должно разыграться в игровом зале с минуты на минуту.
— Давид Борисович! — поприветствовал Гросса бренд-шеф, лично вынеся блюдо.
— Как дела, Илюх? — кивнул бородатому дядьке в белом поварском кителе Давид.
— Всё отлично, Давид Борисыч, — козырнул тот. — Работаем. Развиваемся. Пятый ресторан недавно открыли. Вы к нам надолго?
— Так, на вечерок.
— Ну тогда, удачи!
— И тебе, Илья, — улыбнулся Давид.
Когда-то Давид сильно его выручил — помог выучиться, дал денег на первый ресторан. Но деньги и помощь — ничто, если человек ничего из себя не представляет, ничего не хочет и ни к чему не стремиться — в этом Давид убеждался неоднократно. Ты ему хоть ключи от банка вручи, как вручил сыну Эдуард Квятковский, а тот как был пустым местом, так и остался.
Мягкая классическая музыка в ресторане создавала спокойный философский настрой, но на четырёх экранах, что показывали игровой зал, Давид видел, как Ярослав Квятковский пошёл ва-банк и… в пух и прах проигрался.
Неверие, что это произошло, потом ступор, за ним отчаяние — три стадии принятия неизбежного тот прошёл за пару минут. На четвёртой в гневе пытающегося разгромить казино, Ярослава вывела из здания охрана.
Давид бы предпочёл слёзы, а не злость. Но говорят, люди, что не понимают разницы между добром и злом, не умеют раскаиваться.
— Сколько? — промокнув салфеткой рот, закончив еду, спросил Давид.
Управляющий молча положил ему на стол записку с суммой, что оставил папенькин сынок в игорном заведении, отчасти принадлежавшем «ТОР-Групп». Люди столько денег за несколько жизней не зарабатывают, и уж точно не берут в долг, когда приезжают играть.
Давид кивнул, посмотрел на часы.
Его самолёт в обратную сторону отправится точно по расписанию.
Ночь была долгой. А следующий день ещё дольше.
С утра Алекс чувствовала себя скверно. Словно отравилась. Есть не хотелось, от запаха кофе мутило. Она переживала за отца, плохо спала, весь день тщетно пыталась дозвониться Ярославу.
— Где же ты, сволочь? — очередной раз бросив на стол трубку, досадливо поморщилась она.
«Когда я тут разгребаю говно, которое он нам подложил, и пытаюсь найти выход, засранец наверняка завис у какой-нибудь девицы», — сделала вывод Саша, тем более это случалось с ним не в первый раз.
— Чтобы тебе там икалось! — выругалась она.
Но просидев весь день за компьютером, выход нашла.
Дождавшись, когда отец освободится, она изложила ему свои доводы.
— Папа, это единственный способ — сыграть на опережение, — стояла Саша перед
