отцом, восседающем в своём большом кожаном кресле. — Извиниться, объяснить, что был технический сбой, изъян системы, ошибка в программе. По сути, умышленная, но по факту — это нарушение правильной работы программы. Можно сказать, что сбоило в обе стороны — у кого-то списывались деньги, кому-то засчитывались лишние, но мы устранили проблему. И помимо возмещения расходов пообещать уступки, повышенную процентную ставку по накоплениям, сниженную по переводам — что-то, ради чего клиенты и выбирают «КВ-банк».
— Ты понимаешь, каких затрат нам это будет стоить? — недовольно хмурился отец, развалившись в кресле и сцепив на выпирающем животе толстые волосатые пальцы.
— Я знаю, я посчитала, — развернула к нему Саша ноутбук. — Но либо это, либо ничего совсем. Можешь сразу объявить себя банкротом, не дожидаясь, пока Давид Гросс выполнит свои угрозы.
— Может, мне просто выйти на площадь, обваляться в смоле и перьях и прилюдно себя поджечь? — хмыкнул отец.
— Можешь сделать и так, если это тебе проще, чем нанести личные визиты и принести извинения… — Саша запнулась, думая, как же помягче озвучить цифру, — нескольким десяткам клиентов.
— Скольким? — вытаращил глаза отец.
— Тех, о которых знает Давид Гросс, ты сказал, семь. Но на самом деле их больше тридцати. Я просмотрела все счета — мы не работаем с физическими лицами и компания с небольшим уставным капиталом, остальных компаний немного, несколько тысяч. Но Ярослав явно наращивал аппетиты, и возможно, скоро они бы понадобились ему все. А возможно, он чередовал клиентов, которых обворовывал, чтобы не сильно бросалось в глаза. Но что махинации на лицо — отрицать бесполезно.
— С-с-сука, — выдавил отец сквозь зубы и, скрипнув креслом, наклонился к столу.
— Не подадут в суд эти семь, рано или поздно заметят утечку средств остальные. Если сейчас ничего не сделать, рано или поздно ты потеряешь банк.
— Мы, — ответил отец. — Мы потеряем, не я.
— Мы, — кивнула Саша. — И, может, часть клиентов, от нас и отвернуться, закроют счета и уйдут, но это важно — уметь признавать свои ошибки, люди не пинают раскаявшихся, а значит, часть клиентов останется. Конечно, ты потеряешь часть прибыли, и при худшем сценарии даже потеряешь банк, но зато сохранишь хотя бы винокурню, — привела Алекс последний, самый важный аргумент. — И Давиду Гроссу больше нечем будет тебя шантажировать.
— Давид Гросс придумает что-нибудь другое, — устало вздохнул отец. — Помнишь, я говорил, что он не остановится, пока меня не уничтожит? Честно говоря, я сказал это для красного словца, но, видимо, напророчил. Чем ты его оскорбила?
— Я?! — опешила Саша.
— Ну а кто? Я понятия не имел, кто такой Давид Гросс ещё пару месяцев назад, а потом он приходит и требует всё, что у меня есть. Мою дочь, мою винокурню. Угрожает моему сыну.
— Может, дело как раз в этом. Что твоего сына предупредили, но он не остановился, и ты ничего не сделал?
— Ты что себе позволяешь? — поднялся из-за стола отец.
Огромное кожаное кресло мягко отъехало, когда отец вырос из-за стола грозовой тучей.
— Я?! — повторила Саша. — Вообще-то, я пытаюсь спасти твой банк, — умышленно сделала она упор на «твой», хоть минуту назад отец и настаивал на «наш». — Твою винокурню. И твоего любимого сына. Но раз моя помощь не нужна, пожалуй, я сделаю то, что и собиралась: уйду.
Он её всё же достал. Вчера ей стало отца жалко, Саша дрогнула, пыталась помочь, найти выход, но раз ни её помощь, ни она сама неугодны — ничего нового, — делать ей здесь нечего.
— Куда это ты уходишь? — хмыкнул отец.
— Не всё ли равно, — развела она руками. — Куда-нибудь подальше от тебя, твоего банка и твоего сына. Ты дал мне время подумать, и я подумала. Мне не нужно место вице-президента. Ни временно, ни постоянно, никак. Я не хочу иметь ничего общего с твоим банком.
— Видимо, кроме кругленькой циферки на счету в нём? — усмехнулся отец.
Саша с утра ничего не ела — её мутило. Затылок ломило — она весь день, не разгибаясь, сидела перед монитором. Глаза болели, в них словно насыпали песка. Плечи затекли. Спина ныла. Она едва стояла на ногах от усталости — выслушивать обвинения отца, спорить с ним у неё не было ни сил, ни желания.
— Эти деньги оставила мне мама, ты не положил на этот счёт ни копейки. И я с радостью закрою его в твоём банке, пока он не вылетел в трубу. Прямо сейчас.
Захлопнув ноутбук и прижав его к себе, она уже дошла до двери, когда кое-что вспомнила.
— И кстати, Давид сказал, что личные счёты у него к тебе. Не ко мне, не к твоему сыну — к тебе. Так что напряги память и вспомни, где пересеклись ваши пути. Уверена, таких людей, через которых ты перешагивал, не задумываясь, было много за твою долгую жизнь.
— Давид, — передразнил отец. — И давно ты зовёшь его Давид? С того дня, как он тебя трахнул? Или, может, вы трахаетесь с ним по сей день?
— Может, и трахаемся, тебя это не касается, — Алекс с грохотом захлопнула за собой дверь.
Ты ничего не знаешь о своём отце и своём брате… — стояли в ушах слова Гросса.
Что бы он ни имел в виду, она правда ничего не знала ни о том, ни о другом. И больше не хотела знать.
— Сергей Владимирович, — обратилась она к одному из старших сотрудников в зале.
— Слушаю, Александра Эдуардовна, — с готовностью повернулся мужчина.
Саша озвучила ему своё желание закрыть счёт.
— Э-э-э… ваш личный счёт?
— Мой личный, — подтвердила она, положив на стойку паспорт.
— Одну секундочку, я должен проверить. Впрочем, вы знаете процедуру.
— Да, конечно, — позволила ему Саша щёлкать по клавиатуре, а сама принялась с интересом рассматривать необычную посетительницу у соседнего окна.
— Простите… — делал паузу вежливый менеджер, там, где должно быть обращение, не зная, как назвать женщину в монашеской одежде, в чёрном апостольнике поверх белого платка и просторном чёрном одеянии до пят. — Да, у нас действительно одни из самых высоких процентов по вкладам и высокий рейтинг. Но у нас есть правила и определённые условия. Мы не работаем с частными лицами и…
Саша не слышала, что именно тихим голосом возразила ему женщина. По ответу менеджера она догадалась, что монахиня хотела открыть счёт, видимо, от имени монастыря.
— Простите! — обратила на себя внимание Саша.
— Александра Эдуардовна, — взмолился менеджер, явно потея от возложенной на него нелёгкой миссии, если вы отдадите распоряжение, я, конечно, с радостью сделаю всё, что требуется, но сам, — он
